Вряд ли будешь млеть от удовольствия, когда в твоем присутствии идут жаркие дебаты на тему оставить тебя в живых или же лучше незамедлительно умертвить. Так что Сварог пока и не млел. Пока Сварог просто слушал, давя в себе любые эмоции и напряженно внимая прениям по вопросу «казнить нельзя помиловать».

Обсуждение проходило в здании Купол Совета, центральном здании Ствола. Ствол же, как не трудно догадаться, являлся центром Древа, и к нему примыкали Ветви, Листья, Сучки и, должно быть, прочие Корешки… Ну а если серьезно, если перейти с растительной белиберды на нормальный язык, то вся эта древесная чехарда представляла собой не что иное, как острова. Спору нет, острова не простые – то есть не вздымающиеся с океанского дна, а искусственные, людьми придуманные, людьми же и выращенные. Именно выращенные, а не насыпанные, сколоченные или собранные. Причем эти ботанические сады не нуждались в опоре в виде морского дна, глубина под сучковатым килем нисколько не волновала их хозяев, острова плавали как хотели, проходя над любыми глубинами и подчиняясь лишь прихоти своих рулевых… Простолюдины, сталкиваясь с подобными диковинами, обычно восклицают: «Велики чудеса твои, господи!» – и если не бухаются на колени в суеверном ужасе, то уж всяко озаряют себя крестным (или же каким-то иным, согласно вере) знамением. Хотя чудес – что в случае с главным островом под названием Древо, что со всеми прочими Блуждающими Островами – не обнаружишь, как ни копай. Одна наука, господа, скучная голая наука и ничего более.

Из плетеного кресла (как раз таки и сотворенного той самой наукой) Сварог прислушивался к спорам, уже расколовшим на непримиримые фракции местный орган управления. Орган, именующий себя Советом, спорил до хрипоты на интереснейшую тему: убивать Сварога или не убивать.

– Этот экземпляр вредоносен! – махнул ладошкой в сторону предмета обсуждения новый оратор. – Предлагаю почтенному Совету аллегорию. Представьте себе, что некий человек под деревом развел костер. Человек может уснуть, человек может уйти, оставив тлеющие угли, а может и сознательно бросить костер непотушенным. Костер разгорится, пламя перекинется на дерево и убьет его, не правда ли?

Оратор поправил накидку, широким, плавным жестом обвел аудиторию.

– Вспомните эпоху тридцать шестого Совета. Вспомните шар Оломар, найденный у Сверкающего Столба под третьей чертой. Вспомните, что Совет настоял доставить шар в Ствол, дабы изучить и найти ему применение. И вспомните, что случилось тогда с

жилищем

мастера Бассу. Оно бесследно пропало в океане! Все, что удалось найти, – это выброшенные волной на риф Изами обугленные, потрескавшиеся линзы шара Оломар… А если б он попал в Ствол и несчастье произошло бы уже здесь?.. Я считаю, что угроза, носителем которой является объект номер триста сорок шесть, сопоставима с той, от которой пострадало жилище покойного Бассу. Вспомните, что тогда тоже сперва зафиксировали незначительные нарушения баланса – а какой получили финал! Почтенный мастер Лого доказывал нам тут, что раз не произошло, как он выразился, несчастья необратимого характера, то оно и не произойдет… Но возьмите человеческий организм, который терзают мелкие болячки. Они незаметно разрушают, расшатывают телесную защиту. И организм становится открыт для любых болезней… Самых страшных болезней. Точно так же корни дерева годами подмывает водный поток, и оно вдруг обрушивается от несильного порыва ветра… Я настаиваю на немедленном уничтожении объекта номер триста сорок шесть. Я закончил, почтенный Совет.

Слушая это пламенное выступление, Сварог, в общем-то, даже не обидевшись на присвоенный ему порядковый номер – нехай тешатся, – сделал для себя пометку: «Значит, в Стволе имеется лаборатория, изучающая древние предметы и прочие интересные находки. Здесь же, наверное, расположена и местная Академия наук. Небесполезно покалякать с тутошними Эйнштейнами – вдруг они про Поток что-нибудь да знают…» А что вы хотите? Надо же извлекать что-то полезное из судьбоносного трепа, делать зарубки на будущее. Не собирался же Сварог и в самом деле позволять уничтожать себя, по выражению одного из болтунов, «как не представляющий ценности и несущий вред экземпляр»…

Самым любопытным для Сварога оказался тот факт, что парламентарии ни о чем не спросили мастера Ксави. Ну да, они, видимо, сочли, что он просто выполнил приказ – привел пленников, а противоположный вариант мастерам совещателям и в голову не пришел. И ведь нисколько не заинтересовало их, почему Ксави привел не одного Сварога, а притащил еще четыре

А Сварог, со своей стороны, не заложил Ксави не из гуманизма и не из расчета на вечную благодарность, а по здравому размышлению. Потому как оно и к лучшему, что совещатели не поставлены в известность о неудаче их посланца. И теперь, если события начнут развиваться по самому скверному сценарию, то дамурги не станут ничего выдумывать – будут действовать по

