Роберт Блох
Коллекционер
Весь этот унылый, темный и тихий осенний день я одиноко колесил на машине под нависшими низко тучами по унылому, темному и тихому деревенскому урочищу, пока в поле моего зрения не замаячил дом Ланселота Каннинга. Дом был прост на вид, и суровый пейзаж вокруг усиливал это минималистское впечатление - голые стволы берез и тусклого цвета трава. Почему-то мне почудилось, что здесь я когда-то уже был раньше, и это ложное узнавание повергло меня в легкое смятение, смешанное с тревогой. Наверное, похожий вид встретился мне на какой-нибудь гравюре в старой книге. Иного быть не могло — ведь минуло всего три дня с тех пор, как я познакомился с Каннингом и получил приглашение посетить его резиденцию в Мэриленде. Обстоятельства, при которых я сошелся с ним, были предельно просты Ц мне довелось посетить библиофильское собрание в Вашингтоне, и с Каннингом меня познакомил общий друг. Случайно завязавшийся разговор уступил место оживленному спору, в ходе которого Каннинг узнал о моем увлечении готическим направлением в литературе — как и о том, что я собираюсь отправиться в длительную поездку без конкретно намеченной цели. Он пригласил меня на день заехать к нему и ознакомиться на досуге с его необычной коллекцией.
— Вижу, у вас с нами много общего, - сказал он мне. - Видите ли, сэр, своей любви к готике я обязан отцу и деду. И в ней, в готике, для меня есть лишь один маяк и безусловный ориентир. Без сомнения, вас заинтересует то, что я собираюсь вам показать - потому как на сегодняшний день я, вне всяких сомнений, являюсь передовым коллекционером творческого наследия Эдгара Аллана По.
Признаться, его признание не впечатлило меня. Я не питал страсти к коллекционированию, да и с рассказами По, этого усатого инфантильного чудака, был знаком весьма шапочно. Но вот сама личность Ланселота увлекла меня - и именно поэтому я не отказался от приглашения. Гостеприимный собиратель сам походил на какого-то персонажа, сошедшего со страниц По - анемичного вида джентльмен с безупречными манерами, изъясняющийся на выспренно-литературном языке. В его глазах горел невротический огонь, тонкие губы были почти бескровны, тонкий нос, темные волосы и резко очерченный подбородок делали его похожим на выходца из викторианского прошлого. Что и говорить, Каннинг заинтриговал меня, и вот я очутился близ его поместья - самого по себе навевающего определенное настроение и образы, идущие рука об руку с мертвой осокой, искривленными сухими ветвями и похожими на темные провалы глазниц окнами уединенного жилища. У дверей, перед самым входом внутрь, я почти ожидал увидеть резные потолки, мрачные гобелены на стенах, паркет из черного дерева и фантасмагорические гербовые трофеи, столь ярко описанные По в «Гротескных историях» и «Арабесках».
Но очутившись в жилище Ланселота Каннинга, я жесточайше разочаровался в своих ожиданиях. Верная как атмосфере ветхого особняка, так и моим собственным чудным предчувствиям, дверь в ответ на мой стук была отворена камердинером, который провел меня сквозь тишину темных и запутанных коридоров к покоям своего хозяина.
Кабинет, куда меня привели, оказался просторным, с высокими сводами. Длинные и узкие окна были прорублены на таком большом расстоянии от черных дубовых половиц, что были совершенно неподступны. Слабые отблески багрового света миновали витражи, давая возможность рассмотреть предметы здешнего убранства достаточно подробно. Стены покрывали темные драпировки, мебель лучилась комфортом и стариной. Были тут и книги, и уголок с музыкальными инструментами - но живости обстановке ничто из этого не прибавляло.