Затаив дыхание, она следила за поединком, стоя в тени огромной колонны.

Нервы ее были напряжены до предела, кулаки крепко сжаты, рот полуоткрыт, в глазах – тревога.

Звенели скрещивающиеся рапиры. Воины сражались насмерть.

Розалинда Мадиган, так звали эту женщину, знала, что только один может выйти живым из этой схватки. Лучи света, проникающие через узкие окна замка, яркими бликами отражались на смертоносных клинках.

Один из воинов, Гэвин, был чуть ниже ростом, гибок и строен. Он делал молниеносные выпады, заставляя противника отступать все дальше и дальше вглубь вымощенного каменными плитами Большого зала. Преимущество было на его стороне.

Порывы холодного ветра ударили Рози в лицо, как только она вышла из дома. Поежившись, она поплотнее закуталась и взглянула вверх.

Небо было мрачным и тревожным, свинцовые тучи низко висели над головой. Было сумрачно, как вечером, и с каждой минутой становилось все темнее. Словом, обычный английский зимний день, к которым она уже успела привыкнуть за последнее время.

Ветер принес с собой какую-то мелкую морось, и Рози вдруг подумала, что же будут делать английские дети, если в конце концов пойдет настоящий дождь. Ведь сегодня Пятое ноября, Ночь костров, как здесь ее называют. Аида рассказала об этом Рози на прошлой неделе и даже прочла столетней давности стихотворение, которое выучила еще ребенком:

Помни, помни Пятое ноября, порох, измена, заговор...

Почти триста человек были приглашены на заключительный вечер, и Рози, стоявшей в дверях, казалось, что явились все без исключения.

Здесь присутствовала вся съемочная группа в полном составе, а также актеры, кое-кто из студийного начальства и довольно много чужих людей – имевших, весьма отдаленное отношение к фильму: супруги и друзья-приятели, которых постановщики включили в список приглашенных из вежливости.

Все они, с бокалами в руках, оживленно разговаривая, толпились на самой большой съемочной площадке Шеппертонской киностудии с декорациями Большого зала Мидлхемского замка.

Пробираясь к своим, Рози заметила, что за эти несколько часов после окончания съемок кое-что здесь изменилось. Часть массивной средневековой мебели была убрана, и в углу небольшой эстрадный оркестрик наигрывал популярные мелодии. Служащие из нанятой для организации банкета фирмы установили вдоль стен длинные столы. Покрытые накрахмаленными белыми скатертями, они буквально ломились от яств: копченый и отварной лосось из Шотландии, жареные цыплята и индейки, заливная свинина, бараньи ноги, запеченая говядина, всевозможные салаты и овощи, различные сыры и бесконечное множество десерта: от французских пирожных и шоколадного мусса со взбитыми сливками до фруктового салата и английского бисквита в винном сиропе.

Два таких же стола были превращены в стойку бара, за которой суетилась целая шеренга барменов. Десятки официантов сновали с подносами, разнося напитки и закуски.

День был великолепный.

На пронзительно-голубом небе ни облачка. Нежаркое ноябрьское солнце сияющим золотым шаром висело над Парк-авеню, необычайно оживляя это субботнее утро.

Радуясь своему возвращению в Нью-Йорк, Рози быстрой походкой шла по знакомой улице. Многочисленные воспоминания, в большинстве своем приятные, переполняли ее, вытесняя хотя бы на время сегодняшние проблемы. Все напряжение последних дней чудесным образом исчезло, как только она ступила на американскую землю. Рози была решительно настроена на приятный двухнедельный отдых, и ничто не должно было испортить ее первый за два года приезд в родной город.

Она прилетела «Конкордом» из Лондона только три часа назад, проделав этот невероятный перелет через Атлантику всего за три часа сорок минут. Билет на сверхзвуковой лайнер она получила в подарок от Гэвина, который почти насильно заставил принять его. Рози, как обычно, пыталась отказаться, но в конце концов уступила его просьбам, чему сейчас была рада. Он тогда сказал, что в их бизнесе при постоянной нехватке времени «Конкорд» не роскошь, а необходимость. Сейчас-то она была с этим полностью согласна.

Самолет приземлился в половине десятого, ей удалось мигом получить свой багаж и пройти таможенный контроль. А к половине двенадцатого она уже удобно разместилась в квартире Нелл на Парк-авеню в районе 80-й улицы. Успела даже распаковать чемоданы, подправить макияж и с удовольствием выпить чашку чая, приготовленного для нее экономкой Нелл, Марией, считавшей, что без этого просто нельзя выходить на холод.

В ожидании звонка Кевина Рози бесцельно слонялась по квартире, отмечая про себя, что за два года, прошедшие со времени ее последнего приезда, здесь ничего не изменилось. Все было так, как всегда.

Впервые Рози побывала здесь в 1977 году. Весной того года она познакомилась с Нелл, и они сразу подружились, почувствовав друг в друге родственную душу. А вскоре после их первой встречи новая подруга пригласила ее на воскресный ленч.

Едва переступив порог этой большой, необычно спланированной квартиры, Рози почувствовала себя, как дома. Ее цепкий взгляд профессионала сразу определил, что оформлявший интерьеры художник был бесспорным знатокам своего дела, прекрасно разбирался в антиквариате и обладал безупречным вкусом.

Выяснилось, что этим знатоком была тетя Филлис, сестра отца Нелл, переехавшая к ним после того, как мать Нелл, Хелен Тредлз Джеффри, умерла от опухоли мозга. Нелл тогда было десять лет. В августе 1976 года отец Нелл, Адам Джеффри, работавший в газете «Лондон морнинг ньюс», был назначен главным корреспондентом в США, и его сестра, не задумываясь отправилась в Нью-Йорк вместе с ними. Она довольно быстро нашла квартиру и не теряя времени принялась за ее обустройство. Когда к Рождеству наконец переехала и Нелл, навсегда оставив свою английскую школу-интернат, квартира уже превратилась в точную копию любимого ими лондонского дома.

