Император Павел I — фигура трагическая и оклеветанная; недаром его называли Русским Гамлетом. Этот Самодержец давно должен занять достойное место на страницах истории Отечества, где его имя все еще затушевано различными бездоказательными тенденциозными измышлениями. Исторический портрет Павла I необходимо воссоздать в первозданной подлинности, без всякого идеологического налета. Его правление, бурное и яркое, являлось важной вехой истории России, и трудно усомниться в том, что если бы не трагические события 11–12 марта 1801 года, то история нашей страны развивалась бы во многом совершенно иначе.
Вместо предисловия
Искажённый портрет
Император Павел I… Он родился 20 сентября 1754 года в Петербурге) взошел на Престол Государства Российского после кончины своей матери Екатерины II 7 ноября 1796 года, царствовал четыре года, четыре месяца и четыре дня и был убит в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Официально же было объявлено, что он скончался от «апоплексического удара», хотя ни для современников, ни для потомков не составляло особого секрета, что Помазанник Божий был насильственно умерщвлен группой заговорщиков.
Версия о естественной смерти правнука Петра I несколько десятилетий была в ходу, и власти предержащие долго не рисковали сказать правду о том злодеянии. Подобное признание неизбежно скомпрометировало бы другого Императора (1801–1825), сына убиенного — Александра I, носившего титул «Благословенного».
[1]
Бедь при «Благословенном» никаких следственных действий не предпринималось, и никто не был наказан. Случились некоторые отставки и перемещения в высших петербургских коридорах власти, но они никак не обосновывались участием конкретных лиц в Цареубийстве.
История гибели Павла не была секретом и для Европы и однажды стала поводом для дипломатического инцидента. В марте 1804 года в Венсенском парке в Париже был расстрелян по приказу Наполеона принц крови герцог Энгиенский (Луи Антуан Анри де Бурбон-Конде,1772–1804), В Петербурге бурно отреагировали на событие: Россия разорвала дипломатические отношения с Францией. При прощальной аудиенции французский министр иностранных дел Талейран сказал русскому послу: «Когда по проискам Англии в Петербурге был умерщвлён Император Павел, то никто из заговорщиков не был наказан. Тогда французское правительство не протестовало». Как только сей пассаж стал известен Императору Александру, то он возненавидел Наполеона. Александр Павлович до самой своей смерти чрезвычайно болезненно реагировал на малейшие намёки, касавшиеся гибели отца, гибели, к которой Александр «Благословенный» имел самое непосредственное отношение…
После смерти Императора Павла Петровича в «обществе», т. е. в столичных салонах, безраздельно возобладало мнение, что исчезновение Павла I — «великое благо», что его смерть— «счастье» для России, так как покойный был «явно не в своем уме». Некоторые выражались ещё определенней — «он был сумасшедшим». Русское дворянство, и в первую очередь его высший слой — аристократия, радовалось гибели Самодержца так, как будто страна освободилась от иноземной оккупации. В день после Цареубийства, 12 марта 1801 года, в Петербурге уже к шести часам вечера невозможно было отыскать ни одной бутылки шампанского; всё было выпито под восторженные улюлюканья в особняках столичной знати. Подобная «радостная оргия» происходила в столице Православной Империи в дни Великого Поста, за двенадцать дней до Пасхи!
Это был уже второй случай в русской истории, когда элита — дворянское сословие — радостно приветствовала смерть законного, легитимного Государя. Первый раз подобный приступ корпоративного затмения сознания случился летом 1762 года, когда был свергнут с Престола, а затем убит отец Павла Император Пётр III. Тогда тоже никто не был наказан, а убиенный был признан «сумасшедшим», и данный «диагноз» поставили те, кто словом или делом участвовал в страшном преступлении — Цареубийстве.
Глава 1
Царскородный сирота
Когда 20 сентября 1754 года родился Павел Петрович,
[12]
то Россия отмечала появление его на свет как великое государственное событие. Несколько недель гремели салюты, расцвечивали небо фейерверки, раздавались царские награды и милости. Балам же и маскарадам и счета не было; весь аристократический Петербург, чтобы доставить удовольствие и радость Императрице Елизавете Петровне, той осенью веселился без удержу.
7 октября 1754 года появился Высочайший Манифест, гласивший; «Объявляем во всенародное известие. Всемогущему Господу Богу благодарение, наша возлюбленнейшая племянница Её Императорское Высочество Великая княгиня Екатерина Алексеевна, от имевшегося бремени благополучно разрешение получила, и даровал Бог Их Императорским Высочествам первородного сына, а Нам внука Павла Петровича, что учинилось минувшего сентября в 20-й день».
За неделю до Манифеста последовал именной указ Императрицы, в котором предписывалось Синоду возносить имя Великого князя на ектеньях.
«Мы при должном благодарении Господу Богу за благополучное разрешение от бремени Нашей племянницы, её Императорского Высочества Великой княгини… определили: имя его вознести во всех церковных служениях на Нашем и по Императорским Высочествам именах, благоверным Государем Великим князем Павлом Петровичем и сие Наше определение повелеваем публиковать во всех церквах Нашего государства, дабы везде по сему исполняемо было неотменно».
Из круга родственников настоящую радость испытал лишь один человек: двоюродная бабка новорожденного Императрица Елизавета Петровна (1709–1761), ставшая крестной матерью Павла Петровича. Ни отец, ни мать восторгов не выражали. Только для Елизаветы Петровны Павел стал долгожданным лучом света во мраке династической безнадежности, существовавшей в Доме Романовых уже не один десяток лет.
