Легенда о декабристах — со времен А.И. Герцена (которого они, декабристы, «разбудили») стала первоосновой мифов, которыми тешила себя оппозиционная интеллигенция второй половины XIX и начала ХХ века; позже эти мифы и легенды были включены в официальную государственную идеологию СССР.

Любому непредвзятому читателю, однако, должны были бросаться в глаза несуразицы в этой легенде: признанные идеологи многолетнего заговора накануне решающих событий находились вдали от столицы и не готовились к восстанию, а уничтожали компрометирующие рукописи; главные вожаки восстания в столице вообще не пришли на место решающих событий, да и само мятежное выступление происходило вопреки тому, что заговор вроде бы за два дня до того был выдан предателем. Каждый из мятежных солдат, которых задерживали с вечера 14 декабря, с чистой совестью объяснял, что выступал против присяги новому царю Николаю потому, что и месяца не прошло, как присягали другому — Константину. Мимо этих несуразиц лихо проскакивали советские идеологи, а историки-архивисты, извлекшие из хранилищ и опубликовавшие тысячи документов, не позволяли себе по отношении к ним ни малейшей критики.

В последние годы разоблачены или поставлены под сомнение многие из прежних исторических легенд, но декабристы по-прежнему уверенно восседают на пропагандистских пьедесталах, упорно сооружаемых в течение полутора веков.

В данной книге и предпринимается попытка объективно вскрыть секреты и многолетнего заговора, и решающих событий ноября-декабря 1825 года, назвать истинных героев и предателей в ожесточенной политической схватке, действительно оказавшей решающее влияние на все последующие события российской истории.

Мифы и легенды — неотъемлемая составляющая духовного мира человечества. С тех пор, как наши предки перестали поклоняться таинственным теням в глуши дремучих лесов, молниям в небесах и отражениям на глади вод, а затем и начертаниям мамонтов и саблезубых львов на стенах пещер, созданных собственными руками, человечество изменилось не очень сильно.

Кем бы мы были, если бы в детстве настойчиво не требовали повторения так необходимых нам историй про Злого Волка, не сумевшего, однако, съесть до конца ни Красную Шапочку, ни Трех Поросят, ни Семерых Козлят? Разве можно стать полноценным человеком, если не верить в счастье Золушки, обретшей своего Принца?

Многие из нас и в зрелом возрасте нуждаются для комфортного самоощущения в аналогичных сказках и легендах, только соответствующих нашим повзрослевшим вкусам. А вот это уже явление не столь позитивное. Оно создает поле деятельности для умелых мифотворцев, сочиняющих красивую рекламу для совсем не невинных и небезопасных реалий, вроде коммунизма или Тысячелетнего Рейха, одно только упоминание которых в непосредственном соседстве может не на шутку оскорбить очень многих.

Таких мифов, значительных и не очень, огромное множество — во всех странах, у всех народов и во все времена. Некоторые легенды сочиняются безо всякой связи с фактической первоосновой, а другие лишь слегка приукрашивают вполне реальные явления. Сочинение их и настойчивое применение подчинено обычно вполне конкретной целевой установке.

Понятно, например, что Александр Матросов не мог заткнуть амбразуру своим телом — это технически невозможно, а Зоя Космодемьянская поджигала неизвестно что и зачем. Сами они не имели никакого отношения к сочинению мифов, созданных после их смерти, но трагически погибли на войне, как и миллионы других — поди знай, кто из погибших был большим или меньшим героем! Но и эти мифы были вредны сами по себе, поскольку позволяли неумелым начальникам приукрашивать собственные достижения, а еще живых комсомольцев и комсомолок посылать, прибегая к легендарным примерам, на такое, куда и врага не отправишь!

Триста лет назад Петр I

прорубил окно в Европу

и покончил с многовековой самоизоляцией России от Запада.

Что бы ни утверждали впоследствии сторонники

особого пути

России, но эта самоизоляция имела крайне пагубные последствия — по крайней мере для для материальных основ российской цивилизации. Достаточно указать хотя бы на то, что первая домна в Европе была построена около 1443 года, а в России — не ранее 1636-го. Чистых

двести лет

отставания!

Кому это шло на пользу — прекрасно понимали тогдашние соседи и соперники России. Еще во времена Ливонской войны (1558–1583) Польский король пытался отговорить Елизавету Английскую от торговли с Московией: «

Вашему величеству небезызвестны силы этого врага и власть, какою он пользуется над своими подданными. До сих пор мы могли побеждать его только потому, что он был чужд образованности, не знал искусств. Но если нарвская навигация будет продолжаться, что будет ему неизвестно?

»

Швеция и Речь Посполита упорно блокировали связи России с Европой. На юге и вовсе перекрывала пути враждебная Турция, пытаясь в отношении Руси играть роль правоприемницы монгольских завоевателей. Торговля же через Архангельск, отрезанный почти бездорожными пространствами от российской метрополии, не могла иметь заметного практического значения. Да англичане и сами не стремились одаривать Россию западными техническими идеями.