В то первое посещение Нелл объяснила Рози, что большинство прелестных французских и английских антикварных вещиц, вызвавших ее восхищение, были привезены из их дома в Челси. Тетя Филлис, считавшаяся в Лондоне известным художником по интерьерам, не поскупилась на самые дорогие обои и облицовочные материалы, выбирала только самые красивые ткани – лучший французский шелк, английский мебельный ситец и парчу.

Парижские улицы были переполнены транспортом, но машины двигались довольно быстро, и, к своей большой радости, уже через полчаса Рози удалось, оставив позади центральную часть города, выехать на шоссе, ведущее к Орлеану.

Только сейчас, сидя за рулем своего «пежо», она начала понемногу расслабляться. Было уже шестое декабря. Целую неделю ей пришлось провести в Париже, разбирая почту, улаживая свои дела и выполняя кое-какие поручения Гэвина. И вот наконец она на пути в свой любимый Монфлери. Подумав об этом, Рози облегченно вздохнула.

Поскольку была пятница, и многие направлялись в свои загородные дома, движение на шоссе было особенно оживленным. Но до пробок дело еще не дошло, и Рози с хорошей скоростью продвигалась вперед, углубившись в мысли о Джонни Фортьюне.

Она машинально достала кассету, переданную ей Нелл в Беверли-Хиллз. Час назад, выходя из своей квартиры на Рю-дель-Университе, Рози не забыла бросить ее в полотняную дорожную сумку. Дома ей удалось прослушать только начало. Поэтому когда голос Джонни заполнил небольшое пространство автомобиля, Рози была внезапно потрясена неожиданной горечью его песни «Ты и я, нам хотелось всего...»

К собственному удивлению, она обнаружила, что песня тронула ее глубже, чем можно было ожидать от эстрадной мелодии.

Рози взглянула на Колли и спокойно заметила:

– Для меня было неожиданностью встретить Ги. Я думала, он в отъезде.

– Его действительно не было,– ответила Колли.– Он неожиданно появился, без всякого предупреждения, сегодня утром. Как та фальшивая монета, которая, хочешь не хочешь, всегда возвращается к своему владельцу.– Немного помолчав, она вздохнула.– Возможно, мне не следовало так говорить. Это, наверное, не великодушно. Ги все-таки мой брат, и я люблю его. Однако временами он бывает прямо-таки несносным.

– Ты права, но это получается помимо его воли, он просто ничего не может с собой поделать,– тихо проговорила Рози, ласково улыбаясь и нежно пожимая ее руку.

Женщины сидели рядом в кабинете Колли на втором этаже. Девочки оставили их вдвоем, и теперь ничто не мешало им наслаждаться откровенной беседой.

– Мадемуазель Колетт выглядит гораздо лучше, n'est се pas

[11]

? – сказала экономка, не поднимая головы и продолжая распаковывать последний из чемоданов Рози.

– Да, в самом деле, Анни. У нее хороший цвет лица и ясные глаза. Я бы даже сказала, сияющие,– ответила Рози, кладя стопку свитеров в ящик комода и задвигая его.– Но она ужасно похудела.

Анни оторвалась от работы и, посмотрев на Рози, энергично закивала головой.

– 

Mais oui, с'est vrai

[12]

.

Потом с задумчивым выражением лица достала из чемодана пеньюар Рози и положила его на кровать.

Спустя несколько секунд Рози, захлопнув за собой дверь, уже неслась по вымощенной каменными плитами дорожке к реке. Раздуваемая ветром накидка парусила на ходу.

Рози направлялась в один из своих любимейших уголков в огромном, почти бесконечном саду. Это были руины полуразрушенного каменного сооружения, известного под названием башни «Черного Ястреба». Она построена была Фулком Нерра, графом Анжуйским, по прозвищу Черный ястреб.

Удачно расположенная на возвышенности у излучины реки Шер, эта башня в средние века была отличным местом наблюдения за окрестностями Монфлери во избежание неожиданных нападений.

В XVIII веке вокруг руин были посажены деревья, камни покрылись мхом и лишайником, а летом в щелях и трещинах расцветали прелестные цветы. Этот неповторимый уголок, полный странного захватывающего очарования, хранил в себе воспоминания о прошлом, об истории Франции.

Старые растрескавшиеся зубчатые стены были порядком разрушены, но в сочетании с обилием зелени они образовывали уютную закрытую площадку, на которой нынешние обитатели замка любили устраивать пикники в жаркие летние месяцы. Рози имела обыкновение работать здесь над эскизами, отдыхать с книгой или просто мечтать.

Вернувшись в замок, Рози приняла ванну, освежила макияж и, одев свое любимое красное шерстяное платье, приготовилась спуститься к обеду. Но прежде она достала из гардероба маленькую шляпную коробку.

Пройдя в дальний конец длинного, устланного ковром коридора, она остановилась перед спальней Лизетт, постучала в дверь и со словами: «Это тетя Рози» вошла в комнату.

Ивонн, которая в этот момент стояла на коленях возле Лизетт, застегивая пуговицы на спине ее коричневого бархатного платья, подняла глаза.

– Привет, Рози. А мы как раз собирались идти тебя искать.

– А я вас опередила! – засмеялась Рози и подошла к ним, пряча за спиной шляпную коробку.– Я думаю, мы все вместе спустимся к обеду.