Проснувшись только к пяти вечера с похмельной мутью в голове, я невольно поморщился от нахлынувших воспоминаний о вчерашней разгульной вечеринке в Каниохи-Бэй. В самый разгар веселья хозяин дома, застав меня со своей женой и не желая слушать никаких оправданий, заехал мне в ухо, что было явно несправедливо, потому что я, не иначе как спьяну, перепутал хозяйку дома с другой нимфоманкой – ее подругой-гостьей. Впрочем, для бесплодных сожалений и терзаний не оставалось времени, поскольку мой отпуск на Гавайях заканчивался, точнее, оставалось всего три дня и три ночи. Пора было выходить на поиски очередной сговорчивой блондинки, одной из тех, кто умеет ловко ускользать по ночам от мужа. Я выполз из постели, кое-как напялил клетчатые плавки и, отодвинув в сторону застекленную стену, вышел из своего гавайского бунгало.

Зажмурившись от прямых, всепроникающих лучей вечернего солнца, сразу больно ударивших по глазам, шатаясь, я с трудом дотащился до края бассейна и ухнул в спасительную прохладу. Двух заплывов от бортика до бортика было вполне достаточно, чтобы вновь почувствовать себя человеком. Вернувшись в бунгало, принял душ, побрился, почистил зубы. Потом натянул пляжные трусы и нарядился в новую гавайскую рубашку, изрисованную волнистыми черными змейками на фоне консервированного цвета раздавленного апельсина и кроваво-красных клеток. Только я протянул руку к телефону, чтобы позвонить в гостиничный сервис, как раздался стук в дверь. Удивившись телепатической способности местной обслуги угадывать мысли клиентов на расстоянии, я пошел открывать. Но не успел взяться за дверную ручку, как с той стороны дверь нетерпеливо толкнули, и деревянная тяжелая панель врезала мне по лбу с такой силой, что я отлетел назад и приземлился на полу, больно ударившись копчиком и вызвав сотрясение окружающей обстановки.

– Бойд? – услышал я сердитый голосок откуда-то из голубоватой дымки тумана, стоявшего перед глазами.

Моргнув несколько раз и вернув способность ясно различать предметы, я увидел прямо перед собой пару длинных стройных ног, просвечивавших сквозь прозрачную ткань пижамных брюк с рисунком из редко разбросанных медальонов. Хрустнув шейными позвонками, я быстро поднял голову. Но надеждам не суждено было сбыться, и меня ждало глубокое разочарование – дальше великолепное тело было прикрыто от горла до середины бедер белой туникой. Сверху вниз на меня смотрела пара ярко-синих, кобальтового цвета глаз, в которых проглядывало суровое неодобрение.

– Вы кто? – продолжал сердитый голосок. – Разновидность задумчивого сумасшедшего?

Ровно через час я вошел в ее номер, чуть не сбив с ног двух пятившихся к двери и отвешивающих поклоны официантов. Марсия, сидевшая за накрытым столом, на котором горели свечи в высоком подсвечнике, улыбнулась вместо приветствия и махнула рукой на свободный стул напротив себя. Я уселся и взглянул на стоявший сбоку столик с разнообразными закусками.

– По-моему, даже у тебя не каждый день бывает такой ужин, – заметил я, – почти банкет на государственном уровне.

– Меня просто мутит от тех отбросов, которые подают в самолетах, – ответила она, – а здесь у нас на ужин канапе с черной икрой и устрицами, русская икра и сиднейские устрицы, ну и, разумеется, вон там фазан под стеклянным колпаком. Это поможет нам продержаться до завтрака в Сиднее. Не затруднит тебя налить шампанского, Бойд?

– Ты всегда зовешь своих женихов по фамилии? – поинтересовался я, доставая из ведерка со льдом магнум – бутылку шампанского емкостью в два с половиной литра.

– Дэнни! – поправилась она и скорбно вздохнула. – Ну и имечко у тебя! Понадобится чертовски много времени, чтобы к нему привыкнуть. Между прочим, я только что сделала несколько звонков в Австралию, чтобы ввести их в курс дела. Итак, прими к сведению, что мы познакомились в Нью-Йорке, и ты меня покорил с первого взгляда. Любовь налетела как ураган, и теперь я с триумфом везу тебя домой. Готова поспорить, что Соня покрылась крапивной лихорадкой от возбуждения, прикидывая все возможности залезть к тебе в постель.