Екатерина II, царствовавшая более трети века, оказала огромное влияние на на всю российскую жизнь не только в период собственного правления, но и приблизительно треть века после того, причем это стало результатом ее совершенно сознательной целенаправленной деятельности. Она абсолютно бесцеремонно вмешивалась в жизнь своего сына, двух его старших сыновей и их жен, которых она сама выбрала для них среди множества германских принцесс. Для последних замужество за наследником российского престола или за его ближайшим родственником было высочайшей честью и желанным пределом личных притязаний.

Обстоятельством, вносившим элемент азартной игры в эту семейную возню, как раз и была неясность того, кто же из потомков великой императрицы окажется ее преемником на престоле. Никто из людей не бессмертен, поэтому рано или поздно Екатерина должна была уступить кому-то свое место. По действовавшему закону Петра I она могла назначить преемником любого.

Очевидно, игра в свое право выбора доставляла ей изрядное удовольствие, принуждая потенциальных наследников прибегать к единственному средству решить свою будущую судьбу — снискать благоволение матери или бабушки соответственно. Это и давало императрице в руки рычаги, орудуя которыми она могла добиться от ближайших потомков практически всего, что ей могло заблагорассудиться. Отношения же между ними, самым естественным образом, обострились до такой степени, что Павел и его сыновья могли быть только злейшими врагами друг другу — это и стало фактором, также безотказно определявшим все их личные отношения, в свою очередь сильнейшим образом влияя на расклад любых политических пасьянсов, раскладываемых на верхах российского государственного управления.

Так продолжалось до самого декабря 1825 года, когда воцарился Николай I, родившийся в год смерти бабушки и, таким образом, не испытывавший ее личного влияния. Однако, поскольку до конца ее собственных дней влияние на него сохраняла его мать — невестка Екатерины и вдова Павла императрица Мария Федоровна (тоже в прошлом германская принцесса), а сами обстоятельства воцарения Николая в значительной степени определились напряженной враждой его старших братьев, то можно считать, что тень Екатерины продолжала царить над Россией до самого 1828 года — года смерти матери Николая.

Мало того, что объектом игр являлся тогда и российский престол, но вакантной оставалась еще и должность византийского императора, кесаря или царя в русском произношении. Российские самодержцы считали себя, как известно, правоприемниками императоров Византии, павшей за много веков до XVIII столетия, но возрождение Византии возбуждало вопрос о взаимной иерархии двух престолов, тем более, что восстановление Византии могло произойти исключительно по воле русских царей.

1812 год вознес подлинных героев: «

Война упорная требовала людей отважных и решительных, тяжкая трудами — людей, исполненных доброй воли

», — писал А.П. Ермолов — едва ли не самый квалифицированный из русских полководцев того времени и сам храбрейший человек.

М.Б. Барклай-де-Толли, Л.Л. Беннигсен и М.И. Голенищев-Кутузов,

культ

которого был раздут Л.Н. Толстым и подхвачен

советскими патриотами

, были отличными профессионалами, но немногим более того. Величайшим из героев молва заслуженно признала П.И. Багратиона. «

Неустрашим в сражении, равнодушен к опасности. Не всегда предприимчив, приступая к делу; решителен в продолжении его. Неутомим в трудах. /…/ Суворов остановил на нем свое внимание, проник в него, отличил, возвысил! Современники князя Багратиона, исключая одного Милорадовича, не были ему опасными

», — писал тот же Ермолов, ревниво отмечавший недостатки и преимущества коллег.

Багратиона, которого и Наполеон считал способнейшим полководцем, подстерегла смертельная рана при Бородине.

Михаил Андреевич Милорадович

, заслуживший в 1813 году графский титул и ставший рекордсменом по числу награждений боевыми орденами России и Европы, остался вне конкуренции в рядах российских военных героев. Он происходил из знатного сербского рода; предки его бежали в Россию при Петре I — после очередного восстания против турок в Герцеговине, жестоко подавленного.

Милорадович казался настоящим сверхчеловеком, обладал совершенно индивидуальной моралью и никому не считал себя подотчетным. Возможно, он придерживался и нестандартной сексуальной ориентации (свидетельства об этом — ниже); никогда, во всяком случае, не был женат. Если по храбрости он не уступал никому из известных полководцев, то по удаче ему не было равных: сквозь все битвы он прошел без единой царапины, хотя не раз возглавлял штыковые атаки!.. Мастерство и твердость его командования были таковы, что лишь единожды в жизни он утратил управление войсками на поле боя. Это случилось в 1805 году — настолько ужасен был удар Наполеона при Аустерлице! Тогда же, кстати, психологически сломался и Кутузов, но с гораздо тяжелейшими последствиями, до конца жизни так и не сумев восстановить прежнюю уверенность и решительность.