Третий день дороги, сплошные марши: перегоны, перегрузки, перекуры, перекусы, недосыпы и снова дорога. Сегодня очередной перевалочный пункт, мы, гремя сапогами по трапу, выбегаем из самолета и выгружаем ящики. На траве у взлетной полосы уже скопился огромный штабель.

Три дня назад меня, как и весь наш взвод подняли по тревоге и перебросили в соседнюю дивизию. Сказали на крупные учения. Как выяснилось, впоследствии, не очень-то учения, но очень крупные.

Прогнали через мобилизационный пункт, сформировали сводный мотострелковый батальон из солдат, согнанных со всей дивизии и вперед: — марш, ребятки марш, — напутствовал нас старенький прапор, выдававший новенькую форму.

И вот я Марат Забиров дед, разжалованный сержант, спокойно ожидавший дембеля в своем полку выброшен на какой-то аэродром. Сижу на ящике курю в кулак «астру». Бойцы моего батальона, такие же залетчики как и я, работают без особого восторга. Мы еще даже не успели толком познакомиться друг с другом — в дороге нас постоянно перетасовывали. Оно и понятно, больше половины моих новых сослуживцев бывшие банщики, повара, химбатовцы и еще хрен знает кто. А посему начальство и пыталось в дороге определить кого в гранатаметчики, кого в пулеметчики, а кому «снайперку» вручить. Но толка в этих перетасовках не было, какая разница, на какую должность вписывать солдата, если он и оружия в руках не держал.

"Женька! хорош, зависать!" — это нашего взводного лейтенанта Маслова, зовет лейтенант Бобров, знать куда-то пойдем. Я затоптал окурок, и подтянув ремень гранатомета встал в строй.

— По-о-одъем! Через пятнадцать минут всех вижу на улице, — кричал Бобров, — живее трупы, — пинками поднимал он еще не проснувшихся. — Строится перед казармой, уроды, давай-давай, шевели поршнями, — вытолкнул Бобров к выходу очередного едва успевшего одеться солдата.

Наконец наша рота стоит на улице, все молча заправляются и закуривают, чтобы согреться. В утреннем свете вид части, в которой мы ночевали непривычен.

"Шагом марш!", — скомандовали где-то впереди, батальон выдвинулся на аэродром.

Дорога, казавшаяся вчера ночью бесконечной, оказалась не такой уж длинной, поэтому до аэродрома дошли гораздо быстрее и организованнее, чем накануне.

На небольшой бетонной площадке по соседству с боевым вертолетом, уже разложены ящики. Бобров с Масловым выдавали патроны и гранаты солдатам, выстроившимся в очередь к ним. Получившие свою долю тут же набивали патронами рожки и примыкали их к автоматам, обладатели пулеметов деловито заряжали ленты, снайперы приделывали прицелы. Гранатометчики и их помощники, кряхтя и матерясь, прилаживали гранатные сумки с только что полученными выстрелами.

Когда, меня забирали в армию, у военкомата девушка меня не провожала, как многих моих товарищей. После школы пошел в железнодорожное ПТУ, там учились одни пацаны, ну и как говориться не до баб было. Сугубо мужские развлечения после учебы — разборки на заднем дворе «куска», так мы называли между собой наше училище, карты и водка по ночам в общаге. Тогда о танцах я, конечно, не вспоминал, чмошником можно было прослыть, а я естественно этого не хотел. Служба в армии в нашей среде считалась обязанностью "нормального пацана". О патриотизме здесь не было речи, наверное просто это было частью мужского имиджа. Да и в душе каждый из нас завидовал «старшакам» — выпускникам нашего куска, призванным в армию. Когда они приходили в отпуск или на дембель, то обязательно заходили в училище в форме расшитой аксельбантами и увешанной всевозможными значками. Так что когда пришла пора служить, я не стал косить.

Уже поздно ночью колонна прибыла в селение Толстой-юрт, где находилась база. Я проснулся от того, что машина остановилась. Спать было слишком холодно, от долгого сидения в одной позе затекли ноги. Кругом темнота — в проеме тента машины черный квадрат. Остальные тоже зашевелились, тихо в полголоса спрашивали о причинах остановки. Я снова закрыл глаза и постарался поудобнее угнездиться на своем месте, но услышал шаги. Кто-то шел к машине, чавканье сапогов по грязи как-то неестественно нарушало тишину. В машине, сразу все замерли, кто-то тихонько снял автомат с предохранителя.

— Эй, в машине, — прозвучал голос Маслова, — никому из машины не выходить, спите там. Завтра разберемся, что к чему, — приказал лейтенант и пошел к следующей машине.

Поспать так и не удалось из-за зверского холода. От неудобной позы затекли ноги, и болела спина. Ночь длилась, наверное, вечность. Как только рассвело, я постарался встать, чтобы размяться. Но тут же услышал чье-то ворчание.

— Полегче, на ногу наступил, — пробурчал недовольный голос из-под спальных мешков.

Машины, урча двигателями и разбрызгивая грязь, тянулись в Грозный, где шли бои за президентский дворец. Обо всем этом мы еще не знали. А пока я из своего окна смотрел на хмурый кавказский пейзаж, проплывающий мимо: остовы сгоревших танков и БТРов ржавеющих по обочинам дорог. Проехали через

селение, дома заколочены, от некоторых осталось только пепелище. Во дворах грязь, мусор, разбросана сельхозтехника.

Вот перед домом на лавке сидит старик в папахе с белой бородой и посохом. Я уставился на него, все-таки первая местная живая душа, старик сидел прямо, голова гордо поднята. Каким-то образом наши взгляды встретились, мне стало не по себе. "Не дай бог попасть к нему в руки", — подумалось.

Вскоре меня утрясло, и я задремал.

Служить я всегда мечтал в морской пехоте, откуда это желание появилось, не знаю. Вокруг все мечтали попасть в ВДВ, тельняшки, голубые береты, парашюты и так далее. А меня привлекала черная гвардия или черная смерть, как называли морпехов немцы в великую отечественную войну. Видимо, сказались книги, которые мне в детстве читал отец об обороне Севастополя. Правда, судьба не уготовила мне черный берет, хотя в областном военкомате меня зачислили в команду, отправлявшуюся в Калининградскую область, где как я знал, базируется Балтийский флот. А значит, имелся шанс попасть в местную часть морской пехоты.

Проснулся я от того, что кто-то меня растолкал. Вставать было тяжело, мышцы затекли от неудобной позы и холода, да и выспаться не удалось. Взвалив на себя гранатомет и сумку с гранатами, мысленно прокляв их, отправился на улицу. Правда, выйти по-человечески не получилось прямо за дверью я споткнулся и упал.

Это были ноги в камуфлированных брюках, обутые в армейские ботинки. Вдоль, стены лежал покойник. Я взглянул в лицо бедняги.

Голова запрокинута назад, растрепанные волосы в крови, с правой стороны лба, там, где уже начинались волосы, зияла рана. Мальчишеское лицо, на красно-синем фоне лица белеют только глаза, зубы, и осколки костей.

Пока я разглядывал убитого подъехал микроавтобус УАЗ. Выскочили два огромных бородатых парня, больше похожие на боевиков, чем на наших, и в такой же грязной камуфлированной форме, что и убитый. Они подошли к телу завернули его в блестящую фольгу, погрузили в УАЗик и тут же уехали.

"Интересно почему на борту Уазика красный крест? Ему ведь уже не поможешь" — Я проводил взглядам машину и осмотрелся.