— Что за дьявольщина!

Эти слова были произнесены еле слышным шепотом, но все же достаточно громко, чтобы побудить Джеральда Уэстолла, секретаря Уильяма де Во, герцога Белкрейвена, покоситься на своего хозяина. Герцог сидел за массивным, украшенным резьбой столом и разбирал ежедневную корреспонденцию. Его очки, к которым он прибегал только для чтения, плотно сидели на длинном прямом носу, когда он в который уже раз перечитывал официальное послание, вызвавшее столь неожиданное восклицание.

Мистер Уэстолл, молодой, высокий, сухощавый джентльмен, при взгляде на которого сразу вспоминаются удлиненные образы с картин Эль Греко, притворился, что вернулся к своим занятиям, однако не переставал думать о герцоге. Что послужило причиной такой несдержанности? Потрясение или злость? Нет, похоже, изумление. Секретарь с нетерпением ждал, когда хозяин обратится к нему за советом, и тогда он выяснит причину столь странного поведения.

Ночь застала Люсьена Филиппа де Во, маркиза Ардена, скачущим во весь опор на украденной лошади по темным, омытым дождем улицам Лондона. Только благодаря мастерству наездника лошадь не поскользнулась и не упала на мокрой булыжной мостовой. Когда кучера встречных карет и кебов посылали ему вслед проклятия, с трудом избежав столкновения, он лишь раскатисто смеялся, и его белоснежные зубы сверкали в свете газовых фонарей. Когда уличный торговец фруктами крикнул: «Дворянское отродье!» — и швырнул ему вслед яблоко, которое он не успел продать, Люсьен поймал его на лету и бросил обратно, да так метко, что сбил с несчастного зеленщика шапку.

Он подъехал к театру «Друри-Лейн» и подозвал болтающегося поблизости мальчишку.

— Постереги лошадь и получишь гинею, — проговорил ему Люсьен и устремился к боковой двери. Главный вход уже был закрыт на ночь.

Босоногий нищий мальчуган вцепился в поводья загнанной лошади, как в последнюю надежду на спасение — что, возможно, так и было.

Маркиз принялся колотить в дверь обломком кирпича, который подобрал с земли, и вскоре услышал шаги привратника.