– Я прошу обратить внимание почтенного Совета на то, что мастер Пальтр по своему обыкновению воспользовался примером из далекого прошлого. Шар Оломар, эпоха тридцать шестого Заседания Совета. А мы живем, напоминаю специально для мастера Пальтра, в эпоху сто сорокового Заседания…

– Ох уж мне эти формальности. Одна необходимость выслушивать все эти бредни чего стоит… – зло бросил мастер Вало, сразу проходя к плетеному «бюро», на полочках которого стояли ряды одинаковых сосудов, похожих на высушенные тыквы и отличающиеся друг от друга лишь цветом пробок. Вало взял с пробкой ярко-красной, наполнил стакан пенистой жидкостью.

Они довольно скоро оказались в этом помещении: покинув зал, сделали каких-то пять шагов и свернули в узкий, по двое не пройдешь, коридорчик. У двери, которой заканчивался коридор, их встретил слуга, но, в отличие от ранее виденных, у этого в глазах не темнела стоячей водой рабская покорность. Взгляд

этого

был умным и внимательным… жестким и острым, как хирургический скальпель. На слугу он походил, пожалуй, только лиловой формой одежды, а в остальном – на верного и натасканного сторожевого пса.

Дверь свернулась на манер соломенных штор, пропуская их, как догадался Сварог, в рабочий кабинет мастера Вало… Что ж, кабинет был обставлен в предельно аскетическом стиле. Только самое необходимое – в число чего входили сосуды с богатым ассортиментом неких жидкостей и некий предмет, не древний, гикорат Сварога на него не среагировал, но тоже из разряда странных: размером с пень вековой сосны розовая раковина, внутренность которой была словно бы залита зеркалом.

– Хотите пить – подходите, берите. – Вало провел ногтем по сосудам. – У меня без затей и церемоний… Без этих там – «почтенный Совет», «соблаговолите выслушать», «Ваша Мудрость»! – неожиданно рявкнул он. – А изо рта этой Мудрости, простите за натурализм, воняет, как из отхожего места…

Вало теперь и говорил по-другому, да и весь его вид уже ничуть не соответствовал внешности доброго диснеевского гнома. В его взгляд словно бы плеснули ковш олова.

Наверное, Сварог должен бы испытывать чувства, сходные с теми, что обуяли Колумба, когда тот наконец смекнул, что находится ни в какой не в Индии, а стоит на берегу острова, Европе до сей поры не известного. Наверное. Однако единственное, что сейчас переполняло его сердце, было упоительное ощущение

твердой

земли под ногами. Он и не подозревал, что это столь приятно: стоять не на ходящей ходуном палубе бронированной посудины, не на мобильном Острове, а на самой что ни на есть настоящей суше, которая не брыкается и не собирается топором уходить под воду – по крайней мере, в ближайшие пятьсот лет… И хотя эта самая суша, честно говоря, подчас еще вздрагивала, иногда еще колыхалась и ворочалась, поудобнее устраиваясь на новом месте, но все понимали, что это лишь отголоски затихающего катаклизма, эхо уже прекратившейся бури… И хотелось красиво пасть ниц да поцеловать ее, обетованную.

– Не стоит, граф, – сказал Рошаль, брезгливо поднимая куцый воротничок риксы: ветер из глубин новоявленного материка дул сильный и отнюдь не свежий – в воздухе воняло дикой смесью сероводорода, йода и гари. – Все равно мы здесь не первые. Первыми, прошу заметить, были наши друзья из Клаустона… Это как минимум. И это к тому же если не считать всех тех, кто жил на Граматаре в предпоследний Цикл. И в предпредпредпоследний. И…

– А вам никогда не говорили, маскап, что вы неисправимый романтик? – перебил Сварог. Щенячий его восторг как рукой сняло. – Нет, право, вот умеете вы найти нужные слова в нужную минуту, что есть, то есть, этого у вас не отнять…

Гор Рошаль обиженно замолчал. «Интересно, – вдруг подумалось Сварогу, – он переложил в риксу все то, что прятал в потайных кармашках любимого плаща? А что, наверняка. Тем более что в этой риксе карманов и кармашков – как блох у бродяги…»

Все шестеро первопроходцев стояли на каменистом берегу свежевсплывшего материка. Точнее, не каменистом, а практически сплошь каменном. Лишь жалкие полоски песка и гальки в трещинах и выбоинах – ну да, ну да, всякая мелочевка вымыта океаном, и пройдет не один десяток лет, пока ветер и волны перетрут камень в новый песок… Далеко впереди, впрочем, виднелись свежая травка, кустики да молодые деревца, а еще дальше, на самом горизонте, подножья

