Было около семи вечера. Сьюзен то и дело вставала, подходила к входной двери и глядела сквозь стекло на железнодорожные пути внизу под холмом, на бегущие по ним поезда и поднимающиеся клубы паровозного дыма. Красные и зеленые огни отражались в ее больших карих глазах. В темноте ее пухлая рука казалась чернее самой ночи. Она сжимала губы и поминутно смотрела на часы.

— Часы старые, наверное спешат, — сказала она. — Жестяная развалина.

— Никакая это не развалина, — возразила из угла Линда, небрежно перебирая в своих черных руках пачку грампластинок. Выбрав одну, она придирчиво оглядела ее, поставила на патефон «Графанола» и завела музыку. — Может, все-таки присядешь и успокоишься, ма?

— У меня еще вполне здоровые ноги, — ответила Сьюзен. — Не такая уж я старуха.

— Да приедет он, приедет. А не приедет, так не приедет, — сказала Линда. — Ты не можешь заставить этот поезд ехать быстрее или давать ему всюду зеленый свет. Во сколько, он сказал, приедет?