Человек менялся на протяжении всей своей истории. Условия жизни и культура изменялись быстрее всего, инстинктивные программы медленнее, анатомия и физиология – на протяжении поколений. Но и биологически человек изменялся.
С середины XIX века, с появлением городской машинной цивилизации, жизнь человека изменилась кардинально. В начале XX века, сто лет назад, в цивилизованных условиях жило не больше 10–15 % населения земного шара. Сегодня живут почти все.
Мы часто даже не представляем себе, какие грандиозные возможности подарила нам цивилизация. Живущий в ней человек равен по богатству и могуществу даже не императорам и высшей знати, а языческим божествам. Ведь ни один фараон и ни один император Древнего Рима не мог летать в самолете и пользоваться мобильным телефоном.
Новый образ жизни не только дал огромные богатства и увеличил в два раза продолжительность жизни, но и вызвал ряд стремительных изменений в психологии, физиологии, даже анатомии человека. Изменения происходят все быстрее, по нарастающей. Наши потомки будут отличаться от нас еще больше, чем мы отличаемся от предков. Мы – деды людей, которым жить по 130–150 лет, становиться взрослыми к 30–40 годам. А владеть информаций и энергией, сравнимой со всем, чем владела любая Великая Держава XIX столетия.
© Буровский А. М., 2013, текст
© Ковалёва Т. В., 2013, рисунки
Введение
В мире тотальной неклассичности
Люди не любят и боятся перемен. Это у нас почти инстинктивное: на протяжении всей истории человечества перемены не приносили людям ничего хорошего. А если даже и приносили, то хорошее проявлялось не сразу, а вот плохое перемены приносили мгновенно и в огромном количестве.
Тем не менее мы живем в мире, который уже изменился и продолжает стремительно меняться. Мы живем в мире, который абсолютно по всем параметрам отличается от мира, в котором жили даже наши отцы, а тем более – деды.
Европейцы конца XIX века считали, что мир вокруг стремительно изменяется, что они живут совершенно иначе, чем предки. Но за сто с небольшим лет, прошедших с этой эпохи, мир изменился еще больше. Петербургский философ и ученый А. И. Субетто остроумно и точно назвал нашу эпоху временем «Тотальной Неклассичности»:
[1]
периодом, когда буквально все вокруг нас – не такое, как было у предков. Современный человек – житель даже не города, а громадного мегаполиса. Исторические центры даже городов, огромных по понятиям начала XX века, буквально тонут в море более поздней застройки. Если исторический центр охраняют, не позволяют изменять и застраивать, все равно растут новостройки и пригороды вокруг. Соотношение жилья, построенного до 1950 года и более позднего, в Париже, Москве, Санкт-Петербурге, Лондоне и Риме колеблется от 1 к 3 до 1 к 5. Житель даже исторического, старинного города чаще всего живет в недавно построенном доме, частном или многоквартирном.
Это жилье совершенно по-другому организовано, чем еще 30–40 лет назад, иначе обставлено, часто с использованием совершенно других материалов. Горожанин пользуется другими предметами, носит другую одежду, ест пищу, по-другому приготовленную и из других продуктов. Он иначе спит, ест, одевается, передвигается. Даже когда мы читаем, мы пользуемся иначе изданными книгами, а все чаще пользуемся электронными изданиями. Когда делается вывод, что люди стали меньше читать, это неверно: просто стали меньше покупать бумажных книг. А ведь кроме печатных текстов, появились такие источники информации, как компьютер с Интернетом, фильмы и видеоклипы. Чтобы посмотреть фильм, уже не нужно идти в кинотеатр, все под рукой. Никто из современных людей не слышал, как говорят Аристотель, Иммануил Кант и даже Пушкин. Но пение Высоцкого слышали все.
Современный человек несравненно богаче своих предков. По понятиям даже очень обеспеченных людей начала XX века он просто неправдоподобно богат. Убедиться в этом очень просто: достаточно сравнить размеры домов и квартир начала XX и начала XXI веков. Жилье богатого парижанина или петербуржца столетней давности меньше и темнее, чем жилье самого среднего из наших современников. Наша повседневная еда показалась бы пиром для 90 % жителей Петербурга или Москвы 1900 года. Одежда… После изобретения нейлона наши женщины ходят в шелках: как императрицы Рима или как жены миллионеров XIX века.
Дети разных скоростей
Конечно, в разных частях нашей планеты перемены идут с разной скоростью. Все сказанное касается примерно 20 % современного человечества, но почти не касается даже абсолютного большинства китайцев, не говоря о жителях Индии, Южной Азии, Африки, Южной Америки.
Там, где развитие цивилизации идет без компьютера, где прошлое не превращается в музей, где не отменен естественный отбор, нет громадных цивилизованных городов, – там и не рождается Человек Третьего Тысячелетия. Для него там просто нет места.
То есть цивилизованные люди есть и там. Индусы создают программных продуктов больше, чем в России… Но какой процент индусов пишут программы? Сколько индусов вообще знают, что такое компьютерная программа? От силы 2–3 % общего числа. Для громадной Индии и это – 15–20 миллионов людей. Небольшая европейская нация. Но остальные 97 % индусов не имеют отношение к компьютеру. И вообще все то, что имеют цивилизованные люди – богатство, техника, лекарства, образование – для них или мало доступно, или не доступно вообще. Они не летают на самолетах, не едят консервированных продуктов, не пользуются мобильными телефонами, не носят нейлоновой одежды.
Они негодуют: у них нет тех ценностей, которые есть у других. Эти «другие» ничем не лучше, они оказались в нужное время в нужном месте. Мусульманин из Марокко или Йемена знает, что жить ему лет на 20–30 меньше, чем европейцу. И компьютер для него примерно то же, что бутылка с джинном Хоттабычем. Хоттабыч даже реальнее.
В 1960-е годы, пока американцы и французы выясняли, кто имеет право ловить лангустов в территориальных водах Бразилии, бразильцы пели во время карнавала:
Люди ли мы?
Если брать эти 20 % населения Земли, ее цивилизованную часть, то меняется и сам человек. Меняется биологически, телесно.
Во-первых, мы живем в совершенно иной среде, – и природной, и общественной. Мы приспосабливаемся именно к ней, и эта среда изменяет нас.
Во-вторых, от нас больше не требуются качества, необходимые предкам – например, железное здоровье или беззаветная преданность племени.
В-третьих, от нас требуются качества, которые были совершенно не нужны предкам, – например, умение учитывать множество различных факторов, держать в памяти сотни фактов и цифр.
Жизнь отбирает людей с другими качествами. Мы даже анатомически отличаемся от предков. Физиологически мы отличаемся от них сильнее, чем анатомически; психологически сильнее, чем физиологически.
