Мы живем в однополюсном мире. Нравится нам это или нет, суть дела от этого не меняется. Полюс, на который имел претензии Советский Союз, если когда-либо и существовал, то давно растаял, несколько повысив общий уровень нечистот в мире. Но и только.

Правда, Россия, отбросившая как ненужный хлам и коммунизм, и демократию, все еще цепляется своими слабеющими руками за титул «великой сверхдержавы», но это даже у наших экзальтированных патриотов вызывает ныне кривые усмешки. Сколько бы ни стучал кулаком по столу наш «гарант», как бы лихо ни гоняли по бывшей Югославии десантную роту, продемонстрировавшую в День Независимости России полную независимость армии от своего Верховного главнокомандующего, это не меняет и не может изменить положения — в мире остался один полюс — Соединенные Штаты Америки. (Кстати, и рейд десантной роты из Боснии в Косово был проведен с американского согласия и на американские деньги, поскольку в Вашингтоне и Брюсселе опасались, что сербы при отступлении настолько «загадят» Приштинский аэропорт, что его уже будет совершенно невозможно ввести в строй. Если кого-нибудь мое заявление удивит, то он абсолютно не понимает современную схему международных отношений).

Американский тяжелый крейсер «Тускалуза» легко и изящно разрезал своим стремительным форштевнем изумрудные воды Карибского моря. Белую пену носового буруна несло вдоль бортов крейсера и уносило за корму в бурлящий поток от работающих винтов. Немолодой человек в белой панаме и мятой домашней куртке сидел в плетеном кресле на юте крейсера, держа в руках спиннинг. За креслом стояли несколько человек в форме и штатском, всем своим видом демонстрируя, что их не интересует ничто, кроме рыбной ловли.

На мачте крейсера рядом с небольшим государственным флагом, играющим по совместительству и роль военно-морского, развевалось на теплом южном ветре огромное синее полотнище с распростертыми золочеными крыльями орлана-белохвоста, грудь которого украшал геральдический щит — штандарт Президента Соединенных Штатов Америки.

В традициях американского флота кораблю, которому посчастливилось когда-либо иметь на борту Президента страны, уготовано бессмертное место в истории.

До сих пор любимым кораблем Президента, если не считать его яхту «Мэйфлауэр», был крейсер «Индианаполис». Но сейчас, слава Богу, он оказался в ремонте, поскольку никто не ожидал, что Президент куда-то отправится в плавание в декабре, да еще сразу после выборов. И крейсер «Тускалуза», находившийся в заливе Чесапик, оказался в нужный момент на нужном месте.

Все на корабле — от командира до вольнонаемного буфетчика-филиппинца — были преисполнены осознанием возможности приобщиться к истории.

Морской поход Президента на «Тускалузе» был большой неожиданностью для всех, включая и госдепартамент. Иностранные дипломаты загудели, как потревоженные осы, пытаясь разгадать, чем вызваны подобные, не предусмотренные никаким протоколом, мероприятия. Особенно встревожились в английском посольстве, считая, что после своей победы на выборах Рузвельт утратил интерес к европейской войне и начал беспечно расходовать драгоценное время. Официально Белый Дом объявил, что целью путешествия Президента является осмотр некоторых участков для строительства новых баз, недавно приобретенных в Вест-Индии. Это выглядело правдоподобнее, поскольку в числе лиц, сопровождавших Рузвельта, не было ни одного человека, способного дать ему совет или хотя бы справку по серьезнейшим проблемам Европы и Дальнего Востока. Единственным исключением, но обычным за долгие годы президентства Франклина Рузвельта, был

Новейший английский линкор «Кинг Джордж V», эффектно подняв стволы своих четырехорудийных башен главного калибра, величественно входил в американскую бухту Чесапик, в глубине которой находилась столица Соединенных Штатов, Вашингтон.

Линкор шел в сопровождения целой эскадры катеров, прогулочных яхт, частных пароходов.

Он доставлял в Соединенные Штаты нового английского посла лорда Галифакса, еще недавно занимавшего пост министра иностранных дел в кабинете Черчилля. Сам факт отправки в качестве посла в США вчерашнего министра говорил о многом, а способ его доставки на новейшем линкоре, специально для этой цели выведенным из зоны боевых действий, говорил еще больше.

Но и этого было мало устроителям шоу, свидетельствующем о фактически сформировавшимся англо-американском военном альянсе. Навстречу английскому линкору медленно шел американский тяжелый крейсер «Огаста», на мачте которого вился синий штандарт Президента Соединенных Штатов. Подобная встреча посла, идущего на линкоре, с главой государства — на тяжелом крейсере не была предусмотрена никакими протоколами или даже традициями.

