Взрыв заклубился, тряхнул кирпичную школу. Какое-то мгновение она ещё отстояла белая, строгая, а затем пошатнулась и рухнула.

Взрывная волна ударила Зорьку в грудь, бросила на асфальт… Зорька извернулась, как котёнок, упала на четвереньки, поднялась оглушённая и побежала к школе.

Школа горела. Известковая пыль, перемешанная с чёрным дымом, мутным занавесом колыхалась в воздухе. Среди горящих развалин уже метались люди. Они ныряли в огонь, появлялись и снова пропадали, молча, как на экране немого кино.

Навстречу Зорьке вереницей потянулись носилки. Зорька замедлила шаги, потом остановилась, потом снова пошла. Она боялась даже взглянуть на испачканные сажей, запорошённые розовой кирпичной пылью лица ребят на носилках, но щемящее, болезненное любопытство словно толкало её в спину… Вот Вовка Череда, Миша Яковенко, Надя… Они всегда были вместе, сколько Зорька себя помнит. Вместе ходили в детский сад, вместе пошли в школу. Только попали в разные смены…

Известковая пыль лезла в глаза, щипала веки. Зорька отошла к каменной ограде, села на землю и тут же вскочила.

— Нет, нет и нет, — решительно говорила бабушка Катя, — не могу. Я здесь родилась, здесь и умру…

Зорька поспешно втискивала в чемодан поверх платьев свои любимые книги — сказки братьев Гримм и «Повесть о рыжей девочке», забинтованную куклу Елизавету, пачку переводных картинок и с тревогой прислушивалась к спору. А что, если бабушка и в самом деле откажется ехать?

До недавнего времени немецкие самолёты прилетали раз в сутки, чаще всего ночью, а теперь бомбили непрерывно, днём и ночью. Фронт приближался.

Папа шагал по комнате, натыкаясь на вещи, и прикуривал одну папиросу от другой. Скомканные окурки валялись на столе, на полу, торчали в стакане. Когда папа сердился, он курил непрерывно и совал окурки куда попало, растирая огонёк пальцами.

— Екатерина Семёновна, поймите же наконец, у вас восемь детей и семеро из них коммунисты!

Белый дом под красной черепичной крышей с резными зелёными ставнями стоял на широкой поляне в сосновом лесу. И все окна на двух этажах его были крест-накрест заклеены полосками разноцветной ёлочной бумаги. Дом был словно не настоящим, а сказочным. Казалось, сейчас откроется окно и выглянет девочка с голубыми волосами или выбежит из резной двери весёлый проказник Буратино.

Перед домом на поляне возвышалась тонкая голубая мачта с красным флагом. У подножия мачты, возле деревянного помоста сидели на траве ребята в одинаковых тёмных курточках. Рядом с ними примостилась девушка в белом халате. Она плакала и громко сморкалась в полосатый голубой передник, повязанный поверх халата.

— Ну, вот и приехали! — очень весело сказал папа, когда грузовая машина поравнялась с домом. Папа спрыгнул на землю, и красноармейцы подали ему сначала чемодан, а затем Зорьку.

— Быстрее! — крикнул из кабины шофёр.

— Где ваш директор? — спросил папа у ребят.

Зелёная военная машина скрылась вдали, только маленькое желтоватое облако пыли всё ещё вилось в воздухе, и от этого дорога казалась живой.

Тяжёлые машины, будто железные псы, пробегали мимо, оставляя за собой бензиновый дурманящий запах. Приученные к дорожной жизни лошади, мерно клацая подковами, волокли телеги с узлами. На телегах сидели свесив ноги женщины и дети, закутанные, несмотря на жару, в шерстяные платки.

А по тропинке вдоль дороги шли и шли гуськом пыльные одноцветные люди с котомками за плечами и с чемоданами, перевязанными узловатыми верёвками.

Даша взяла Зорьку за руку, потянула за собой.

— Зоренька, пойдём…

Солнце опустилось за водокачку и расплавилось в тонких облаках на горизонте. На пыльную, шумную сортировочную станцию, на чёрные цистерны с бензином, на деревянные бурые теплушки и серо-зелёные санитарные вагоны пролился из-за облаков тягостный багровый свет. Казалось, всё вокруг охватило пламенем.

Начальник станции пролез под цистерной и подошёл к теплушкам, в которые грузился детский дом.

— Быстрее грузитесь! Шо вы копаетесь!.. — крикнул он хрипло и закашлялся, трогая пальцами замотанное бинтом горло.

Зорька остановилась рядом с ним, прижимая обеими руками к груди стопку алюминиевых тарелок.

