Год на дворе стоял 1759-й от Рождества Христова. Уже несколько лет в Европе полыхала очередная война, которую позднее назовут Семилетней, хотя Уинстон Черчилль написал, что это была первая по-настоящему мировая война. И основания для такого заявления у потомка герцога Мальборо имелись, ведь в войну оказались вовлечены все основные европейские державы, а ее первые выстрелы вообще прогремели на противоположном берегу Атлантики – Англия и Франция затеяли передел американских владений. Позднее начались бои в Индии, на Филиппинах, в Центральной и Южной Америке, почти на всех морях. Но главные сражения происходили в Европе, многотысячные армии под командованием славных полководцев – короля Фридриха, генерала Зейдлица, принца Лотарингского, графа Салтыкова, герцога д’Эстре, принца Субиза – старательно обирали и объедали города и деревни, совершая великие подвиги и одерживая грандиозные победы. В этом клокочущем водовороте причудливо переплелись судьбы людей знаменитых и безвестных, больших и маленьких, причем часто дела людей обыкновенных и незаметных решали судьбы империй.

Товарищи по полку говорили, что Петеньке Валову добрая бабка ворожит. Ну, это они, конечно, не всерьез, однако ж нотка легкой зависти все-таки проскакивала. Ведь родителей своих Петенька не знал, папенька умер буквально через год после его рождения, матушка ненадолго его пережила, и в памяти Петеньки остались лишь смутные воспоминания. Воспитанием мальчика занимался дядюшка Василий Петрович, который почему-то с крайней неохотой говорил о родителях Петеньки и как-то обрывочно. Он лишь старательно подчеркивал, что родители его вполне достойные люди, и то, что Петеньку девяти лет от роду зачислили в Преображенский полк, подтверждало это. Хотя дядюшкина деревенька была совсем захудалой, едва тридцать душ, в деньгах дядюшка стеснения не имел, а потому и племянника пусть не баловал, но и не в черном теле держал. Петенька был мальчиком смышленым и развитым, а потому ясно увидел, что милый дядюшка не особо скрывает свою радость, когда юноша, подросши, отправился в полк. Впрочем, в лейб-гвардии Петенька не задержался и обнаружил, что числится в Пермском мушкатерском полку с надлежащим повышением в чине. При этом почему-то никто не потребовал, чтобы новоиспеченный поручик выехал к месту расквартирования полка. Вот тогда-то и начались легкие шепотки про добрую бабку, которая Петеньке ворожит, так как чинами его не обходили, в Шляхетском корпусе обучаться не препятствовали и деньги от дядюшки поступали исправно, хотя не изрядные, но молодому офицеру хватало не только на жизнь, но и на маленькие радости. Впрочем, нрава Петенька был скромного, даже застенчивого, разгульного веселья сторонился, а потому расходов лишних не производил и долгов не имел. Но вдруг все переменилось в одночасье.

День этот поручик Валов запомнил на всю жизнь. Старые гвардейские приятели уговорили-таки его отправиться в кабак, благо повод нашелся моментально – поручик Ханыков построил новый мундир, сие надлежало отметить незамедлительно. Вместе с ними были только прапорщики Саблуков да Окунев, бывшие сослуживцы по гвардии и молодые шалопаи, если говорить честно.

С утра подмораживало, мела легкая поземка, поэтому душа просто требовала согрева, каковой герой дня Ханыков предложил отыскать в австерии на Литейном. Предложение было поддержано энтузиастически, и вскоре компания с треском ввалилась в низенькую дверь.

Король Фридрих уже давно пребывал в состоянии непреходящего бешенства, которое летом этого года особливо усилилось. Все шло не так, как он хотел и как он планировал. Вместо серии блестящих побед, на которые он рассчитывал, война то и дело подносила жестокие поражения. Нет, на Западе все шло прекрасно, его генералы исправно били французов там, где только встречали, сам король нанес несколько жестоких поражений австрийцам, которых полагал своим главным противником. Хотя, сказать по правде, австрийцы в ответ больно огрызались и пару раз изрядно потрепали королевскую армию. Зато при Россбахе он нанес такое поражение лягушатникам, что эта битва навечно станет позором Франции. Между прочим, надо сказать, что король охотно думал по-французски, оставляя немецкий язык для команд на плацу, но это совершенно не мешало ему до глубины души презирать легкомысленных французишек. В общем, мелкие неудачи не слишком беспокоили Фридриха, благо нравы европейские позволяли переносить поражение совершенно безболезненно. Сдалась саксонская армия, привели к присяге, выдали новые знамена, поставили своих офицеров – и получилась армия прусская.