Немедленно кинувшиеся толпой в Белый Дом журналисты, пытавшиеся выяснить, что имел в виду Президент, выйдя навстречу иностранному послу на тяжелом крейсере, как всегда ничего толком не узнали.

Еще в конце июля 1940 года премьер-министр Японии принц Коноэ изменил свои взгляды относительно политики Японии в Китае. До этого он считал, что если за время текущего года не будет достигнута полная победа на континенте, японские войска из Китая должны быть выведены. Было решено оставить некоторое количество сил только в северной части Китая для обороны против русских коммунистов.

Однако,

быстрые и блестящие победы Гитлера в Западной Европе заставили японское правительство и генштаб пересмотреть свои планы. Войска из Китая было решено не выводить, а, напротив, попытаться воспользоваться сложившейся в Европе ситуацией и захватить богатые природными ресурсами европейские колонии в юго-восточной Азии.

Либеральному принцу Коноэ пришлось переформировать свой кабинет, введя в него двух весьма одиозных людей. Одним из них был профессиональный дипломат Йосуке Мацуока — талантливый, разговорчивый, склонный к донкихотству человек. Ему был доверен портфель министра иностранных дел.

Вторым был профессиональный военный, генерал-лейтенант Хидеки Тодзио, получивший пост военного министра. Трудолюбивый и твердолобый Тодзио, носивший прозвище «Лезвие Бритвы», занимал до этого различные высшие посты в армии, включая и пост командующего Квантунской армией. Генерал пользовался непререкаемым авторитетом в консервативных военных кругах, а также, и среди уцелевших гражданских сановников, трепещущих при воспоминаниях о кровавых путчах и мятежах в недалеком прошлом. Тодзио слыл тугодумом и молчуном.

Новый министр иностранных дел Мацуока, будучи президентом Южно-маньчжурской железной дороги и близким сотрудником Тодзио в те времена, когда тот был командующим Квантунской армией, совсем на своего друга-генерала не походил. Обладая той же энергией, что и Тодзио, Мацуока был гораздо более яркой личностью, а его характер представлял некоторую смесь азарта и интуиции. Если Тодзио слыл молчуном, то Мацуока, наоборот, имел славу неутомимого говоруна и даже заслужил прозвище «Господин пятьдесят тысяч слов в минуту».

Мацуока был маленьким смуглым человечком. Его напоминающая пулю голова, усы и очки в черепаховой оправе сразу привлекли к нему всеобщее внимание, когда он надменно покинул ассамблею Лиги Наций во время дебатов по Маньчжурии.

На другом конце земного шара японский посол в Вашингтоне, одноглазый отставной адмирал Кичисабуро Номура тоже пытался разрешить противоречия между США и Японией с государственным секретарем США Корделлом Хэллом. Их переговоры были инспирированы двумя энергичными католическими священниками: епископом Джеймсом Уэлшем и его помощником отцом Джеймсом Драфтом. Примерно шесть месяцев назад, имея рекомендационные письмо от Льюиса Страуса из фирмы «Кюн, Лееб и К

0

», оба священника отправились в Токио, где были приняты Тадао Икава, директором Центрального Сельскохозяйственного и Лесного банка Японии. Священники убеждали Икаву, что люди доброй воли в Японии и Америке должны попытаться миром разрешить все спорные вопросы между двумя странами и показали ему меморандум, названный «Доктриной Монро для Дальнего Востока».

На Икаву меморандум произвел сильное впечатление, и он выразил уверенность, что любой японец, обладающий здравым смыслом, согласится с условиями этого меморандума. В течение нескольких лет службы в Соединенных Штатах в качестве официального представителя японского министерства финансов, Икава приобрел множество друзей в банковских кругах Нью-Йорка и даже обзавелся женой американкой. Икава предположил, что за миссией двух священников стоит сам Рузвельт, поскольку отец Драфт намекнул, что они действуют с благословения «очень высоких лиц» в американском правительстве. Загоревшись энтузиазмом, Икава представил священников премьер-министру Коноэ и министру иностранных дел Мацуока. Премьер предложил, чтобы Икава пригласил и представителя армии в лице полковника из Военного министерства Хидео Ивакура. Это был влиятельный офицер, представлявший из себя удивительную комбинацию идеалиста и интригана, и являлся как раз тем самым человеком, который мог бы воплотить в жизнь проект американских священников…

Ивакура искренне считал, что мир с Америкой является спасением для Японии. Но за его лукавой и даже несколько робкой улыбкой скрывался наиболее зловещий и умный офицер японской армии. Будучи экспертом по разведке, Ивакура основал престижную «школу шпионов Накано», которая как раз в это время направляла группы хорошо обученных агентов практически во все азиатские страны, снабдив их идеалистическими взглядами самого Ивакура о «свободном объединении азиатских наций».

