«Мая 25-го, в 5-ть часов вечера, я распростился с Иркутском. По дороге к Байкалу, называемой Заморскою, минуя городскую заставу, немедленно подымаешься на Крестовую гору, облегающую Иркутск с южной стороны. Кладбище, с тремя каменными церквами, расположенное на сей горе над самым городом, представляет очень хороший вид. Возвышенности от кладбища далее на юг покрыты густым мелким березником и сосняком, от чего весною и осенью много бывает сырости и мокроты…»
Мая 25-го, в 5-ть часов вечера, я распростился с Иркутском. По дороге к Байкалу, называемой Заморскою, минуя городскую заставу, немедленно подымаешься на Крестовую гору, облегающую Иркутск с южной стороны. Кладбище, с тремя каменными церквами, расположенное на сей горе над самым городом, представляет очень хороший вид. Возвышенности от кладбища далее на юг покрыты густым мелким березником и сосняком, от чего весною и осенью много бывает сырости и мокроты. При небольшом труде можно бы сии места превратить в поля или луга, и в обоих случаях город много выиграл бы, получив здоровое и красивое местоположение с сей стороны. Но только что преступите за межу городской земли, вправо открываются холмистые поля и луга, пересекаемые перелесочками и источниками. Пред вами внизу, на правой стороне, разстилается светлая Ангара, усеянная островами.
Сии места, по их прелестному положению, составляют в летнее время лучшее гулянье для горожан. На десятой версте лежит Большая Разводная, село, раскинутое по берегу Ангары. Здесь предел очарования, производимого сплою трудолюбия на хорошей почве. Отселе, чем далее к Байкалу, тем природа становится диче и угрюмее. Дорога более лежит местами болотистыми, неудобными к населению. По левую сторону тянутся горы, покрытые хвойным лесом. Из их падей вытекает множество речек и ключей. Вправо синеется Ангара, омывающая подошву противоположных лесистых гор, круто спускающихся в ее воды; с сего места до Байкала левый берег совершенно необитаем.
На двенадцатой версте второго переезда, при реке Тальце, находится стеклянный завод, на котором делают еще фарфоровую и фаянсовую посуду и ткут в небольшом количестве солдатские сукна. Виденные мною образчики фарфора изрядны. Глазурь на фаянсе желтоват и темен. Стекло и белое и зеленоватое средней доброты. В такой стране, где фарфор, фаянс и стекло получаются из столиц, или с Макарьевской ярмарки, подобное заведение обогатило бы содержателя, если бы он, сообразуясь с силами, устремил внимание к усовершенствованию одной которой либо части.
Уже в три часа утра я приехал в Никольское зимовье, бедную деревушку, лежащую на берегу Ангары. Деревянная церковь, построенная для проезжающих, совершенно обветшала. Здесь есть небольшая пристань, в которой суда, плавающие по Байкалу, останавливаются на зимовку, пли для починок. Пятью верстами далее приезжаете к Лиственичному зимовью, которое расположено по узкому каменистому берегу Байкала, подле высоких гор, покрытых листвиничным лесом. Зимовьями называются здесь одинокие избушки, построенные для временного приюта зимою в необитаемом месте, но ныне и целые селения, заведенные на таковых местах, удерживают названия зимовьев. В Лиственичном находится этапный дом, почтовый двор и до десяти обывательских домиков. Местоположение не дозволяет жителям заниматься ни земледелием, ни скотоводством. Даже они не имеют огородов, а пропитываются только рыбным и звериным промыслами.
На пространстве между селениями Никольским и Лиственичным Ангара выходит из великого своего водоема, Байкала, перекатываясь через каменные вершины высочайшей подводной горы, соединяющей береговые противоположные горы между собою. Ангарское жерло содержит в себе около двух верст в ширину, но судовой ход лежит на протяжении не более 10 сажень, при глубине достаточной для пропуска больших судов: это подводное ущелье, в 20 саженях от правого берега, называется
Проезд к Туркинским горячим водам
В двенадцать часов утра, оставя Чертовку, я отправился в дальнейший путь. Дорога через станции Кабанскую и Таракановскую лежит долиною, пересекаемою небольшими возвышениями и перелесками. Впереди их с трех сторон синелись горы, покрытые темным хвойником. Селенга извивается около подошвы их, протекая в талинной тени. Прелести юной весны только что начали развертываться по нежной зелени у лугов.
За 10-ть верст до Ильинской слободы находится на берегу Селенги Троицкий заштатный монастырь. Церковь в нем каменная, недавно построенная старанием нынешнего настоятеля; ограда ветхая, деревянная, с такими же башенками по углам. Он остаток тех острожных зданий, в коих некогда казаки укреплялись при покорении сих земель Российской державе. Отсюда до Ильинской дорога лежит ровным лугом.
В шесть часов утра оставя Ильинскую станцию, я проехал девять верст лугом до переправы на правый берег Селенги. Отселе в верх, до самой границы с Монголиею, сия река усеяна островами, которые, по рыхлости берегов почвы, она образует и уничтожает по своему произволению. Недавно в сих окрестностях смыло водою остров, под которым лежало большое плоскодонное судно.
По переправе через Селенгу дорога поворачивает в горную долину на северо-восток вверх по речке Итанце. По берегам ее лежат небольшие, но частые селения, по близости коих паслись стада, а за паствами пестрелись тучные луга. По горным отлогостям зеленели полосы бархатных озимей, а подле них желтели ряды прошлогодней соломы на корню, или чернели отдыхающие залежи
[2]
.
Такая пестрота забайкальского земледелия есть необходимое последствие климата и обстоятельств. До завоевания ее обитали здесь монголы, которые, по удобности для скотоводства более кочевали в близости к воде. По сей причине берега Селенги и речек, впадающих в нее, представляют собою голые степи, а горы доселе остаются покрыты дремучим лесом. Русские поселяне первые начали здесь заниматься землепашеством, и по собственным опытам узнали, что в горных долинах весною сильные ветры выдувают посеянные зерна, а летом рачние иней побивают хлеб еще недозрелый; по сей причине стали избирать под земледелие места возвышенные. Каждый вновь поселившийся сам для себя разчищает землю, и как почва здесь вообще рыхла и не требует навоза, то каждый делит свое поле на две части, из коих одну засевает, смотря по доброте почвы, от двух до пяти лет сряду, а потом оставляет на несколько лет для отдыха и засевает другую: вот почему здесь невозможно ввести трехпольного разделения полей.