— Время в космосе тянется не по-земному долго. Попросту оно бесконечно, ибо нет ни дня, ни ночи, ничто не заходит и не восходит, все застыло в ледяном сверкании звезд, равно близких и далеких. Можно бесконечно смотреть на циферблат и не найти, однако, смысла в движении стрелок там, где ничего не происходит. Особенно когда ты один, когда на твоем попечении безотказная грузовая ракета. Каждый коротает время как умеет. Сергей Вавилов умел его коротать преимущественно сном, чутким сном матери, отзывающимся на всякий неурочный писк приборов. Остальное не имело значения, сон у Сергея был темным и глубоким. И в этот раз его удивило, что, проснувшись, он не уловил никакого тревожного звука. На всякий случай он открыл глаза. И обомлел: над ним склонилось лицо, и это лицо было его собственным. Он поспешно закрыл глаза. Не затем, чтобы изгнать туманный образ сновидения (ему никогда ничего не снилось), а затем, чтобы сообразить, нет ли поблизости полированной панели, могущей отразить его лицо. Но нет: ни панели, ни зеркала вблизи не было, это он помнил твердо. «Пригрезилось», — подумал Сергей, вновь открывая глаза. На этот раз он увидел не только лицо, но и человека. Сергей вскочил. Неизвестный бесшумно, будто на шинах, откатился и без лишних движений уютно устроился в кресле пилота, его, Сергея, кресле. Одет он был в некое подобие трико, которое наглухо закрывало тело от подбородка до пяток. Незнакомцу трудно было отказать в мешковатости: казалось, что под «трико» была густо положена вата.

— Не пугайтесь, — мягко сказал двойник (Вавилов, однако, заметил, что губы его остались сомкнутыми). — Я ваш друг.

— Как… Как вы сюда попали?!

— Очень просто: сквозь стенку вашего корабля. Вавилов прикусил губу. Сильней, еще сильней. Боль нарастала, но привидение не исчезало.

— Бросьте дурака валять! — взорвался Сергей. — Зачем вы «зайцем» забрались в ракету?