Если всерьёз захотеть, чтобы Муза лично взялась помогать тебе в работе, всё может преобразиться до неузнаваемости. Чудо, которое становится основой твоей жизни, очень часто будет подвергать твою веру испытаниям — веру в себя, в тех, кого любишь, во всё то, что составляет смысл каждого дня.
1
Объявление было единственным, от которого не было оторвано ни листочка. Немногие ожидающие на остановке неминуемо подходили к столбу, чтобы окинуть его придирчивым взором. Ну да, старая, советских ещё времён привычка. Василий и не помнил этого времени, совсем маленький был, но то, что мама всегда тщательно рассматривала все такие объявления — помнил.
Автобуса всё не было. А идти пешком страх как не хочется, надо было сразу идти. А теперь выйдет: идти сорок минут, да ещё стоял полчаса. Будем стоять.
Так вот, объявление. В нём было написано буквально следующее:
«Муза ищет новую работу».
И телефон. Причём телефон городской. На остальных объявлениях почти сплошь мобильные. Василий протёр глаза — нет, всё верно. Муза ищет новую работу. Ну да, слышал уже: есть такие социологические исследования, когда расклеивают объявления с самыми неожиданными текстами, а потом следят, кто позвонит, и что скажет.
2
Аристарх Кальяненко, он же Борис Бирюков, оказался точно таким, каким его изображали на обложках книг. Высокого роста, тощим и желчным. Длинное лицо и полные губы. Правда, на обложках он отечески улыбался. В прихожей пахло дорогим табаком — ну да, писатель курит трубки. Шеф у Василия тоже любит это дело. И повторяет, возможно, в плане самокритики: умному трубка даёт время подумать, а дураку — подержать что-нибудь во рту.
— Покажите, — потребовал мэтр первым делом, когда Василий представился. Нанять такси, чтобы приехать к Кальяненко, оказалось вовсе не жалко.
— Простите, Ари…
— Борис Сергеевич, — поправил Кальяненко-Бирюков. — Незачем. Вы говорите, что оборвали мой номер с объявления. Бумажка при вас?
— Конечно, — Василий протянул ему тот клочок. Титан киберпанка возложил на нос очки и осмотрел клочок. Даже принюхался. Молча протянул клочок обратно, и Василий обмер. Ничего там не было на клочке. Хотя трудно перепутать: бумага очень уж странная, плотная и вязкая, что ли — отрывать клочок было трудно. И пусто! Невидимые чернила, что ли? Или как это объяснить? Василий никогда не ощущал себя настолько глупо. Сейчас его выпроводят, и хорошо, если не презрительно. Кальяненко, говорят, на резкости не скуп. Уж как приложит…