Обмасонивание (СИ)

Бирюк В.

Часть 97. «Хугин и Мунин над миром все время…»

Глава 529

Что-то — куётся. Во тьме. Странное, грозное. Не только во тьме начинающегося волжского ледохода — во тьме моих мозгов. Моей взбаламученной души. Всполошенной, встряхнутой «Киевской догонялкой» в Луках. Резко ударившим в нос вкусом гниющей заживо «Святой Руси».

Хоть бы и зимой, когда «чавкать» да «вязнуть» не в чем, а всё едино — «волчья сыть».

«Сердце безумной тревоги полно»… таки — да.

Глава 530

В меня этот морок, преклонение перед Хотенеем, даже — обожествление его, чувство своей малости, слабости, вбивал Саввушка в Киеве. Вбивал своей палкой, бесконечной безмолвной чернотой космоса в темнице, «Спасом-на-плети»… Об этом «пели» мне окружающие, Юлька и Фатима, слуги, усадьба… Все. Всё показывало тогдашнюю мою… непригодность, ненужность, ничтожность в этом мире. Бессмысленность.

Коллеги! Не надо иллюзий — в мире «вляпа» мы все «бессмысленны». Иначе «Вороны Одина» из разных эпох просто разорвут вам мозг.

Термин «когнитивный диссонанс» не передаёт эмоций, испытываемых попандопулой. Тут нужна клиническая психиатрия. Тихий идиот, мирно пускающий слюни — благолепный результат «переноса». Буйнопомешаный, кидающийся на окружающих с собственными экскрементами в руках и рычанием в голосе в приступе шизофрении — более вероятен.

Глава 531

— Убили! Вечкензу убили!

Ну вот. А вы говорите подшипники… А тут — факеншит уелбантуренный. В фас и в профиль. Попеременно и одновременно.

— Не ори.

Ещё один негожий вестовой. Не матерится, но так орёт… Может, его в «сказочники» отправить? Или к Николаю? Ему громкоговорящие зазывалы нужны?

В каблограмме — ничего кроме самого факта. Нервничать — уже можно, думать — ещё не о чем.

Глава 532

Посидели-подумали. Пленных поспрашивали. Врут. Но — по разному. Выходит, что там, в Сарове — самое кубло. Сотен семь местных и как бы не вдвое больше пришлых. Уже есть или соберётся туда после неудачи здесь, на Теше. Их надо бить быстро. Пока зелёнка не началась, пока по полям да лесам не разбежались. Пока они там, под стук бубнов и погремушек, клянутся как один «умереть в борьбе за это».

А бить их нечем. Большая часть моих воинов ушла ещё по льду с Чарджи на Унжу и в Кострому. Прошлым летом пришлось создавать новые гарнизоны на Казанке и в Свияжске. Надо было укреплять погосты на Илети, Аише и Вятке. Двинские дела мои никуда не делись…

У Саморода — часть людей побили, части ветеранов он… не доверяет. Да и вообще, собирать ополчение когда земля подсыхает и вот-вот пахать…

В здешних местностях почва высыхает куда быстрее, чем смоленские да новгородские суглинки да супеси. Упустишь три-четыре дня оптимума сева — получишь «слёзы». Сперва — редкими тощими всходами на полях, потом, зимой — потоками в голодных селениях.

Взбесившиеся карты могут себе позволить сорвать посевную, для них война — вопрос существования. Ну, и воля богов, конечно. А мне всех выживших придётся кормить. Если эти придурки-фанатики разбегутся — они сорвут сев по всей стране, они будут жечь и грабить все мирные поселения. Во имя своей «великой берёзы». И, конечно, потому что им тоже кушать хочется. Боги-то — волю свою им донесли. А пайки продуктовые — нет.

Глава 533

После взятия Антиохии, страдая от недостатка провианта, отряды графа Тулузского двинулись на юго-восток, к Марре. Боэмунд Антиохийский не хотел уступать сопернику эту важную крепость и поспешил вслед за ним. Осада крепости продолжалась две недели. Город был взят одновременно с разных сторон — норманнами и провансальцами (11 декабря 1098 г.). Его беспощадно разграбили, а население уничтожили.

Рыцарь передаёт: «Где бы франки ни обнаруживали кого-нибудь из сарацин, будь то мужчина или женщина, — убивали». Боэмунд распорядился чтобы жители «вместе со своими женами, детьми и прочим достоянием собрались в одном дворце, что находится повыше ворот, самолично пообещав спасти их от смертной участи». Когда же они собрались там, князь «схватил их и отобрал у них все, что имели, именно золото, серебро и различные драгоценности… Одних он приказал умертвить, других же — увести для продажи в Антиохию».

Такую же жестокость выказал и его соперник Сен-Жиль. Провансальцы превзошли норманнов по части разграбления города: жителей, спрятавшихся в погребах, выкуривали огнем и дымом. Все горожане были перебиты: «Их скидывали со стен города, за стены».

Ибн аль-Каланиси: франки «грабили все, что им удавалось найти, и требовали у людей невозможного».

Вроде бы, понятно. «Все умерли». Типично для Средневековья. Мономах, например, взяв Минск, не оставил в городе ни человека, ни раба, ни скота, ни птицы. О чём и хвастается. Но ряд источников даёт о Марре неординарные, даже для этой эпохи, подробности.

