Даг ехал по дорожке, лениво размышляя о том, накормят ли их на ферме Блуфилдов обедом и удастся ли после обеда вздремнуть, когда мимо его виска просвистела стрела.

В панике он правой рукой сдернул с седла жену и вместе с ней соскользнул влево, чтобы оказаться под прикрытием лошадиных тел. Одновременно он отчаянно пытался сориентироваться при помощи Дара, который, к прискорбию, все еще действовал всего на сотню шагов. Его мысли метались между Фаун, ножом на поясе, бесполезным луком за спиной — и, главное, «сколько их и где?». Сосредоточиться ни на одной мысли ему не удалось: его, как удар молнии, пронзила боль в левой, еще не вполне зажившей ноге, которой пришлось принять на себя вес и его самого, и Фаун. Даг хотел крикнуть «Искорка, держись позади меня», но сумел выдавить лишь «О, проклятие!», когда нога подкосилась. Кобыла Фаун помчалась вперед. Копперхед заржал и дернул поводья, все еще обмотанные вокруг крюка, заменявшего Дагу левую кисть; только это обстоятельство и поддержка Фаун, устоявшей на ногах, позволили Дагу не упасть.

— Даг… — выдохнула Фаун, согнувшаяся под его весом.

Даг выпрямился и опустил руку, которой пытался выдернуть из-за спины лук: он наконец обнаружил источник опасности — и не при помощи Дара, а простым зрением. Его зять Вит Блуфилд бежал через двор от старого амбара, размахивая в воздухе луком и отчаянно крича:

— Ох, простите! Простите!

Под давлением нехватки рабочих рук на жатве и установившейся сухой погоды Фаун и Даг почти немедленно утратили статус гостей. Даг совсем не возражал, проявляя и добрую волю, и острый практический интерес к работе на ферме. Все это было так же ново и странно для него, как раньше совершенно незнакомый ритм жизни лагеря дозорных — для Фаун. Она гадала, не тоскует ли он уже по дому.

Как всегда, Блуфилды объединили силы при сборе урожая с Роперами, семьей папиной сестры. Ферма Роперов располагалась на северо-восток от угодий Блуфилдов. Двое сыновей и дочь — любимая кузина Фаун Джинджер — все еще жили дома, и общими усилиями двух семей большое кукурузное поле Роперов было убрано за три дня. Потом очередь дошла до пшеницы Блуфилдов. Даг проявил неожиданную ловкость в обращении с длинной косой. Его протез состоял из деревянной основы, к которой вместо обычного крюка можно было привинчивать несколько удобных приспособлений, в том числе специально сконструированный лук. Тот инструмент, который Даг обычно использовал, чтобы держать весло узкой лодки на озере, подошел и для рукояти косы, и после некоторого экспериментирования Даг ловко приноровился скашивать высокие злаки, что и было поручено ему папой Блуфилдом.

Подбирать колосья было обязанностью детей с самого раннего возраста: Фаун, Джинджер и Вит занимались этим, когда еще под стол пешком ходили. Все они теперь выросли, но подбирать колосья по-прежнему требовалось. Фаун, согнувшись, передвигалась по яркой золотой стерне, размышляя о том, что Кловер и Флетч могли бы и поторопиться с производством следующего поколения низкорослых сборщиков. Вдоль изгороди, окружающей пастбище, выстроились лошади, с ленивым любопытством следя за странным поведением своих хозяев.

Дойдя до конца ряда, Фаун выпрямилась, чтобы дать отдых спине и посмотреть, как справляется Даг, работавший на дальнем конце поля с папой Блуфилдом, дядей Ропером, его сыновьями и Флетчем; мужчины вязали снопы и складывали их в ожидающую тележку. Даг выделялся среди фермеров, хотя его загар был не темнее, чем у них, а шляпа из озерного тростника почти не отличалась от их соломенных: уж очень он был высок.

Вит тоже выпрямился, поправил лямку сумы на плече и проследил за взглядом сестры.

