Задники стояли за высокими зелеными стенками из досок. Днем осыпавшиеся холсты палило и стягивало солнце, ночью увлажнял и растягивал туман. На Рю де ла Пэ было тихо. На Пикадилли-Серкус птички поклевывали крошки, оброненные несколько месяцев назад электриком, когда тут проходила съемка. Можно было разглядеть, где ново-старые здания сделались под струями дождя действительно старыми. Множество специалистов многие годы трудились над тем, чтобы состарить эти изображения Осло, Вены, Днепропетровска, Сингапура, Дублина, но вот взялось за дело само время, и усилия увенчались успехом.

Наступал вечер, с длинными тенями и прохладой. Стояла весна, но деревья из папье-маше не расцветали; они дожидались рабочих, которые прикрутят красоту проволокой и залакируют. Была еще только середина весны. Небо выглядело вполне, но земля нуждалась в режиссере, подобном Иисусу Христу: щелкнет хлыстом, махнет пухлой чековой книжкой и изольется на камни вся пышность, красота, все яркие краски природы.

Поблизости стоял в тени какой-то человек и ничего не делал. Спина его опиралась на телефонный столб, руки висели вдоль туловища, лицо ничего не выражало.

Другой мужчина, помоложе, завернул за угол рыночной площади рядом с собором Нотр-Дам, миновал Американский банк, мечеть, испанскую гасиенду; он заглядывал во все двери, явно кого-то разыскивая.

И вот они оказались лицом к лицу. Второй мужчина отпрянул и тут же кинулся вперед.