В 4591 году Его Величество Акунд Цитрусский милостиво поручил мне исследовать неизвестную область, лежащую к востоку от Предельных Холмов, которые, как утверждал просвещенный археолог Симеон Такер, соответствуют «Скалистым Горам» древних. Этим доказательством благорасположенности Его Величества я был обязан, несомненно, некоторой известности, приобретенной мною вследствие исследований в самом сердце Теневой Европы. Его Величество любезно предложил снарядить большой экспедиционный корпус, который будет меня сопровождать; мне также предоставили наилучшее оборудование на мое усмотрение. Я мог рассчитывать на любую сумму из государственной казны и необходимые научные приборы из королевского университета, какие только могли понадобиться для моих нужд. Отклонив эти предложения как излишнюю обузу, я взял свою электрическую винтовку, портативный водонепроницаемый контейнер, содержащий несколько простых инструментов, письменные принадлежности и отправился в путь. Среди инструментов был, конечно же, беспроводной изохронофон, приемник которого я установил во дворце, в персональной трапезной Акунда. Его Величество неизменно обедал в одиночестве в 18:00 и просиживал за столом шесть часов; я намеревался посылать ему все мои отчеты в 23:00, во время подачи десерта, чтобы он был в курсе событий и смог оценить мои открытия и заслуги перед короной.
В 9 часов 13-го дня месяца Мейдж я покинул Санф-Рачиско и после утомительного путешествия, длившегося немногим меньше часа, прибыл в Болоссон, восточную станцию магнитного метро на вершине Предельных Холмов. Если верить Такеру, в древности это была Центральная Мирная Железнодорожная станция, которая носила имя Германа в честь знаменитого танцора. Профессор Наппер, однако, утверждает, что там находился древний Невраска, столица Кикаго, и географы в целом также придерживаются этого мнения.
Не найдя в Болоссоне ничего, что могло бы меня заинтересовать, кроме прекрасного вида на извергающийся вулкан Карлема, я повесил электровинтовку на плечо, взвалил на спину контейнер с оборудованием и сразу же начал спускаться в дикую местность по восточному склону. По мере моего продвижения, характер растительности изменялся. Росшие на высотах сосны уступали место дубам, ясеням, букам и кленам. За ними следовали лиственницы и деревья, присущие влажным болотистым местностям; наконец, после непрерывного четырехмесячного спуска, я оказался среди первобытной флоры, состоящей в основном из гигантских папоротников, причем некоторые из них достигали целых двадцати
Я отметил, что изменения в фауне пройденной мной области были подобны изменениям во флоре. На верхней части склона водились одни горные бараны, далее я последовательно миновал местообитания медведей, оленей и лошадей. Последнее создание, которое, как были уверены наши натуралисты, давно вымерло и которое, по заверению Дорбли, одомашнивали наши предки, я в большом количестве обнаружил на покрытых травой плоскогорьях, где оно щипало зелень. Животное близко соответствует современному описанию лошади, однако все попадавшиеся мне экземпляры были лишены рогов, и ни один из них не имел характерного раздвоенного хвоста. Эта часть тела, напротив, напоминала кисть из прямых волос, свисающую почти до земли — удивительное зрелище. Еще ниже я наткнулся на мастодонта, льва, тигра, бегемота и крокодила, но все они мало отличались от тех, что кишат в Центральной Европе и были описаны мною в «Путешествиях по забытому материку».
В озерной области, где я теперь очутился, воды изобиловали ихтиозаврами, а по берегам игуанодоны с ленивым безразличием переваливали свои мерзкие туши. Огромные стаи птеродактилей с громадными, как у быков, телами и невероятно длинными шеями галдели и дрались в воздухе, а их широкие перепончатые крылья издавали особое музыкальное гудение — ничего похожего я никогда не слышал. Между ними и ихтиозаврами шла непрерывная борьба, и мне постоянно приходили на ум строки древнего поэта, его великолепное и оригинальное сравнение человека с «первобытными драконами, что рвут друг друга на куски, катаясь в слизи».
