С одной стороны вроде бы все было понятно, с другой — хотелось знать больше.

Сашка задумался. Кого спросить, с кем посоветоваться, что почитать?

Он вдруг почувствовал, как поверхностны и неглубоки его знания.

"Учиться, учиться и еще раз учиться!" Для кого сказано?

Ему стало немного стыдно. Доучился до девятого класса и все еще мальчик. Ладно — мальчик, но ведь он не знал главного — как? То есть, знал, но не настолько, чтобы не бояться оконфузиться при прохождении практики.

Несколько дней Сашка боялся даже прикоснуться к Наташе. И выяснилось, что таким ангельским поведением он добился совершенно неожиданной реакции со стороны своей подружки. Не зря сказано: "терпение и труд все перетрут".

Они сидели у нее дома и долбили злосчастную алгебру. Прежде Сашка мог слегка приобнять девочку, чмокнуть ее в щечку, но теперь, после того случая, он сидел, как дундук, как истукан, и ему было обидно до слез.

И вдруг Наташа взяла его за руку и тихо сказала:

— Ну, хватит дуться.

А он и не дулся вовсе. Он думал, что это она все еще сердится.

С этого дня в их отношениях открылась новая, чудесная страница. Теперь Сашка имел право ласкать Наташины ноги под юбкой и даже трогать ее там, повыше. От этих ласк захватывало дух. Почему-то стало катастрофически не хватать времени. Стоило им сесть за стол, якобы, чтобы учить уроки, как тут же они начинали обниматься. Казалось, проходило совсем немного времени, и вдруг вежливый стук в дверь сообщал им, что пора…

О, боже, оказывается, прошло уже три часа!

А казалось, минут тридцать, не больше.

Может, братан нарочно подводил часы?

Нет, он, как оказалось, такого придумать не мог.

Но все равно, хотелось большего. Хотя теперь было можно многое.

Наташа позволяла ему все более смелые ласки, и Сашка словно пьянел от степени дозволенности. Получалось так, что вроде бы и запретов не было. То есть, запреты, конечно, были, но ими, запретами, теперь заведовал Сашка.

Казалось, что Наташа доверяет ему совершенно безоглядно.

Теперь им приходилось запирать дверь на внутренний замок, если они были дома у Сашки или на шпингалет, если в комнате у Наташи. Однако это было не очень удобно. Слишком красноречиво смотрел на них Сашкин брат, когда они, наконец, открывали двери. Да и Наташкиному отцу это было явно не по душе. Очевидно, потому, что на их физиономиях было кратко изложено то, чем они только что занимались. Алгеброй, чем еще. Краткий курс.

Когда погода благоприятствовала, они гуляли вечерами на улице. Собственно, как гуляли? Бежали на стадион, там было тихое местечко, защищенное от ветра и дождя, а главное, там никто не шастал и можно было сидеть на лавочке и целоваться до одури. Сашка усаживал Наташу к себе на колени, расстегивал ее пальто, оно было таким длинным… Зато, расстегнув пальто, Сашка совсем терял голову от вида ее короткой юбки и высоко обнаженных ног. Наташа почти не противилась, когда он пускал свою разгоряченную руку туда, вверх, под кромку ее тонкой юбки. При этом они целовались и целовались. И он двигал и двигал рукой — осторожно и трепетно. Сашка чувствовал, что Наташе совсем не безразличны его ласки, она как-то по-особому шевелилась на его коленях.

Вернувшись домой, он снова и снова, словно кинопленку, прокручивал события минувшего дня и, в конце концов, решил, что все получилось не так уж и плохо. Он даже простил себе свой жуткий провал, найдя оправдание в том, что если бы он овладел Наташей, то неизвестно, было бы ли ей это приятно.

Раз она еще ни с кем.

Он снова вспомнил Петьку и его рассказы о том, сколько возни бывает с целками, что они и кричат, и плачут, и дерутся, и кусаются, и что сломать целку — это здорово, но не всегда проходит все так гладко, как хотелось бы.

От этих размышлений он впал в умиротворение и снова вспомнил, что Наташа сказала ему: "пионерчик ты мой!" Что она имела ввиду?

Он думал и думал, почему она так сказала? Хорошего объяснения не было.