Иста встала между зубцами башни и заглянула вниз через стену, — камень крошился под бледными пальцами вдовствующей рейны, — и в бессильном оцепенении смотрела, как внизу ворота замка покидали последние из приглашённых на похороны. Стук лошадиных копыт и прощальные слова эхом разносились по порталу. Обстоятельный брат рейны — провинкар Баосии, — его семья и свита уезжали в последнюю очередь, спустя две недели после того, как служители богов совершили похоронные обряды и церемонию погребения.

Ди Баосия всё ещё что-то сурово втолковывал управляющему замка, сьеру ди Феррею, который, стоя у стремени господина, внимал, несомненно, последним наставлениям. Верный ди Феррей служил недавно почившей провинкаре на протяжении долгих двадцати лет, проведённых ею в Валенде. Ключи от замка и хозяйственных помещений поблёскивали на поясе, охватывающем его отнюдь не тонкую талию. Ключи, принадлежавшие матери, которые Иста некоторое время хранила у себя, впоследствии были вручены старшему брату вместе с бумагами, инструкциями и описями, составленными после смерти великой леди. А он передал их на хранение вовсе не сестре, а старому, доброму и честному ди Феррею. Те самые ключи, что замкнут ворота замка, оставляя опасности снаружи… а если понадобится, запрут Исту внутри.

Знаете ли, это уже вошло в привычку. На самом деле я больше не безумна.

Нет, ей вовсе не были нужны ни ключи, ни жизнь матери, что ушла вместе с ними. Иста сама едва ли знала, что ей нужно. Но она знала точно, чего боится — быть запертой в тёмном, тесном месте, быть запертой людьми, которые любят её. Враг может покинуть сторожевой пост, халатно отнестись к работе, повернуться спиной; любовь же не признаёт таких оплошностей. Пальцы вдовствующей рейны без устали тёрлись о камень.

Кавалькада ди Баосии вереницей спустилась с холма и вскоре исчезла, затерявшись в мозаике красных черепичных крыш. Ди Феррей развернулся, устало вошёл в ворота и скрылся из виду.

Иста сидела среди розовых кустов матери, пальцы рейны бессознательно сворачивали и разворачивали платок тончайшей работы. Фрейлина сидела рядом и тыкала в полотно иголкой, гораздо более тонкой и острой, чем ум самой вышивальщицы. Вдыхая прохладный утренний воздух, Иста без устали ходила кругами по саду, до тех пор пока фрейлина, повысив голос, не попросила её остановиться. Женщина приостановила работу и наблюдала за руками рейны; Иста раздражённо отложила измученный кусок льна в сторону. Надёжно спрятанный завесой королевских юбок шёлковый башмачок принялся отбивать нервную, а вовсе не гневную, барабанную дробь.

Садовник суетился рядом, поливая цветы в кадках, которые украшали все дверные проёмы в ознаменование наступления сезона Дочери. Так на протяжении многих лет приказывала старая провинкара. Интересно, через сколько лет умрут заведённые ей обычаи или они будут жить вечно, как будто бы дотошный дух старой леди продолжает наблюдать за их соблюдением? Нет, боги забрали её душу из мира людей; в замке не появлялось новых духов, иначе Иста сразу же это почувствовала бы. Все обитающие здесь неприкаянные души были древними, измученными, исчезающими. От них остался один холод, которым ночью тянуло от стен.

Иста вздохнула через сжатые губы, разминая ноги под юбкой. Она специально подождала несколько дней, прежде чем подойти к управляющему замка с предложением отправить её этой весной в паломничество, в надежде, что ди Феррей забудет вдову Карию. Смиренное паломничество в сопровождении нескольких фрейлин; простая одежда и никакого королевского кортежа в сто всадников в длину, которых верный управляющий считал приемлемым минимумом. Ди Феррей выдвинул массу занудных возражений практического свойства и поразился внезапной набожностью рейны. Все доводы Исты о том, что она ищет искупления грехов, были отметены ввиду того, что под его неусыпным оком она не могла совершить ничего достойного покаяния. Само собой подразумевались плотские грехи, ведь ди Феррей не был искушён в теологии. И чем настойчивее становились просьбы рейны, тем неприступнее и осторожнее становился управляющий, так что порой Исте приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не раскричаться на него. Чем яростнее она просила, тем сомнительнее представлялась ему её затея. Вот такой мучительный парадокс.

По саду пробежал паж, на бегу отвесив Исте весьма своеобразный поклон, и скрылся в главной части замка. Спустя несколько минут оттуда появился ди Феррей и тяжело зашагал по дорожке, за ним по пятам следовал всё тот же паж. Ключи от замка позвякивали на поясе управляющего, выдавая его статус.

— Куда это вы собрались, ди Феррей? — лениво поинтересовалась Иста. Она принудила ноги прекратить отбивать чечётку.