Ивакура также принадлежала идея разрушения китайской экономики путем «затопления» Китая фальшивыми иенами на два миллиарда долларов. Кроме того, Ивакура сумел предоставить убежище в Маньчжурии пяти тысячам бесприютных евреев, бежавших от Гитлера. Для этого ему пришлось напомнить командованию Квантунской армии, что японцы находятся в неоплатном долгу перед евреями, поскольку еврейская фирма «Кюн, Лееб и К 0 » профинансировала всю русско-японскую войну.

Полковник Ивакура организовал встречу американских священников с генералом Акира Муто, шефом Бюро по Военным вопросам. Тот также был весьма впечатлен их предложениями и благословил их дальнейшую деятельность. Около Нового года священники вернулись в Америку, где быстро приобрели союзника в лице министра почт и телеграфа Фрэнка Уолкера, который был ревностным католиком. А Уолкер, в свою очередь, устроил священникам встречу с президентом Рузвельтом. Рузвельт прочел длинный, восторженный меморандум и переслал Хэллу с сопроводительной запиской: «…Сообщите, можем ли мы как-то на практике использовать этот документ? Ф.Д.Р.».

По всем обычным нормам, они находились в безнадежном положении. У них не было линейных кораблей — противник имел 11 линкоров. У них было всего 3 авианосца, из которых один был серьезно поврежден, в то время как противник имел 8 кораблей этого класса. Их береговая оборона была очень неэффективной, включая орудия — ровесники века.

Они почти не имели боевого опыта. На всех трех авианосцах не было ни одного пилота, который бы хоть раз до этого побывал в бою. Не имели боевого опыта и пилоты армейской авиации, а летчики морской пехоты, только что выпущенные из летных школ, не успели налетать даже четырех часов летного времени. А противник шел на них в ореоле побед, имея опытнейший и не знающий поражений личный состав.

В ожидании боя они устали, смертельно устали. Экипажи летающих лодок, например, совершая разведывательные полеты, находились в воздухе по 15 часов в день, а после посадки помогали готовить свои самолеты к следующему вылету, имея менее трех часов для сна.

К тому же никуда не годилась их боевая техника. Пикирующие бомбардировщики не могли пикировать, поскольку были такими старыми, что обшивка плоскостей не выдерживала нагрузок. Торпеды были тихоходными и ненадежными, а торпедоносцы еще хуже. И на них они должны были идти в бой против лучших в мире самолетов и опытнейших летчиков.

Потери их были ужасны. Полностью погибла 8-я эскадрилья торпедоносцев, одна из истребительных групп потеряла 21 машину из 27… И таких примеров можно привести еще очень много.

Унтер-офицер Хейдзиро Оми не мог найти слов оправдания. Как старший вестовой адмирала Ямамото Оми отвечал за качество пищи, приготовляемой для банкета. А ведь в меню банкета входило знаменитое блюдо тай, которое готовят в исключительных случаях. Для приготовления этого блюда специально отбирают наиболее крупных морских лещей и поджаривают их целиком в соленом, остром соусе миссо. И каждый японец, если он знаком с древними обычаями своей родины, знает, что блюдо тай готовят только по случаю военных побед Японии.

Однако Оми, занятый многочисленными деталями предстоящего банкета, не обратил внимания на то, что приготовление блюда тай было поручено неопытному коку, который не сумел поджарить лещей как следует. Было от чего прийти в отчаяние — ведь любая, даже самая ничтожная, ошибка унижала унтер-офицера Оми, который был единственным человеком, имеющим право лично обслуживать самого главнокомандующего Объединенным флотом Японии адмирала Исороку Ямамото. Поэтому Оми, не оправдываясь, молча перенес головомойку, которую устроил ему флаг-офицер командующего капитан 2-го ранга Нобору Фукусами. Сам адмирал, присутствуя при этой сцене, наблюдал ее с иронической усмешкой, но не вмешался.