Если папа и мама Блуфилд сомневались, стоит ли позволять младшему сыну путешествовать по дорогам Олеаны даже под присмотром их устрашающего зятя, то Флетч и Кловер отнеслись к такой идее очень одобрительно. В следующую неделю Соррел и Флетч общими усилиями постарались получить от Вита максимум пользы на жатве; поскольку согласие семьи все еще оставалось в подвешенном состоянии, Вит работал если и не охотно, то по крайней мере без громких протестов. В те немногие свободные моменты, которые раньше отводились обучению стрельбе из лука, Вит и Даг теперь занимались заготовкой дров на зиму, хотя обычно к этому приступали на месяц позже. Пусть вслух ничего еще не говорилось, растущая поленница подразумевала согласие на отъезд Вита; как подумал Даг, даже Флетч не был бы способен, воспротивившись этому, так жестоко разочаровать брата.

Родители Фаун неожиданно с энтузиазмом отнеслись к идее оставить Грейс на ферме. Даг скоро догадался, что причиной этого была не только покладистость кобылы, на которой могла бы ездить и мама Блуфилд, и даже тетушка Нетти (хотя та, услышав такое предположение, фыркнула и пробурчала: «Мне и тележка вполне подходит, спасибо»), но и то обстоятельство, что Грейс послужила бы своего рода заложницей. Мысль о том, что Фаун должна будет вернуться, чтобы забрать свою лошадь — а к тому времени, возможно, и не одну, — явно утешала Трил. Это, правда, не помешало маме Блуфилд за вечерней едой вспомнить и рассказать обо всех несчастных случаях при переправах, произошедших на расстоянии в сотню миль от Вест-Блю на протяжении жизни поколения. Отдавая должное материнской тревоге, Даг тем не менее про себя решил отвести Вита в сторонку и поинтересоваться, не плавает ли он так же, как раньше Фаун, — то есть как топор; Дагу пришлось потрудиться, чтобы научить жену держаться на воде. Вита тоже нужно было бы научить этому, хотя для уроков плавания становилось уже довольно холодно.

Легкий дождь в ночь накануне отъезда сделал утренний воздух туманным и холодным, приглушив яркие краски осени. Когда трое путешественников двинулись по ведущей прочь от фермы дороге, несколько желтых листьев полетели им вслед вместе с добрыми пожеланиями и благословениями; на многочисленные непрошеные советы оба отпрыска семейства Блуфилд отвечали одинаковым пожатием плеч.

Даг нашел весьма приятным вновь сидеть на Копперхеде и ехать по берегу реки; испробовав свой Дар, он счел, что некоторые улучшения произошли: теперь он мог охватить внутренним зрением шагов полтораста… После сборов в дорогу Вит был слишком усталым, чтобы вступать в перепалку с сестрой, поэтому день прошел довольно спокойно. А вечером Дагу предстояло остаться наедине с женой: они собирались остановиться в уютной маленькой гостинице в Ламптоне; легкое прикосновение, обмен взглядами, промелькнувшая на щеке Фаун ямочка сделали для Дага вечер ясным и теплым.

В обшарпанной старой гостинице на северной окраине города у дороги, проложенной еще в древние времена, эти планы встретились с неожиданным препятствием. Здание оказалось заполнено возчиками и путешествующими крестьянскими семьями, и компании Дага еще повезло, когда им удалось получить маленькую комнатушку под крышей. Недовольно оглядев ее, Даг подумал, что расположиться на сеновале над конюшней было бы лучше… только сеновал оказался уже кому-то сдан. Однако сгустившиеся сумерки, угроза дождя и усталость после двадцати миль в седле, не говоря уже об аппетитных запахах, доносившихся с кухни, избавили от соблазна искать другое пристанище, и споры вызвал только вопрос о том, кому спать на кровати, а кому — на полу. Дело кончилось тем, что на кровати (которая была к тому же коротка для Дага и слишком узка для двоих) расположилась Фаун, Даг — с ней рядом на полу, а Вит — на полу у двери. Даже невинные ласки оказались невозможны, и Фаун только свесила руку и переплела пальцы с Дагом, после того как была потушена лампа.