— Дяденька, а нас один паровоз повезёт или два? — вежливо переждав приступ кашля, спросила она, с уважением разглядывая красную фуражку и перекрещенную широкими ремнями кожаную куртку начальника.

Детдомовцы на громадных скрипучих арбах, запряжённых важными верблюдами, добрались наконец до посёлка. Кругом было тихо и пусто: все жители ушли работать в поле. Ребята с любопытством оглядывались по сторонам. Почти все дома здесь были из глины. Вперемежку с русскими белёными домами по четыре окна в ряд и резными ставнями, крашенными в разные цвета, стояли низкие серые мазанки с одним оконцем под плоской крышей. Кое-где за деревьями виднелись войлочные юрты.

В центре посёлка белела церковь с зелёными куполами. Над главным, её входом висела афиша: «Сегодня кино «Трактористы», а от купола к куполу протянулся плакат: «Всё для фронта, всё для победы! Товарищ, помни: хлопок — это наше оружие!»

Арбы проскрипели мимо церкви, завернули за угол и остановились возле одноэтажного барака за высоким деревянным забором.

Послеобеденная половина дня прошла в хозяйственных хлопотах. Пока Саша и Петька растапливали громадный котёл в мазанке на задворках дома и наспех приспосабливали мазанку для бани. Вера Ивановна с девочками затеяли генеральную уборку.

Из района привезли на двух грузовиках узкие железные кровати, похожую на громадный шкаф дезинфекционную камеру, или, попросту, «вошебойку», и фанерные, крашенные серой масляной краской тумбочки.

Дезкамеру установили за мазанкой. Здесь командовала Анка Чистова. Мальчишки тащили сюда одеяла, белье, матрацы, подушки, одежду. Анка хозяйственно пересчитывала вещи, записывала в тетрадь и направляла в «вошебойку».

Девочки мыли окна. До желтизны, с кирпичом драили деревянные некрашеные полы. Расставляли в спальнях смазанные керосином кровати и тумбочки.

Ударная бригада Галки Ляховой приводила в порядок двор. Вера Ивановна, Зорька, Рахия и Наташа украшали столовую. Рахия притащила из дому пышный фикус с широкими, точно вырезанными из блестящей зелёной кожи листьями и маленький горшочек герани. Фикус поставили на табуретку в углу столовой, герань — на окно. В простенках между окнами повесили лозунги. Длинные деревянные столы вместо скатертей накрыли белоснежными простынями.

На рассвете к воротам детского дома подкатил грузовик.

— Быстрее, быстрее, время — деньги, — подгонял Кузьмин.

Ребята торопливо выскребали из мисок овсяную кашу-размазню, обжигаясь, тянули из жестяных кружек чай. Пайки прятали в карманы, чтобы потом долго есть хлеб, отщипывая по кусочку.

Кузьмин самолично проверил борта грузовика, встал на колесо, пересчитал ребят по головам и забрался в кабину.

Мальчишки оттеснили девочек к заднему борту и разлеглись как хозяева. Галка затеяла было перебранку с Генькой, но Генька надвинул кепку на рыжий нос и демонстративно захрапел, положив голову на мешок с мисками.

— Ты была когда-нибудь в настоящих горах? — спросила Галка.

— Нет… Папа только хотел отпуск взять и поехать в горы, как война сразу началась. А ты?

— И я не была… а может, и была когда, не знаю. Мы с мамкой и бабушкой, считай, всю землю обходили. Бабка моя здорово гадала. А потом мамка заболела. Мы ночью стучались, стучались в хату, а тётка вышла, здоровая, как квашня, да как заорёт: «Геть звидсыля, цыганские морды! Ще обкрадёте!» Больно нам её богатство нужно было. А потом мамка померла в лесу. Всё плакала перед смертью, что нет у нас своей хаты… И бабушка померла.

— Бедная… — Зорька вздохнула и погладила Галку по руке.

Всю ночь шёл дождь. Гремел по железу на крыше. Стучал в окна тяжёлыми каплями. Будто просился в тепло, к людям. А под утро проснулся за отрогами Каратау ветер, разметал тучи, очищая себе вольный простор над степью. И пошёл гулять по посёлку, выгоняя из домов остатки печного тепла.

Люди прятали руки, ёжились, кутались в платки и шарфы.

Но детдомовцам ветер нипочём.

Николай Иванович шёл по обочине дороги, стараясь шагать в ногу с ребятами, и тоже пел, широко размахивая руками. А Кузьмин — впереди строя, и в руке у него трепетали, как флаги, длинные полоски обёрточной бумаги со списками учеников.

Возле школы строй смешался. Образовалась толпа. А толпа всегда неспокойна. Кричит, когда плохо, и кричит, когда хорошо. Детдомовцам было весело.