В этот день на борту флагманского корабля Объединенного флота "Ямато", грациозно стоящего на бочке посреди якорной стоянки флота в бухте Хасира, собрались многочисленные гости — более 200 офицеров всех рангов: хмурый и молчаливый адмирал Нагумо, чье имя прогремело после удара по Перл-Харбору, молодые командиры эсминцев, один из наиболее популярных офицеров флота, командир авианосца "Сорю", капитан 1-го ранга Янагимото, блестящие штабные офицеры — питомцы 23-го выпуска Военно-морской академии, которых, казалось, сама судьба готовила для славы и громких дел.

Адмирал Ямамото собрал их в этот весенний вечер 25 мая 1942 года, чтобы отметить великие деяния, которые предстояло совершить Объединенному флоту. По плану адмирала Ямамото армады кораблей Объединенного флота, пройдя через просторы Тихого океана, должны были захватить американскую базу на атолле Мидуэй, увеличив тем самым оборонительный периметр империи и одновременно завершив разгром флота США, начатый в Перл-Харборе.

Когда адмирал Ямамото объявил собравшимся офицерам о своем плане, аплодисменты и банзай, взорвав тишину вечернего рейда, загремели над линкором "Ямато" и были подхвачены на других кораблях, стоящих на якорной стоянке Хасира.

С посетителями здесь обращались очень строго. Любому, кто бы пожелал попасть в помещение специального подразделения военно-морской разведки в Перл-Харборе, пришлось бы долго стучаться в наглухо закрытую дверь, что находилась в конце нескольких ступенек, идущих в подвал. Наконец появлялся часовой, и после придирчивой проверки документов, пропусков и предписаний посетителя пропускали, но он тут же останавливался перед другой закрытой дверью, где вся процедура проверки документов повторялась сначала. Когда же открывалась вторая дверь и посетитель входил в помещение специального подразделения военно-морской разведки, то первое, что бросалось в глаза, это удивительный беспорядок, царящий повсюду. Примерно две дюжины человек работали в ужасной тесноте, утопая в море бумаг. Груды папок с документами громоздились на столах и стульях, затопляли пол. Руководил всем этим высокий, худощавый, язвительный человек, одетый в красный домашний халат и шлепанцы. Это был командир специального подразделения капитан 2-го ранга Джозеф Д. Рочфорт.

Джо Рочфорт имел солидный стаж в деле "раскалывания" кодов. Еще в 1920 году он помог талантливому молодому офицеру Лоуренсу Сеффорду создать первый дешифровочный центр военно-морских сил. Во время "депрессии" 30-х годов Рочфорт однажды просто так, ради собственного удовольствия, расколол "серый" код государственного департамента. (Там чуть с ума не сошли). Хорошо зная японский язык, осенью 1940 года он расколол японский военно-морской код "N-25".

В мае 1941 года Рочфорт организовал и возглавил подразделение радиоразведки ВМС в Перл-Харборе.

Станция, известная под названием "Хупо", вместе со станцией "Кэч" на Филиппинах и континентальной станцией "Негат" в Вашингтоне следила за всеми передвижениями и радиопереговорами японского флота.

Поминально Вашингтон возглавлял эту работу, но, в действительности, все три станции объединяла общая работа и постоянный обмен информацией, в ходе которого специалисты делились своими находками, теориями и подозрениями.

Никто не сообщил адмиралу Нагумо, что операция "К" провалилась. Радио многозначительно молчало. Когда 1-е ударное соединение, рассекая волны, стремительно шло к Мидуэю, штаб Нагумо мало о чем беспокоился. Они, конечно, получат сообщение, если в результате операции "К" будет обнаружено что-либо достойное внимания. А раз сообщений нет, значит, не обнаружено ничего такого, из-за чего стоило бы нарушать радиомолчание.

Боевой дух на каждом корабле был очень высок. Используя прекрасную погоду первых дней похода, пилоты практиковались, отрабатывая заходы в атаку. Наблюдая за ними с борта эсминца "Новаки", капитан 1-го ранга Маготаро Кога не мог представить себе, что кто-нибудь сможет победить летчиков японской морской авиации. "Наши сердца трепещут от уверенности в победе", — записал он в этот вечер в своем дневнике. Даже самые незначительные мелочи были глубоко продуманы. Для еще большего поднятия боевого духа на всех кораблях соединения морякам было выдано сразу трехмесячное жалованье. Подобное событие может вызвать радость у моряков любого флота. Все без исключения считали, что им очень повезло. Не повезло только одному человеку: в первый же вечер капитан 2-го ранга Футида, командир авиагруппы "Акаги", был отправлен в лазарет с острым приступом аппендицита. Теперь он уже не мог вести японские самолеты к Мидуэю, как вел их на Перл-Харбор.

