— Заткнитесь и уберите свою пачкотню! — Павел Тимофеевич перевел взгляд с гудящего, словно улей, оркестра на партитуру. — Играем с тридцать четвертой цифры. И попрошу без сюрпризов.

Аля быстро искоса посмотрела на сидящую справа Ленку. Лицо у той было бледным, утомленным, но она едва заметно улыбнулась Але и подмигнула. Репетиция шла без перерыва третий час, и у Али от долгого сидения в постоянном напряжении на самом краешке стула тупо ныл позвоночник. Она вздохнула, пошевелила налитыми тяжестью пальцами, подняла повыше скрипку и услышала шепот Ирки Сухаревской, концертмейстера оркестра:

— Давайте, девочки, посерьезней. Иначе нам перерыва не видать.

Аля презрительно сморщила нос: «Ой, какие мы строгие, боже мой! Можно подумать, от нас, скрипачей, что-нибудь зависит. Киксуют-то духовики». Но вслух, конечно, ничего не сказала, а только послушно кивнула. С Иркой лучше не связываться.

Кретов взмахнул палочкой, и оркестр загремел, дружно и слаженно, как один могучий, совершенный инструмент.

В шесть часов девушки наконец дотащились до номера. Обе были как выжатые лимоны. Аля стянула через голову джемпер и, на ходу расстегивая джинсы, отправилась в душ. Включенный на полную мощность, кран сначала зашипел, как змея, затем оглушительно чихнул, и из него полилась тоненькая струйка. Алька сунула под струйку руку, и ее передернуло — вода была ледяная.

— Ты чего ворчишь? — Ленка просунулась в ванную и с улыбкой смотрела на раздетую сердитую Альку.

— И как я этой водой голову вымою? — поинтересовалась та. — После сегодняшней фуги у меня волосы все слиплись.

— Так это тебе Владимир, а не Париж. — Ленка постучала по хрипящему крану, повертела блестящие вентили вправо-влево и развела руками: — Что делать, подруга, придется тебе закаляться. Бери пример с меня.

Ленка каждое утро и вечер обливалась холодной водой, чем приводила Альку в трепет — та с детства была мерзлячкой и, наоборот, больше всего любила парную баню.