Прекрасная библиотека, своевременная, соблазнительная, очень американская. Время -- полночь, и библиотека глубока, таинственна, ее уносит во тьму этих страниц, точно уснувшее на руках дитя. Хотя она «закрыта», мне не нужно идти домой -- она и есть мой дом -- уже много лет мой дом здесь, и я должен быть в нем все время. Это моя обязанность. Не хотелось бы казаться мелким чиновником, но я боюсь даже подумать, что случится, если кто-нибудь зайдет, а меня на месте не окажется.

Я сижу за этим столом уже несколько часов и смотрю на сумеречные полки с книгами. Мне очень нравится их соседство, нравится, как они почитают доски, на которых нашли покой.

Я знаю -- пойдет дождь.

Весь день тучки заигрывали с синим изяществом неба -- развешивали по нему свои тяжелые черные наряды, но дождя пока не случилось.

Я «закрыл» библиотеку в девять, но если кто-то принесет книгу, на двери имеется колокольчик, и я открою, что бы ни делал: спал, готовил еду, ел или занимался любовью с Вайдой, которая скоро сюда придет.

Библиотека появилась на свет из-за неодолимого желания и потребности в таком месте. Такая библиотека просто обязана была возникнуть. А из желания выросло и это здание -- не очень большое, -- и постоянный штат, в настоящее время состоящий из одного меня.

Само здание старое, выстроено в том же стиле, что и все желтые кирпичные здания, которые возводили в Сан-Франциско после землетрясения

[4]

, находится оно по адресу Калифорния, 94115, Сан-Франциско, Сакраменто-стрит, 3150, -- хотя книги, присланные почтой, мы не принимаем. Их следует приносить лично. Это одно из правил, на которых зиждется библиотека.

До меня здесь работало множество народу. Текучесть кадров довольно большая. Я, наверное, -- 35-й или 36-й библиотекарь

[5]

. Эта работа мне досталась потому, что больше не нашлось человека, который отвечал бы всем требованиям и был свободен.

Мне тридцать один год, и специального библиотечного образования у меня никогда не было. У меня совсем другое образование -- его вполне достаточно, чтобы управлять библиотекой. Я понимаю людей, и мне нравится то, что я делаю.

Я, наверное, единственный человек во всей Америке, который сейчас может выполнять эту работу, -- чем я и занимаюсь. После того, как работа закончится, я найду себе какое-нибудь другое занятие. Мне кажется, будущее для меня кое-что припасло.

Ах -- как хорошо сидеть здесь, в сумраке всех этих книг. Я нисколько не устал. Обычный вечер: 23 книги нашли свои долгожданные тропинки к нашим полкам.

Я выписал их названия и имена авторов в Гроссбух Библиотечного Фонда, а также несколько строк о том, как именно их к нам принесли. Первая появилась, кажется, около половины седьмого.

Чак. МОЙ ВЕЛИК.

Автору исполнилось пять лет. На его лицо словно обрушился торнадо из веснушек. У книги не было ни названия, ни слов. Только картинки.

-- Как называется ваша книжка? -- спросил я.

Я сразу должен вам сказать, что б

о

льшей части библиотеки здесь нет. Здание невелико и не смогло бы вместить все книги, что несли сюда годами.

Библиотека существовала еще до того, как в конце 1870-х годов переехала в Сан-Франциско; в землетрясении и во время пожара 1906 года она не потеряла ни одной книги. Пока все вокруг носились, как цыплята с отрубленными головами, мы действовали продуманно: никакой паники.

Здание библиотеки расположено на покатом пустыре, занимающем весь квартал от Клэй до Сакраменто-стрит. Мы пользуемся лишь небольшим его участком, а остальная территория заросла высоченной травой, кустами, цветами, стеклотарой и свиданиями любовников.

Со стороны Клэй-стрит через эту деятельную зелень ведет старая бетонная лестница. Еще там есть древние электрические фонари, друзья Томаса Эдисона, -- они стоят на высоких железных стеблях спаржи.

Когда-то здесь была вторая площадка лестницы. Фонари больше не горят, и все так заросло, что трудно сказать, что и зачем здесь в самом начале было.

Когда мы только познакомились с Вайдой, она считала, что родилась не в своем теле, с трудом смотрела на людей и мечтала об одном: уползти и спрятаться от той вещи, в которой содержалась.

