До того как он распахнул дверь, этот день ничем не отличался от всех остальных. Стив слонялся по Лос-Анджелесу в поисках работы, которой не существовало в природе, глазел на еду в витринах магазинов, которая была ему не по карману, и дивился своей закоренелой привычке жить, ибо он был не в силах расстаться с жизнью даже тогда, когда жить стало невмоготу.

Все складывалось не так уж плохо до тех пор, пока у него была пишущая машинка, ради которой он возвращался домой. Он мог хоть ненадолго натянуть реальному миру длинный нос, создавая свои новые дивные миры, где он разгуливал этаким щеголем без малейшего чувства голода. Мог показывать нос внешнему миру и созидать свои новые, блистательные и сияющие миры, в которых он фигурировал этаким франтом, не знающим голода. Он мог даже тешить себя мыслью, что однажды станет писателем, купающимся в славе и деньгах.

Он скорее расстался бы со своей правой ногой, чем с машинкой! Но ни в одном ломбарде не платили денег за правые ноги, а парню же надо чем-то питаться и вносить квартплату.

— Да неужели? — съязвил он, обращаясь к собственной двери. — Назови две причины, почему?

Он не смог назвать и одной, отпер дверь, захлопнул ее за собой, включил свет и собирался было снимать шляпу.