Даже в конце дня на большаке, ведущем в Глассфордж, было много путников. Фаун заметила, как вертит головой Вит, разглядывая караван вьючных мулов, фургоны, ярко расписанные названиями перевозимых товаров и именами владельцев, огромную телегу для перевозки кирпичей, порожняком возвращающуюся откуда-то. Ее везла восьмерка мышастых тяжеловозов, неуклюже трусивших по дороге, радуясь близости конюшни; колокольчики на их сбруе рассыпали веселый звон, словно крупинки соли. Возница и его помощник тоже выглядели очень живописно в украшенных бахромой и маленькими зеркальцами кожаных куртках и с длинными красными шарфами вокруг шеи. Фаун подумала, что двое здоровенных грузчиков, сидевших, свесив ноги, на задке телеги, наверняка разразились бы игривыми воплями в ее адрес, будь она одинокой путешественницей, но присутствие ее спутников заставило их лишь смущенно кивнуть; Вит радостно ответил на их приветствие. Копперхед притворился испуганным этой шумной компанией, но тут же был призван к порядку своем усталым хозяином; даже кроткие Варп и Вефт поставили уши торчком, слегка смущенные соседством тяжеловозов.

Вит похлопал свою лошадку по шее.

— Ну, ну, Варп, не бойся этих огромных зверюг. Тебя же никто не собирается заставлять везти тонну кирпичей. — Парень вытянул шею, глядя вслед удаляющейся упряжке. — Вот это была бы жизнь, верно, Фаун? Держу пари: некоторые из этих фургонов отправляются в Трипойнт, а то и к Серебряным Перекатам. Только подумай! Где только не удалось бы побывать, с кем только не поговорить, да тебе еще за это и заплатят! Ночуют они небось каждую ночь в другом месте.

— Такая жизнь быстро надоедает, — чуть насмешливо попытался охладить его пыл Даг.

Бросив на него презрительный взгляд, ясно говоривший, что слова Дага он считает стариковским ворчанием, Вит продолжал:

Сидя на Копперхеде, Даг старался держаться как можно ближе ко второму фургону, когда караван повернул на вершине холма и начал спускаться в долину. Сидевшая рядом с Таннером Фаун напряженно смотрела вперед, готовая в любой момент по команде возницы навалиться на тормоз. В переднем фургоне выполнявший те же обязанности Вит то и дело высовывался, чтобы посмотреть на реку. Даг проследил за его взглядом.

В полумиле вверх по течению сквозь полуоблетевшие листья на лесистом склоне холма виднелись крыши шатров — Фаун назвала бы их хижинами — лагеря Жемчужная Стремнина. На другом берегу напротив лагеря рядом с устьем ручья располагалась Опоссумья Пристань — ровный участок берега, куда причаливал паром и где традиционно товары перегружались с повозок, прибывших по большаку, на речные суда, и наоборот. По склону холма от берега поднималось больше крестьянских домов, чем Даг видел в последний раз, когда бывал здесь, и больше складских помещений для хранения товаров.

Восемь барж и плоскодонка были привязаны к деревьям у топкого противоположного берега в ожидании подъема воды, который позволил бы преодолеть перекаты. Дагу предоставлялся хороший выбор, однако в случае неожиданного сильного ливня в верховьях все эти суда могли отчалить в течение часа. Впрочем, пока еще уровень реки понижался, судя и по широким полосам грязи вдоль берегов, и по тому, что две баржи, непредусмотрительно привязанные слишком близко к берегу, застряли носами в высыхающей глине. Даже паром оказался сидящим на мели.

Даг повернулся в седле и оглянулся через плечо. На их берегу в полумиле ниже сверкающих на солнце перекатов, там, где река делала еще один поворот, находился крестьянский хутор Жемчужная Излучина, где тоже имелась пристань с паромом. Торговцы предпочитали оставлять там тяжелые грузы до отправки к Жемчужной Стремнине, а баржи загружать, когда они уже преодолеют опасный участок реки. Именно туда и должны были доставить большую часть товара возчики из Глассфорджа. Жемчужная Излучина тоже могла похвастаться большим числом домов, чем помнил Даг; она теперь стала практически деревней.

