Гипсовые ступени лавки вели на главную улицу; здесь сапожник Джузеппе жил уже больше двадцати лет. Спал он в каморке с оконцем-фонариком под самым потолком. Утром, по большей части довольно поздно, когда уже не слышно было ослиного рева и на улице кудахтала лишь глупая наседка тетушки Марасанты, его будил живший по соседству подмастерье Джакомино Беллино.

— Эй, мастер Джузеппе! — кричал паренек, молотя кулаками в серую деревянную дверь. — Неужто еще спите?!

Но сапожнику Джузеппе Казаччо и незачем было вставать спозаранок, он вполне мог поспать до колокольного звона, который разносился гулкими волнами от церкви Святой Марии. Работы у него было немного, ведь народу теперь в деревне почти не осталось.

— Трудные настали времена, — сетовал он, склоняясь вместе с подмастерьем над сношенными подошвами крестьянских башмаков. — Скоро Минео совсем опустеет. Бегут люди — кто в Швейцарию, кто в Австралию. А богачи — те все больше в Катании обуваются.

— Слыхали, Чиччо Терранова и Антонио Райя на той неделе тоже в Швейцарию уезжают? А Пеппи Монако вчера уехал, — с озабоченным видом отзывался Джакомино.