Во второй половине дня 1 июня погода начала портиться. К счастью, вовремя удалось завершить очередную приемку топлива с танкеров. Летные операции были отменены, пилотам разрешено было отдыхать. Летчик-истребитель Райт Огава развлекался в кают-компании "Акаги", проигрывая на старом, скрипучем граммофоне пластинку с популярной песенкой "Кирамеку Сайца" бодрая мелодия вызывала в его воображении видение "самолетов, летящих высоко в голубом небе". Пилот торпедоносца Такоеси Моринага, лежа на койке, читал новейшую историю Японии. Заместитель командира авиагруппы авианосца "Хирю" Тосио Хасимото играл в бридж в кают-компании. На авианосце "Сорю" пилот бомбардировщика Юдзо Мори играл на бамбуковой флейте мелодию "Шаки-Начи". Другие занимались подобными же делами, развлекаясь, кто как мог.

В сотнях миль к юго-западу от них соединение Вторжения медленно продвигалось вперед. На мостике крейсера "Дзинцу" капитан 2-го ранга Таяма изо всех сил старался сохранить 13 транспортов в каком-либо подобии строя. Строй был очень простой — две параллельные кильватерные колонны, но конвой сформировали так поспешно, что совершенно не оставалось времени обучить экипажи транспортов необходимым сигналам, и управлять ими в ордере было довольно трудно. Находящиеся на транспортах десантные подразделения вообще не имели никаких забот. Правда, им не мешало бы еще попрактиковаться во владении оружием и в приемах высадки, но на переполненных транспортах для этого не было никакой возможности. Большую часть времени солдаты и морские пехотинцы проводили сидя на корточках на верхних палубах, беседуя о девушках и о доме.

Далеко позади — в 600 милях от соединения Нагумо — шли 34 корабля могучих главных сил адмирала Ямамото. На 7 огромных линкорах свободные от вахты моряки убивали время, занимаясь пластической гимнастикой, принимая солнечные ванны и просто бездельничая. На японских кораблях всегда, где бы они ни находились, жили по токийскому времени. Большинство молодых матросов, вчерашних крестьян, чувствовали себя довольно неуютно в этом странном мире, где солнце встает в 2 часа ночи.

Ему казалось, что перед ним весь японский флот. После стольких дней зловещих предчувствий и неизвестности обнаруженные им 27 кораблей и судов транспортной группы выглядели внушительнее, чем были на самом деле. В 9.25 младший лейтенант Ред передал сообщение из двух слов: "Главные силы".

"Усильте наблюдение", — радировал Мидуэй в ответ, и на протяжении следующих двух часов Ред играл с противником в прятки, то скрываясь в облаках, то внезапно появляясь из них. На Мидуэй одно за другим шли новые донесения.

В 9.27 Ред радировал: "Пеленг 262, дистанция 700". В 10.40 — "Шесть крупных кораблей, следующих кильватерной колонной". В 11.00 — "Одиннадцать кораблей, курс 090, скорость 19". Работа была, пожалуй, сделана, и база по радио приказала Реду возвращаться домой.

На Мидуэе полковник Суини с нетерпением ожидал приказа на вылет своих тяжелых бомбардировщиков, но капитана 1-го ранга Симарда очень беспокоил вопрос, что именно удалось обнаружить младшему лейтенанту Реду. Были ли там авианосцы противника? В приказе Нимица прежде всего обращалось внимание на японские авианосцы. О них с тех пор никто ничего не сообщал, а по утверждению разведки, авианосцы не должны были появиться ранее завтрашнего дня и непременно с северо-запада. Может быть, задержать вылет тяжелых бомбардировщиков до полного выяснения обстановки? Тогда можно было бы играть наверняка. Но, с другой стороны, Ред доложил об обнаружении "главных сил". Было бы очень хорошо, если б среди замеченных им кораблей оказались авианосцы. Это был тот самый единственный шанс, которого так ждали на Мидуэе. "Нанести удар прежде, чем его нанесут нам!" — это оставалось главной задачей.

Но даже если и разрешить вылет тяжелых бомбардировщиков Б-17, то куда их направить? Теперь донесения о контакте с четырьмя другими группами противника на юго-западе поступили еще от трех летающих лодок. Однако сообщения были отрывочными: нелегко пересчитать корабли, когда они ведут по тебе огонь. Действительно ли младший лейтенант Ред обнаружил крупную группу кораблей противника? Лучше было подождать немного и окончательно выяснить обстановку.