Это было в Сан-Франциско в конце прошлого года.

Однажды вечером, закончив работу, она пришла в библиотеку. Библиотека была «закрыта», а я у себя в комнате делал кофе и размышлял о книгах, что принесли мне в тот день.

Одна была о громадном осьминоге с кожаными крыльями -- ночами он летал по притихшим школьным дворам и требовал, чтобы его пустили в класс.

Я клал в кофе сахар и тут услышал, как звякнул колокольчик -- еле слышно, но мне обычно достаточно, чтобы насторожиться и выйти в библиотеку.

Что за абстракция -- впервые раздеваться перед посторонним человеком. Не этим мы собираемся заняться на самом деле. Тело чуть ли не отворачивается от себя -- в этом мире оно чужое.

Почти всю жизнь мы скрываемся под своей одеждой -- все, кроме Вайды, чье тело живет вне ее, как потерянный континент вместе со всеми своими динозаврами, которыми она его населила.

-- Я выключу свет, -- сказала она, садясь рядом со мной на кровать.

Меня поразила паника в ее голосе. Несколько секунд назад она казалась почти спокойной. Ну и ну -- как же быстро она в уме двигает мебель. На это я ответил твердо:

-- Нет, не надо, пожалуйста.

Непростое решение -- начинать с вершины или подножия девушки. С Вайдой я просто не знал, откуда мне начинать. Всем задачам задача.

После того, как она неловко потянулась ко мне и, поместив мое лицо в ту небольшую полость, которой были ее руки, стала снова и снова тихонько меня целовать, я просто должен был начать с чего-то.

Она не сводила с меня глаз, взгляд ее ни на миг не отрывался от меня, точно я был летным полем.

Я сменил полость на другую, и ее лицо стало цветком в моих ладонях. Я медленно пустил руки по ее лицу, когда целовал ее, а затем еще дальше вниз, по шее и плечам.

Я видел, как у нее в уме шевелится будущее, когда подступил к границам ее груди. Под свитером груди были такими большими, такой идеальной формы, что желудок мой взобрался на стремянку и привстал на цыпочки, когда я коснулся их в первый раз.

В общем, я принял решение начать с вершины, и это решение нужно было выполнять, как только нам пришло время снимать с нее одежду.

Я знал заранее -- ей вообще никак не хотелось с этим связываться. Она не собиралась мне помогать. Это дело мое.

Черт побери.

Я вовсе не этим собирался заниматься, когда начинал работать в библиотеке. Я хотел всего лишь присматривать за книгами, поскольку другой библиотекарь с этим уже не справлялся. Он боялся детей, но сейчас, конечно, бесполезно вспоминать о его страхах. У меня тут свои проблемы.

Я зашел гораздо дальше того, чтобы просто принять книгу у этой странной, неловкой, прекрасной девушки. Теперь мне предстояло принять ее тело -- оно лежало передо мной, с него следовало снять одежду, чтобы мы смогли соединить наши тела, словно две половинки моста над пропастью.

-- Я просто не понимаю, зачем женщины желают такие тела. Какой абсурд -- а они так стараются их себе заполучить, идут сквозь огонь, и воду, и медные трубы: диеты, операции, инъекции, непристойное белье -- что угодно, лишь бы оторвать себе эту мерзость, а когда перепробуют все, и ничего все равно не получится, эти тупые мокрощелки обзаводятся муляжами. А тут -- вот оно, берите бесплатно. Приходите и забирайте, сучки.

Они просто не понимают, во что влипают, или же им это нравится. Может, они все -- такие же свиньи, как те, кто своими телами всасывает деньги: кинозвезды, модели, шлюхи.

Ох ты ж, Господи!

Я просто не понимаю, чем эти тела так фатально притягивают к себе мужчин и женщин. У моей сестры -- мое тело, длинное и костлявое. Зачем все эти слои сверху, не понимаю. Это не мои груди. Это не мои бедра. Это не моя задница. Ты видишь за ними меня? Присмотрись внимательнее. Я там, внутри этого хлама, господин библиотекарь.

Она вся вытянулась ко мне, обвила руками мою шею, а я положил руки ей на бедра. Мы стояли так и смотрели друг на друга.