Беда пришла с той стороны, откуда король ее совершенно не ожидал, – с Востока. Ну кто мог помыслить, что русский медведь покажет себя таким страшным противником?! Когда русские разгромили фельдмаршала Левальда при Гросс-Егерсдорфе, король не особенно встревожился. Но ведь вслед за этим произошло немыслимое – Восточная Пруссия, которую Фридрих считал своей исконной вотчиной, вдруг взяла и переметнулась под покровительство русской короны. Кто мог ожидать, что эти мерзавцы принесут присягу русской императрице?! Никогда еще самостоятельное царство не было завоевано так легко, как Пруссия. Но и никогда победители в упоении своего успеха не вели себя столь скромно, как русские. Фридрих был вынужден лично заняться этими восточными варварами, королевская армия двинулась навстречу русским. При Цорндорфе он одержал победу, во всяком случае, король твердо убедил себя, что сражение завершилось его победой, несмотря на страшные потери королевской армии. Но эти подлые русские! Нет, никогда они не поднимутся до высот европейской цивилизации. Пленным вполне вежливо предложили вступить в прусскую армию, обещали сытную кормежку и приличную званию плату – так ведь хоть один согласился бы! Саксонцы согласны, баварцы согласны, кроаты согласны, а русские нет. Ну что с них взять – дикари!

Самое же скверное, что даже эта славная победа никак не повлияла на настроения мещан и юнкеров Восточной Пруссии. Никто и не подумал переходить обратно в подданство прусское, это было очень даже оскорбительно. События на Востоке явно вырвались из-под контроля, что совершенно недопустимо в период жестокой войны. Но ведь совершенно недаром Фридриха называют великим. Король ухмыльнулся. Он никогда не принимал официально титул «Фридрих дер Гроссе», но и не протестовал, если так называли за глаза. Не в глаза величали, нет, ни за что, король Пруссии не поддается на низкую лесть. Но если подданные хотят выразить свою любовь и восхищение, почему король должен им в этом мешать? Нет, король Фридрих не тиран какой-нибудь, он уважает мнение народное.

Но такие прозвища просто так не даются, и Фридрих прекрасно освоил сложное искусство правления. Он умело сочетал силу оружия и хитрость, хотя всегда отдавал предпочтение «Ultima ratio regis» – последнему доводу королей, то есть пушкам. Однако ж стоило делам обернуться нелучшим образом, как рыкающий лев тут же превращался в лису, метущую пышным хвостом. Вот и сейчас пришло время очередного превращения. Фридрих помнил бесславную кампанию короля шведского Карла XII, завершившуюся ужасным разгромом при Полтаве, который навсегда похоронил военную мощь Швеции. И ему совсем не хотелось испытать что-то подобное. Россию нужно победить, силой оружия это сделать не удается и, скорее всего, не удастся никогда. Что тогда остается? Правильно, умелая политика.

Король усмехнулся. Нет, не лисой, похоже, придется сейчас обернуться, а ядовитым скорпионом, который тайно подкрадется и ужалит насмерть беспечного противника. Вопрос только, кто именно послужит жалом этого скорпиона и кто будет направлять жало, чтобы оно ударило в нужное время и в нужном месте. О, Фридрих прекрасно понимал значение тайной войны. Он ухмыльнулся, вспомнив, как обиделся принц де Субиз на его фразу: «За принцем Субизом идут сто поваров, я же предпочитаю, чтобы передо мной шли сто шпионов». В этом отношении русские генералы, вроде Апраксина или Фермора, недалеко ушли от ничтожного лягушатника. Они тоже тащат за собой обозы с пуховыми перинами, крепостными оркестрами и любимыми мартышками, но подумать о разведке будущего места боя не в состоянии.