Этот роман о царице, ставшей свидетельницей и жертвой роковых перемен в жизни и духе своего народа.
В основу замысла легла научная сенсация — уникальное захоронение молодой женщины, обнаруженное в 1993 году в приграничной зоне Алтая, на высокогорном плато Укок. Прекрасно сохранилась не только мумия, но и одежда, и поразительный по пышности и высоте парик, и ритуальная атрибутика. Всплыли легенды о древних девах-богатырках, хранительницах алтайского народа, разгорелся интерес к культуре жителей алтайских гор в VIII–VI вв. до н. э.
Курганы этой культуры, названной условно пазырыкской — по урочищу Пазырык, в котором были раскопаны самые большие и богатые курганы, — известны науке с конца XIX века. Но при всем богатстве находок представление о древних жителях Алтая до сих пор очень фрагментарное. Установлено предположительное родство пазырыкцев со скифской, персидской, иранской культурами. Сделан вывод об их воинственности. Их искусное кузнечное ремесло, использование ртути для получения тончайшего золота, тонкие татуировки на теле, музыкальные инструменты — барабаны и арфа, похожая на китайскую цитру, — все это значительно выделяет пазырыкцев на фоне соседствовавших с ними народов.
Но восстановить их историю так и не удалось. Ни откуда они пришли на эту землю, ни куда ушли, доподлинно не известно. Их культура просуществовала сравнительно недолго. Невелико и количество захоронений — в сопоставлении с той площадью, которую они предположительно населяли.
Неясно и происхождение пазырыкцев. До первых анализов ДНК этот народ считали предками современных алтайцев-тюрков, сейчас же ясно, что они относились к европеоидному типу с малым вмешательством монголоидной крови — скорее всего как примеси соседних народов. Несмотря на это в сознании современных алтайцев пазырыкцы стали их предками.
Ирина Богатырева не считает свой роман ни исторической реконструкцией, ни опытом в жанре фэнтези. И тут с автором нельзя не согласиться. Ее произведение заставляет прожить универсальные законы человеческого существования — пусть и в пространстве мира, о котором известно только, что он был и безвозвратно канул в Лету. Перед нами произведение с классической литературной задачей — художественного постижения неуловимой тайны и правды жизни.
Глава 1. Посвящение
Меня зовут Ал-Аштара. Мне говорили, это потому, что я родилась на рассвете. Еще по-разному люди зовут, кто быстрой, кто меткой, только я не слушаю — отец говорил: от лести человек изнутри гниет, как дерево от воды разбухает. Пусть, как хотят, называют. Имя же свое я не скажу, его только я и мой дух знаем. Его старая Камка на кости вырезала и под кедром зарыла. Еще эту ночь будет имя со мной, а потом произнесу его вслух — и уйду в вышний чертог. А пока так меня зовут: Ал-Аштара, Красный Цветок.
Только отец с детства меня Кадынкой кликал. Шутил: «Вырастешь, тебя будут Кадын, госпожой звать. Пока же — Кадынка». Отец мой был царь, правитель красным людом и белым скотом во все стороны от Белоголовых вершин. Кому в горы идти, скот гнать, кому вниз по пенной реке зверовать-птицевать спускаться, когда бой всем грядет — то он ведал. Наш род свое начало от Золотой реки берет, что далеко-далеко от этих земель протекает. Оттуда мы пришли. Но уже самые белые старики, у которых духи последний разум съели, не помнят той реки и как народ наш там жил. Теперь Золотая река только в преданиях наших сохранилась.
Я и мои шестеро братьев родились здесь, в этих горах. Сколько помнят сказители, не знал наш люд лучшей земли, а прошли мы от Золотой реки уже много и много. Шли наши предки, и предки предков, все шли и не знали в том устали, как прародители — два брата, сыновья царя с Золотой реки — завещали: идти, чтобы вернуться к ней. Но об этом я потом расскажу, об этом петь надо.
Всякий человек нашего люда прежде всего — воин. Воином становится при посвящении. До того как бы и жизни дитя не имеет: бегает оно, остроглазое, шустрое, а кем ему быть да и быть ли вовсе, еще не решили духи.
У нас так было: осенью, когда листья желтеют и вода в ручьях темнеет перед холодами, выходила Камка из леса и уводила девочек, у кого в тот год пришли крови. Матери, как крови первые обнаружат, на коновязь при доме красную тряпку вязали, чтобы Камка знала, к кому идти.
Глава 2. На круче
— Осознать вы сейчас должны, как важно то, к чему вас духи призвали, — говорила Камка. — От вас это служение многого потребует. Луноликой матери дева после учения не станет такой, как другие. Мужа не будет у нее, знать вы должны. Детей не будет. Всю себя без остатка отдает она Луноликой. Лишь в случае больших бедствий, чтобы спасти люд, может снять дева эти обеты и стать матерью и женой… Всю себя битве эта дева отдаст. Первой впереди войска поедет. В ней вся сила войска и его победа. Как у мужчины, смерть ее на коне ездит. Старости не узнает она. Болезни не узнает она. Мужчина, слабость в теле почуявший, пояс развязать может и, духам отдав себя, все же жить. Деву же, слабость почуявшую, Луноликая матерь забирает… Но почет и слава деве такой в каждом стане. Лучшие ткани лучшие мастерицы в дар ей несут. Лучшую дичь лучшие охотники ей несут. На дороге мужчины с ней поклоном здороваются, женщины и дети не поднимают глаз. В дом к ней без подарка не ходят. Как случается беда, или болезнь, или голод, к Луноликой матери девам люди идут, это и заступницы их, и помощницы.
Все это было так, мы знали, но отчего-то никто в станах не завидовал им, и никто не хотел, чтобы дочери их вечными девами стали. В отдельном чертоге стояли их дома, редко с людьми общались они, и стойбищенские, хоть уважали, а больше боялись их. Только раз в году открыто к людям выходили они, на праздник весны: танцевали. А Камка так продолжала:
— Гордости и чванства эти девы не знают — Луноликая матерь карает таких. Лжи, обжорства, жадности не знают — Луноликая матерь карает таких. Как все дала — отобрать в любой миг может. Дверь в свой чертог отворив, выгнать в любой момент может.
Мурашки побежали у меня по спине. С детства питая любовь к таким девам, я только в тот миг поняла, отчего они были такими: держались вдали от людей, лишнего слова не говорили, себя в строгости и почти нищете держали, хотя могли бы иметь все, как мой отец. Представилось мне тогда, что, всегда Луноликой длань на себе ощущая, они боялись ее и все чувства и слабости в себе подавляли. Представилось мне, что Луноликая, прогневавшись, в любой момент может ударить такую деву чеканом с неба.
И другие девы, верно, о том же думали, потому что спросила тут Ак-Дирьи: