С наступлением малой воды, закопав наконец-то яйца в перепаханном песке у подножия дюн, черепахи начали обратное путешествие к морю. Конраду Фостеру, вместе с дядей наблюдавшему за этой картиной с баллюстрады приморского шоссе, казалось, что животным остается всего пятьдесят ярдов до кромки спасительной воды. Черепахи тяжело пробивались к цели, их темные горбатые спины то и дело скрывались среди брошенных упаковочных ящиков из-под апельсинов и куч бурых водорослей, принесенных морем. Конрад указал на стаю чаек, отдыхавших на подсыхающей отмели в устье эстуария. Птицы, все как одна, смотрели в сторону моря, словно им были безразличны пустынный берег, старик и мальчик, стоявшие у ограждения шоссе, но стоило Конраду сделать жест рукой, как все птичьи головы разом повернулись.

— Они заметили их… — Конрад положил руку на ограждение. — Дядя Теодор, вы думаете?..

Его дядя указал палкой на автомобиль, ехавший по шоссе в четверти мили от них.

— Наверное, их внимание привлекла та машина. — Он вынул трубку изо рта, и тут же с песчаной банки донеслись крики. Первые чайки взмывали в воздух, а затем вся стая, словно коса, стала разворачиваться к берегу. — Они идут.

Черепахи вышли из-за укрытия мусора у самой линии отлива. Они пересекали полоску влажного песка, отлого уходящего в воду, когда над ними раздались крики чаек, словно вспарывавшие воздух.