В нижеследующем увлекательном произведении авторы демонстрируют, что, хотя цензура и репрессии существовали и будут существовать всегда и везде, найдутся также и те, кто способен преодолеть любое расстояние, лишь бы произведение искусства не исчезло с лица Земли.
Стемнеет еще нескоро, света должно хватить.
Сэр Эдмунд Тилни,
[2]
страдая от зубной боли и зловония собственного дыхания, стоял у буфета и щедро сыпал в херес песочно-желтые крупинки сахара. Размешав ставший приторным напиток, он отнес его к столу, на котором ждал неопрятный ворох четвертушек листов, разрезанных по сгибам перочинным ножом.
Тилни поставил чашку на пятно солнечного света, пододвинул стул, короткие ножки которого с привычным скрежетом проехались по потертому камышовому половику, и сел. Левая рука тут же потянулась к вину, правая — к сценарию пьесы. Узловатый палец взъерошил листы самой дешевой вержированной
[3]
бумаги от Шпильмана.
Сгорбившись на свету, морщась от каждого глотка, когда подслащенное вино омывало зубы, он приступил к чтению.
Последний лист, исписанный до половины, был перевернут одновременно с последним глотком (нерастворившиеся песчинки заскрипели на многострадальных зубах). Солнечный прямоугольник как раз перетек с края стола на пол. Тилни извлек собственный ножик, очинил перо и — на чистой четвертушке — начал писать необходимый документ. Да, мальчишка Джонсон
[4]
неопытен. Но Том Нэш,
[5]
уж он-то должен соображать.
