— Рик, дорогой… — Она капризно надула губки. — Вы явились так поздно! Мы очень долго сидели в ожидании вас, умирая от одиночества. — Элегантным жестом она указала на предмет, неподвижно сидящий возле нее. — Бедняжка Гильда эмоционально взвинчена из-за всей этой истории, дорогой. Лично я считаю, что вам следует извиниться.

Фэбриелла Фрай выжидательно уставилась на меня, царственно не замечая любопытных взглядов остальных посетителей одного из самых шикарных баров Беверли-Хиллз, когда я не спеша опустился на стул против нее. Она была высокой изящной блондинкой лет тридцати с небольшим. Ее головку украшала твидовая охотничья шляпка, лихо сдвинутая набок и неизвестно как державшаяся, на широких плечах накидка из такой же ткани, завершали сей туалет узкие брюки в обтяжку из черной замши, заправленные в сапоги до колен.

Предмет, сидящий напротив нее в красном плюшевом кресле, перед которым на столе стояла полная рюмка мартини, был как бы собственной фирменной маркой Фэбриеллы. Матерчатая кукла ростом с нормального человека была облачена в изношенное платье до пят фасона этак 1899 года. Это длинное, изрядно замызганное черное атласное одеяние покрывало куклу от плеч до лодыжек, на ногах надеты далеко не модельные туфли. Длинные засаленные черные волосы были заплетены в две косы, болтающиеся за спиной, соломенная шляпка, которую давно было пора выбросись на помойку, закрывала часть головы. Лицо со злыми глазами без ресниц и ярко-красными изогнутыми губами казалось грубой карикатурой на человеческую физиономию.

— Поэтому скажите Гильде, что крайне сожалеете, заставив ее так долго ждать, дорогой!

Она ободряюще улыбнулась кукле, которая глазела на нее с неприкрытой ненавистью.

Я припарковал машину за сверкающим черным «роллс-ройсом» и направился к парадному подъезду. Шофер в форме, куривший сигарету на переднем сиденье, удивленно поглядел на меня, когда я проходил мимо. Дверь отворила девушка в аккуратной униформе, она была тоже страшно удивлена. Я подумал, что, по всей вероятности, это был особый день сюрпризов решительно для всех. Свой я получил приблизительно три часа назад, когда очухался в комнате мотеля с трупом за компанию…

— Меня зовут Холман, — холодно сообщил я, — мне необходимо немедленно видеть мисс Фрай.

— Но… — Девушка нахмурилась, стараясь придумать веское основание. — Вы не можете видеть мисс Фрай, потому что она…

— В данный момент она ужинает с человеком, за которого собирается выйти замуж, как только получит развод с последней ошибкой, допущенной ею когда-то, — закончил я за горничную. — Вот и скажите ей, что я явился как раз по поводу этой самой последней ошибки, ясно?

Какое-то мгновение она колебалась, потом, очевидно, сообразила, что я был слишком большой проблемой, которую она не могла разрешить сама.

Это была именно та ситуация, которая требовала не только быстрых действий, но и доброй выпивки. Я отказался о чем бы то ни было говорить, пока не приготовил пару самых старомодных коктейлей, состоящих почти из одного спиртного.

Луиза нетерпеливо схватила бокал и держала его так далеко от себя, как будто я предложил ей гранату, которая вот-вот должна была взорваться.

— Майк — глупый ублюдок, — заявила она для начала. — Только этим я могу объяснить то, что в свое время он связался с этой особой Фрай!

— Вот как?

— Но потом он повел себя еще глупее — пригрозил провалить ее мексиканский развод, если она не заплатит ему фантастическую сумму денег! — продолжала она тем же строгим голосом. — Я говорила ему, что он играет с динамитом, этот Юджин Патрик привык заглатывать людей в четыре раза крупнее Майка и выплевывать их мелкими кусочками перед завтраком, но он не пожелал меня слушать.

Я вернулся домой около часу ночи, оставил машину на подъездной дороге и зашагал к парадному крыльцу, старательно игнорируя прямолинейные очертания почтенной «эм-джи», припаркованной под уличным фонарем как раз напротив моего жилища. Это был мираж, решил я, эпизод из арабских сказок, в который я был погружен после первой встречи с Фэбриеллой днем в баре. В нем ничего не было реального. Теперь с минуты на минуту я должен был проснуться или очнуться, называйте как угодно, — короче: вернуться из кошмарной сказки в реальный мир.

— Неужели вы никогда не возвращаетесь домой вечером? — послышался жалобный негромкий голосок. — Я жду здесь уже часа три, замерзла до полусмерти.

Неясно различимый бело-голубой клубок развернулся в одном углу крыльца, превратившись в дрожащую брюнетку, которую, помимо гусиной кожи, согревала белая шелковая рубашка и ярко-голубые шорты.

— Луиза? — ахнул я, не веря собственным глазам. — Вы снова вернулись?

— У вас явно дар поизносить идиотские монологи, мистер Холман! — проговорила она, громко стуча зубами. — Открывайте же дверь, безмозглый осел, мы сможем поговорить в помещении, пока я оттаю.

Я приехал в офис Фредди Хофмана утром, в самом начале одиннадцатого. Мне предстояло интервью с Ясоном Вагнером, так что день не сулил ничего приятного. Впрочем, я пребывал отнюдь не в радужном настроении.

Здоровенная шишка на затылке добавилась к онемевшей шее и болях в области желудка.

Очнувшись в студии Луизы, я с большим трудом заставил себя выбраться на улицу. Обнаружив, что Уэстэрвей предусмотрительно вытащил ключи от моей машины, я уныло подумал, что в три часа ночи не так-то просто найти такси даже в Вест-Голливуде. Когда я все-таки добрался до дому в четыре часа, там уже никого не было, но можно было предположить, что недавно пронесся ураган. К тому времени я был слишком измучен, чтобы переживать из-за таких мелочей, свалился на кровать и проспал четыре часа.

Вряд ли стоит упоминать, что я чувствовал, проснувшись утром. Наскоро перекусив, я вызвал такси, захватил запасные ключи от своей машины и попросил довезти меня до проклятого дома в Вест-Голливуде, где оставалась моя машина. Забравшись в нее, я поехал очень медленно и осторожно, как будто был дряхлым стариком, в офис Хофмана на Сансет-бульваре.

В этом году у него была новая секретарша: весьма развязная потрясающая статуэтка с коротко подстриженными платиновыми волосами. Она механически улыбнулась мне, когда я вошел в офис, глубоко вздохнула, и, могу побожиться, я слышал, как затрещал ее бюстгальтер.