Предусмотрительные возчики, заботясь о своем хрупком грузе, остановили фургоны на широкой площадке, где можно было разъехаться со встречными. Вверх по холму по двое в ряд поднимались всадники — по-видимому, отряд дозорных из лагеря Жемчужная Стремнина. Дюжина мужчин, вдвое меньше женщин — обычное подразделение. Даг поставил Копперхеда позади фургона Таннера и, прищурившись, глянул на дорогу. Вместо того чтобы, поддавшись первому импульсу, широко распахнуть свой Дар, он его закрыл. Видеть можно и глазами.

Рыночный день в Подводном городе был в полном разгаре. Нос Фаун распирало от сильных запахов: рыба, моллюски, всякая живность с извивающимися лапками, похожая на гигантских раков, обмотанных водорослями; жареный «хворост», вареные крабы, сушеные фрукты, сыры; стопки не слишком хорошо стиранной поношенной одежды; цыплята, козы, овцы, лошади. Со всем этим смешивались речные ароматы Серой, растянувшейся так далеко, что ее дальний берег выглядел размытым пятном в зимнем утреннем свете.

Свинцовая вода мерцала в тишине вдали от яркого пятна занятой толпы, собравшейся под утесами, которые отделяли Верхний город Греймаута от более шумного — и, Фаун должна была признать, более вонючего — берега. Глиняные мели были исчерчены пристающими к берегу баржами, лодки готовились к отплытию, а рыбацкие и прибрежные судна приходили и отплывали уже несколько более в ритме все-еще-в-десяти-милях-отсюда моря, чем в речном. Улочки криво петляли вокруг складов, рыбацких таверн и времянок, построенных из разобранных барж или, иногда, не разобранных, а приведенных к берегу целыми на колесах скотом и уложенными на землю. Владельцы последних клялись быть готовыми к следующему наводнению, безуспешно пытающемуся смыть запахи и суету Подводного города в море, пока Верхний город смотрел свысока, не замочив подола. Такая жизнь казалась очень странной. Должна ли она продолжать думать о скалистом ручье, текущем у подножия ее семейной фермы, как о реке?

Фаун подхватила корзину повыше, ткнула локтем своего провожатого Ремо и сказала, указывая:

— Смотри! Еще несколько новых Стражей Озера появилось здесь этим утром!

На другой стороне площади, где все более крупные животные были выставлены их оптимистичными владельцами, двое женщин и мужчина хлопотали вокруг полудюжины длинноногих лошадей. Все трое были одеты как Стражи Озера: штаны для верховой езды, крепкие ботинки, рубашки и кожаные куртки и жакеты, чем-то неуловимым отличающиеся от одежды крестьян вокруг. Самым отличительным были их волосы, уложенные в украшенные прически, высокий рост и заметное неудовольствие от окружения большим количеством людей, никто из которых не был Стражем Озера. Фаун гадала, глядя в отражение, понимает ли кто-нибудь еще здесь, что чопорность неприятна, или все вокруг думают лишь о презрении с задранным носом. Когда-то и она бы увидела это таким же образом.

Спускаясь по ступенькам в Подводный город, Берри широко улыбалась Фаун через плечо; Фаун улыбалась ей с таким же удовольствием. Теперь они поменялись местами, Вит и Берри крепко держались за руки, а Фаун сжимала руку Дага едва ли менее крепко. Барр и Ремо шли следом. Но когда они дошли до площадки, где лестницы сдваивались, на плечо Дага хватко опустилась ладонь Барра.

— Погоди-ка, Даг, — проворчал он. Даг остановился, вежливо рассматривая берег реки.

Фаун повернулась, озадачившись тоном Барра. Ремо, посмотрев на два напряженных лица, махнул Виту и остальной команде идти дальше. Вит поднял брови, но затопал по доскам за остальными членами его новой клиркриковой семьи.

Барр сжал зубы и сказал сквозь них:

— Ты поместил уговаривание в этого клерка.