Часть 98. «Здесь ничего бы не стояло. Когда бы не было…»

Глава 535

Что я люблю «делать из дерьма конфетку» — говорил? А что мне цемент нужен — аж горит, а взять негде…? — Ну, так вы уже всё знаете!

Почему «горит»? — Растёт объём кирпичного строительства. Не крепостного или церковного — промышленного, общественного.

Активно идёт «деревянное». Как и во всей «Святой Руси» — почти всё. Из оставшегося, каменного, «почти ничего», в «Святой Руси» гражданских строений — 8 %.

У меня — чуть иначе. Монастырей — нет, крепостей — нет. Погосты и селения «закрываются» палисадами.

Глава 536

Вернёмся к фундаментам. Кроме глубины залегания материка заложение фундаментов зависит от веса опирающейся части.

Глубина фундамента Успенского собора Елецкого монастыря в Чернигове 1.6 м, а его притворов — 1 м. В черниговском Борисоглебском соборе глубина фундамента основного объёма — 2.4 м, его галерей — 1.1 м; в смоленской церкви Ивана Богослова — соответственно 1.2 и 0.9 м.

Очень мелкие фундаменты гражданских построек. У дворцов рядом с Десятинной церковью — 60 и 45 см. Терем в Смоленске — 20–30 см, терем в Гродно — 30–40 см.

Ошибка предков. Фундамент должен быть глубже промерзания почвы. В Курске, Пскове, Смоленске — 1,2 м, Москва, Новгород — 1,4 м.

Глава 537

У извести есть «гидравлический модуль». Высокий модуль — известь «жирная». Низкий — «тощая» или «серая». Из чистого известняка — жирная, из известняка с глинистыми примесями — серая. Такая — схватывается во влажной среде. Её именуют «гидравлической», в отличие от жирной, которая «воздушная».

Русские строители строят на Руси. А не в Каракумах, например. Уже разница во влажности между Степью и Центральной Россией — бьёт по глазам. Из выгоревших степей Донбасса или Таврии возвращаешься в русский лес летом и видишь — джунгли. Всё вокруг растёт, шелестит и размножается. Потому что мокро. Строя в таком климате, необходимо чётко понимать способность раствора к схватыванию во влажной — не в воздушной — среде.

В древнерусских фундаментах, заложенных во влажную почву, нередко используется не гидравлическая, а воздушная известь. Наоборот, в стенах, где гидравлические свойства менее нужны, часто применена гидравлическая известь. Более того, в одном строении на соседних участках стены, находящихся в одинаковых условиях влажности, использована известь от воздушной до сильногидравлической.

Свойство на «Святой Руси» — просто игнорируют.

«Лепили храмы из дерьма не глядя».

Глава 538

Не прошло и года. В славном городе Кельне, в добром крепком доме, что располагался вблизи новых (1160 г. постройки) городских стен недалеко от монастырской церкви св. Пантелеймона, где похоронена императрица Священной Римской Империи Феофано, заменившая в роли супруги Отона Второго изначально предполагаемую царевну Анну, отправленную платой за помощь в жёны Владимиру Крестителю, трижды стукнуло дверное кольцо. Дверь бесшумно отворилась, пришедшего впустили. Никто из посторонних не видел, как у гостя забрали плащ с капюшоном, тяжёлую сумку, пояс с кинжалом, завязали глаза и, поддерживая под руку, повели внутрь.

Запутанные переходы, стёршиеся ступеньки каменных лестниц, привели к толстой, судя по звуку, дубовой двери. После семи ударов молотком старинная дверь, истошно скрипя петлями, отворилась. Гостя провели внутрь. Даже в повязке на глазах он ощутил мрачность большого пустого подземелья. Где-то вдали чуть слышно заиграла свирель. Ей грустно ответила арфа. Легкие покашливания, шёпот, шарканье ног свидетельствовали о присутствии вокруг немалого количества людей.

Повязку сняли, и гость увидел обширное помещение с низким потолком, поддерживаемым толстыми короткими колоннами кроваво-красного камня. Восковые свечи в высоких золотых подсвечниках очерчивали пятно света перед ним. Прямо перед ногами лежал ковёр. С весьма реалистически вышитым открытым гробом в разверстой могиле. Переливающиеся в свете свечей серебряные нити занавесей между колонн, с изображениями мастерков и молотков, линеек и наугольников, отвесов и уровней, звёзд Давида и глаз Гора, ограничивали пространство для ищущего по сторонам взгляда.

Напротив пришедшего, за ковром с вышитой могилой, стояли три резных кресла. Занимавшие их люди, в мертвенно белых масках и расшитых золотом и серебром мантиях с капюшонами, молчали. Наконец, средний из них протянул вперёд правую руку, ладонью кверху, и заговорил:

— 

Брат Фридрих, ты искал встречи с нами, и вот ты здесь.

Глава 539

Старая шутка, услышанная как-то от «Зверя Лютого» за тысячи миль отсюда, добавила уверенности. Фриц почесал, где чешется, раздавил пойманную блоху, и шумно выбил нос.

— 

Брат наш, — начал Великий Магистр вытирая слёзы. Чувство единения, душевного слияния только что охватившее присутствующих, произвело неизгладимое впечатление на пожилого Магистра, заставило прослезится — Хирам, как вы знаете, не умер, но ушёл к Востоку Вечному.

— 

Чего? — удивился про себя Фриц, — Так его ещё и не убили?! Так об чём тогда весь этот сыр-бор? «Нет тела — нет дела». Факеншит! Почему я раньше об этом не думал?