Ох, недаром осеннее ненастье с давних пор навевает на человека тоску! Кажется, сама природа грустит и плачет в предчувствии долгой и холодной зимы. Увядает трава, осыпаются с деревьев листья, и не всем живым тварям суждено пережить тяжелое время.

С неба моросит мелкий частый дождик, и луна чуть видна из-за туч… В такую ночь хорошо сидеть в теплом доме, смотреть на огонь в камине, завернувшись в пушистый плед, и чтобы собака свернулась у ног или кот уютно мурчал на коленях. А главное — чтобы рядом был кто-то близкий и в любой момент можно было прикоснуться и почувствовать тепло другого человека. Ведь по-настоящему отогреть может только оно…

Плохо бесприютному, плохо скитальцу, но еще хуже тому, чья душа мается тоской и одиночеством, кто не находит себе места в этом мире.

Ветер швыряет в лицо холодные капли дождя, и палые листья шуршат под ногами при каждом шаге… Девушка в промокшем плаще, надвинув капюшон на глаза, идет по бульвару, не глядя по сторонам. Кажется, она настолько погружена в себя, что даже не замечает непогоды.

Вот девушка присела на скамейку, достала пачку сигарет и зажигалку. Черт, не горит! Она чиркала снова и снова, но безуспешно.

— Девушка! Можно вам помочь?

Маленький огонек осветил строгое бледное лицо с тонкими чертами. Девушка торопливо прикурила и только потом посмотрела на незнакомца. Короткая, почти под ноль, стрижка, челюсть шире лба, кожанка чуть не трескается на крутых плечах, золотая цепь поблескивает на шее… «Бандюган, не иначе», — равнодушно подумала она. Впрочем, это уже не имеет никакого значения.

— Поздновато гуляешь, красотуля! Может, проводить? Или ко мне поедем?

Влад Осташов пришел домой поздно, ближе к полуночи. Весь вечер он провозился в гараже, пытаясь довести до ума старенькую, еще отцовскую «шестерку». Говоря по совести, машина уже давно свое отбегала, сколько ни чини, ни латай… Но завтра — день особый. «Не подведи, старушка! — повторял он, копаясь в двигателе. — Уж ты потерпи еще чуть-чуть, очень надо!»

Квартира — двушка-распашонка хрущевской постройки — встретила его темной и гулкой пустотой. Как всегда… Конечно, давно бы пора привыкнуть, но сейчас стало как-то не по себе. Странно было думать о том, что больше он сюда уже не вернется.

Влад скинул ботинки, в одних носках прошлепал в ванную и долго, старательно мылся, смывая запах бензина и масла. Напоследок он еще постоял под обжигающе-горячим душем, подставляя лицо упругим струям. Хорошо! Даже вылезать жалко…

Он крепко растерся махровым полотенцем, переоделся во все чистое и сел у стола на кухне. Когда-то она казалась такой маленькой, тесной, и мама, помнится, еще сокрушалась, что повернуться негде… А сейчас появилось странное чувство, что для него одного эта кухня (впрочем, как и вся квартира!) стала велика и болтается, как слишком просторный ботинок на ноге.

Спать совсем не хотелось. А времени до утра еще много, и как его убить — неизвестно. Влад достал пачку сигарет, закурил и с тоской покосился на бутылку водки в кухонном шкафчике.

Леша Савельев лежал на кровати, но заснуть не мог, как ни пытался. Ветер гонит тяжелые низкие облака, и лишь иногда за ними проглядывает полная луна. Ее бледный, тревожащий свет всегда сводил его с ума. Казалось, что там, высоко, в темном ночном небе, есть кто-то огромный, страшный, почти всесильный… И он наблюдает за ним с веселым и жестоким любопытством. Так мальчишка заглядывает в разворошенный муравейник, смотрит, как суетятся крошечные букашки, пытаясь спасти, что могут.

Он тяжело, с усилием, поднялся, задернул шторы с голубыми цветочками и щелкнул выключателем. Комнату залил теплый электрический свет. Сразу стало уютнее и даже как будто теплее. Ночь на время отступила.

Но ведь себя-то не обманешь! Возвращаться в постель не хотелось — все равно уже не уснуть. Леша скорчился на табуретке, обхватив себя руками, словно пытался защититься, спрятаться, стать маленьким и незаметным. Он чувствовал, как тени крадутся к нему, протягивают длинные жадные руки, чтобы схватить, удержать, запеленать липкой паутиной, словно огромный паук, и, присосавшись, капля за каплей выпивать жизнь.

Леша чувствовал приближение приступа болезни, которая так измучила его. Вот, опять подкрадывается, снова… По науке она называется шизофрения, но Леша про себя звал ее просто, по-свойски, — сука.

В первый раз это случилось давно, еще в школе, перед самыми выпускными экзаменами… Учился Леша хорошо, одни пятерки получал и уверенно шел на медаль, — правда, не золотую, ее прочили дочке председателя горисполкома, что училась в параллельном классе — но на серебряную он точно мог рассчитывать. А еще — перечитал все книжки в школьной библиотеке и даже получил звание КМС по шахматам, чем невероятно гордился. Одноклассники иногда дразнили его зубрилой, но он не обижался и охотно давал всем желающим списывать.

Зойка свернулась в клубочек под одеялом, накрылась с головой и тихо всхлипывала. Вернувшись домой, она битый час бестолково металась по квартире, не находя себе места, и, наконец, улеглась в постель совершенно обессиленная, дрожащая как в ознобе. Хорошо еще, что мать ушла на смену и вернется только завтра! Наверное, будь она дома, догадалась бы, что с дочкой творится неладное, начала расспрашивать, и удержать свою тайну Зойка бы не смогла… Врать она никогда толком не умела.

Но сегодня мама не придет, а завтра будет уже поздно.

Думать о маме было страшно. Как же она теперь, без нее? Зойка представила себе, как она узнает о том, что ее больше нет. Плакать будет, наверное… И как объяснить, что она не может поступить иначе, у нее просто нет другого выхода?

Надо написать записку. В книгах и фильмах все герои, решившие свести счеты с жизнью, оставляют близким послание! Это всегда выглядит так красиво и трогательно… Как последний привет с того света.

И надо это сделать прямо сейчас, пока еще есть немного времени.