Два дня холодного дождя скрыли нежелание Дага путешествовать в Русло Новолуния, так что Фаун не настаивала, но зато она подключила Барра и Ремо к проекту. На следующий день заря была ясной, и все трое сопровождали Дага на северной дороге еще до обеда, если не раньше. Барр и Ремо клялись, что им интересно купить лошадей по цене более выгодной, чем на рынке в Подводном городе, где матросы с барж не горели желанием соглашаться на цены лодочников на скакунов, чтоб везти их потом на Трипойнтский Тракт. Фаун не была уверена, что им удалось обмануть Дага, так как он смотрел на все это весьма иронично, но ничего язвительного он не говорил. Фаун ехала верхом на Мэгпи

[1]

— так назвали новую кобылу — с некоторым чувством вины; три седельных сумки были сложены на Копперхеда, которого вел хозяин; дозорные шли пешком.

Или пытались. За пределами Греймаута дорога превратилась в болото.

На колесах было почти невозможно передвигаться. Несколько раз они останавливались, чтобы предложить помощь крестьянам, насаживающим колеса на втулки; один раз мужчина был в таком отчаянии, что принял предложение помощи несмотря на то, что трое высоких странников были Стражами Озера. Однако его благодарности после были краткими и боязливыми, брошенными через плечо, когда он вместе со своими спутниками заторопился прочь. Погрузка караванов лошадей или мулов отнимала весьма приличное время на истоптанной копытами обочине — пара их, груженных хлопком, чаем и другими загадочными товарами, прошла на юг в речной порт. Барр, однако, едко жаловался о трудностях пути в его ботинках крестьянской работы, недавно купленных в Греймауте.

— Они что, не подходят по размеру? — спросила Фаун. — Ты хотел сказать, что ты их как-то испортил? Или они протекают?

— Не больше, чем ожидалось, — сказал Барр. — Но глянь! — Он согнул колено и дал оглядеть ботинок.

Полумиля пешком, с лошадьми в поводу, привела их к шатру Аркади. Фаун уставилась на него в изумлении. После опыта жизни на озере Хикори она думала, что знает, какие бывают шатры Стражей Озера: грубые, нарочито временные бревенчатые хижины, собранные в группки родственников вокруг причала или центрального очага, обычно с открытой стеной, защищенной пологом из шкур. Строения, которые она заметила в Жемчужных Перекатах, были похожими. Здесь… здесь был дом.

Два огромных дерева с грузом темно-зеленых листьев, свисающих как языки — но без цветов в это время года — росли с двух сторон мощеной камнем дорожки.

Выше фундамента, врезанного в откос и отделанного подходящими друг к другу камнями, поднималось несколько комнат, связанных длинным крыльцом. Комнаты были выстроены из серебряно-серых, потрепанных непогодой кедровых досок, с крышей из деревянной кровельной дранки.

Даг казался менее удивленным, но Фаун была не слишком уверена, на что он обращал внимание. После его краткого, пугающего полуобморока на воротах, он пришел в себя и выглядел ужасно закрытым. Вновь.

Они привязали лошадей к перилам крыльца и прошли за Аркади в помещение вроде гостиной, дважды остановившись вытереть ноги: один раз на коврике снаружи и еще раз на тряпичном коврике сразу за дверью. В дальней стене был целый ряд стеклянных окон и дверь на открытое крыльцо, возвышающееся над озером. Большой камин справа подходил для приготовления еды и, как подозревала Фаун, приготовлений целителя. За камином стоял крепкий стол высотой по пояс для работы, а около окна — низкий круглый столик, судя по его виду, только для еды. Он кичился настоящими изготовленными стульями с приделанными к сиденьям подушками. На озере Хикори люди в основном делали столы, похожие на скамьи, и сидели на перевернутых кусках бревен.

Ученичество Дага началось раньше, чем он — да и Аркади, по предположению Дага — ожидал. Они все сидели за столом, уже заканчивая завтрак, который прислали в корзине поддержать увеличившиеся хозяйство — хлеб, кидальник и сваренные вкрутую яйца, еще чай — когда после краткого стука в дверь запыхавшийся мальчик ворвался внутрь и выпалил:

— Мастер Аркади, сэр! Мастер Челла сказала сказать вам, что там принесли раненого дозорного, и если вы будете так любезны прийти…

— Очень хорошо, — сказал Аркади спокойно. — Скажи ей, что я скоро буду.

Мальчик кивнул и убежал так же внезапно, как появился.

Аркади пил чай. Даг сказал нервно: