Такая уж мне выпала великоудача, что меня разморозили именно в тот год, когда дальнозонд 992573-аа4 вернулся с сообщением о найденной доброзвезде с разбитой хрустасферой. Я оказался одним из всего лишь двенадцати активно-живых в то время дальнолетчиков, и, разумеется, меня пригласили принять участие в большом приключении.

Но поначалу я ничего об этом не знал. Когда прилетел фливвер, я поднимался по склону глубокой долины, в которую последняя ледниковая эпоха превратила некогда знакомое мне Средиземное море, на Сицилийское плато. Наша группа из шести недавно разбуженных анабиозников разбила там лагерь, чтобы поползать по скалам, наслаждаясь этим новым чудом света и постепенно привыкая к эпохе.

Все шестеро — из разных времен, но я оказался самым старшим. Мы только-только вернулись с экскурсии по когда-то затопленным руинам Атлантиды и пробирались теперь к лагерю по лесной тропе в вечернем сиянии зависшего высоко над нами кольцевого города. За время, прошедшее с тех пор, как я погрузился в глубокосон, сверкающие гибко-жесткие пояса промжилкомплексов вокруг планеты заметно разрослись. В средних широтах ночь больше походила на бледные сумерки, а у экватора, где так ярко сияла светолента в небе, ночь и день почти не отличались друг от друга.

Впрочем, ночи уже никогда не будут такими, какими они были во времена ранней молодости моего деда — даже если взять и каким-то образом убрать все, что человечество понастроило вокруг Земли. Ибо еще в двадцать втором веке появились Осколки, заполнившие разноцветными бликами все небо, где раньше были только галактики и звезды на фоне черной космической бездны.

И не удивительно, что никто особенно не возражал против отмены ночи на земповерхности. Людям, которые живут на внешних мелкопланетах, деваться некуда — Осколки всегда на виду — но большинство земножителей предпочитают, чтобы эти обломки, хрустасферы не попадались лишний раз на глаза и не наводили на грустные размышления.

Экспедиция готовилась в полной тайне. Психисты правительства Солнечной системы сочли, что человечество может не вынести еще одного разочарования. Они опасались эпидемии великодепрессии, и кое-кто из них даже пытался остановить подготовку полета.

К счастью, миркомпы помнили свое давнее обещание. Дальнолетчики в свое время согласились оставить исследования, чтобы не вызывать у людей ложных надежд. Вместо этого в дальний космос послали миллиард автоматических зондов, и нам было дано право отправлять экспедиции по любым их сообщениям о разбитых хрустасферах.

Когда мы с Элис прибыли к Харону, остальные участники почти уже закончили проверку и аттестацию корабля, на котором нам предстояло лететь. Я надеялся, что это будет один из двух кораблей, которыми мне в свое время довелось командовать — «Роберт Роджерс» либо «Понс де Леон». Но мои товарищи выбрали старый «Пеленор», достаточно большой звездолет и в то же время маневренный.

Наш с Элис челнок пересек орбиту Плутона и начал сближение. Даже сейчас с правительственных буксиров продолжали перегружать на «Пеленор» ледотела: мы брали с собой десять тысяч колонистов. Здесь, в одной десятой пути до Края, Осколки сияли цветами неописуемой красоты. Элис вела челнок, а я молча смотрел на сверкающие обломки солнечной хрустасферы.

Во времена юности моего деда на Хароне уже происходило нечто подобное. Тысячи восторженно настроенных мужчин и женщин слетелись к кораблю-астероиду размером с половину самого спутника. Тогда готовился целый ковчег — полные надежд будущие колонисты, животные, прочее добро.

Со времен моей молодости человечество знало четыре способа частично обойти уравнения Эйнштейна, и еще два позволяли вообще не обращать на них внимания. «Пеленор» использовал их все. Маршрут, проложенный между «пространственными дырами», квантточками и коллапсарами, подходил к звезде чуть ли не с другой стороны — просто чудо, что автоматический дальнозонд добрался сюда, да еще и вернулся назад с информацией.

Находка оказалась в небольшой соседней галактике под названием Скульптор, и чтобы попасть туда, нам потребовалось двенадцать лет корабельного времени.

По пути мы миновали по крайней мере две сотни доброзвезд — желтогорячих, стабильных и… недоступных. В каждом случае были признаки планет. Несколько раз мы пролетали настолько близко, что в суперскопы удавалось разглядеть яркие голубые горошины водных миров, которые одиноко кружились, приманивая и искушая нас, у своих доброзвезд.

В прежние времена мы непременно задержались бы, чтобы закартографировать такие планетные системы — остановившись за пределами опаснозоны и изучая подобные Земле миры с помощью приборов: ведь придет день, и человечество научится намеренно делать то, что «Искателю» удалось по неведению.

Один раз мы действительно остановились и зависли в двух светоднях от очередной доброзвезды, у самой хрустасферы. Возможно, мы рисковали, подойдя так близко, но это было выше наших сил. Потому что водная планета внутри излучала промодулированные радиоволны!

Очень давно, еще до космических кораблей — и до того как «Искатель» расколол окружавшую Солнце скорлупу, невольно развязав двухвековую Войну с Кометами, — человечество столкнулось с загадкой, заставившей мыслителей той эпохи провести немало бессонных ночей.

По мере того как улучшались телескопы, а биологи начинали понимать и даже конструировать жизнь, все большее и большее число людей, поглядывая на звездное небо, задавалось вопросом: «Где же, черт побери, те, другие?»

Огромные следящие системы на Луне уже высмотрели планеты у близлежащих желтых звезд. И даже в тех примитивных спектрограммах, что получали в двадцать первом веке, улавливались следы жизни. Философы спешно обосновывали представления о том, как широко распространена жизнь в нашей галактике.

Но еще до отлета первой звездной экспедиции у мыслителей появились сомнения. Если путешествовать среди звезд так легко, как кажется, почему плодородные планеты не заселены какими-то другими разумными существами?

В конце концов, мы-то уже готовы лететь и осваивать новые миры. Даже с учетом самых скромных коэффициентов прироста населения за несколько миллионов лет человечество вполне способно заселить всю галактику.

Когда капитан Бок приказал мне снова поставить боесферу на предохранение, весь экипаж облегченно вздохнул. Я отключил систему самоуничтожения и поднялся со своего места. Напряжение спадало, оставляя лишь приступы дрожи, и Элис пришлось поддерживать меня, пока я не успокоился.

Мойша отменил боевую тревогу, потому что в системе этой доброзвезды никого не было.

Точнее, жизнь там бурлила, но — увы! — не разумная жизнь. На крупных астероидах мы нашли чудесные самообеспечивающиеся экосистемы, собирающие свет огромными окнами. На каждой из двадцати лун стояли укрытые гигантскими куполами леса. Но везде — полное молчание, как в зоне видимого спектра, так и на радиочастотах. Детекторы Йена не обнаружили никакой технологической активности и никаких мысленных эманаций разумных существ.

Очень странное, даже жуткое ощущение возникало, когда мы пролетали между строго расположенными мелкопланетами. Раньше подобные маневры можно было совершать лишь в хорошо изученном пространстве Солсистемы.

В первые века после хрустального кризиса кое-кто еще верил, что человечество, сможет жить среди звезд. В основном, астероидники, которые всегда демонстративно заявляли, что на планете жить тяжело и вообще скверно. Кому, мол, они нужны?