…И когда его святость столь странным способом проникла в столичный город Митрак, Арок решил наконец: все, с него хватит. Не дожидаясь, пока по сему прискорбному факту незаконного проникновения к нему придут люди уважаемого мастера старшего охранителя (вежливейший поклон в сторону Рошаля), он собрал свои пожитки, отставил прощальное письмо сыновьям, не так давно открывшим скобяную лавку на одной из главных улиц Митрака и потому слышать не желавшим ни о какой грядущей катастрофе, и в одиночку подался куда глаза глядят. А конкретнее – на наудер, через реку Крамеш, мимо границы Нура, через предгорья к морю. На что он рассчитывал, Арок и сам сказать не мог, однако удача на этот раз оказалась к нему благосклонна. В предгорьях Язберского хребта будущему лейтенанту пограничной службы Фагора встретился отряд нурских контрабандистов, которые тоже торопились к побережью, – в надежде наняться хоть простыми моряками, хоть кем на какой-нибудь вильнурский корабль и в качестве оплаты предложить хозяевам кое-что из товара. (Причина, по которой Арока взяли в отряд, была проста, незамысловата и к политическим распрям между Гаэдаро и Нуром не имела ни малейшего отношения: он всего лишь проткнул шпагой зама атамана по безопасности, непобедимого шпагиста и знаменитого на весь Hyp драчуна – за то, что тот позволил себе несколько замечаний касательно интимной жизни его, Арока, матушки и перепончатокрылых насекомых. Глянув на павшего заместителя, атаман хмыкнул и сам предложил Ароку вступить в отряд, против чего Арок, понятно, не возражал.)

Дальше – больше. Им таки удалось наняться на вильнурский китобой, переоборудованный в пассажирское судно, но в открытом море произошла скоротечная стычка со шхуной – флагманом охранительной фагорской эскадры. (Повод для драки опять же оказался насквозь прозаичным: король Фагора – Сварог, кстати, вспомнил его имя, Михлест Четвертый, – пребывая в пределах видимости чужого корабля, принял его за гидернийский броненосец и приказал немедля уничтожить.) Плохо вооруженные вильнурцы были разбиты наголову, однако тонущего Арока флагман подобрал, несмотря на яростные протесты капитана… А уж дальше все зависело от самого счастливчика. Несколько предметов из контрабандного товара (это были слитки весьма дорогого вильнурского серебра, которые Арок пер на себе через предгорья заместо усопшего заместителя), умение фехтовать, готовность беспорочной службой заработать себе жизнь, воинский опыт – все вместе это позволило ушлому ветерану добраться и до Граматара, и до должности лейтенанта погранслужбы Фагора…

Что самое интересное, при всей романтической неправдоподобности своих приключений, сделавшей бы честь какому-нибудь Рафаэлю Сабатини, Арок говорил чистую правду.

Сварог слушал его неспешный рассказ, откинувшись на шелковые подушки с монограммой «М» и циферкой «IV», и боролся с сонливостью: давало о себе знать напряжение последних дней. Покачивалась открытая повозка, запряженная парой крепких приземистых лошадок (с виду – кровей наиблагороднейших), мерно поскрипывали колеса, мимо проплывали холмы и перелески. Дороги под колесами, естественно, не было никакой, но и непролазных чащей с зияющими пропастями на пути пока не встречалось, так что ехали, в общем-то, ровно. Если закрыть глаза и не обращать внимания на вездесущий запах йода и гари, то ощущение, будто находишься где-нибудь в средней полосе России-матушки, будет полным. Вот-вот послышится далекое коровье мычание, навстречу профурчит раздолбанный колхозный «зилок» с молоком… Но это если глаза закрыть и не дышать. А ежели по сторонам все-таки смотреть, то мозги начинают съезжать набекрень. Потому как панорама из повозки открывалась, мягко говоря, феерическая. Обычные деревья росли вперемежку с какими-то кораллами, камышами и вовсе уж непонятными растениями с длинными, стелющимися по земле листьями – представителями, совершенно определенно, морской флоры, кое-как приспособившимися к жизни на открытом воздухе… Они проехали мимо озерца с болотистыми берегами, поверхность его буквально бурлила от мечущихся здоровенных рыбин – водоем быстро пересыхал, и океанским тварям, пойманным в ловушку, деваться было некуда. И повсюду – на камнях, поросших ракушечником, на целых пустошах высохшего ила, даже на ветвях

А вот сама повозка весьма органично вписывалась в эту реальность, поднятую со дна морского, и, голову можно было дать на отсечение, не так давно имела совершенно другую профессию. А именно – была шлюпкой, к которой примастрячили колеса. Возница с автоматом на плече держал в руках не кожаные поводья, а куски линей, в поводья превращенные. Довершала сию удивительную картину небольшая носовая фигура, явно снятая с корабля и помещенная на нос сухопутной шлюпки: бюст грозного мужика с развевающейся бородой (вылитый, кстати, псевдомыслитель из Ясной Поляны) смотрел на Граматар мрачно и в высшей степени неодобрительно… Второй автоматчик расположился на корме, позади посмурневшего экипажа, следил за тылами и то и дело бросал любопытные взгляды на странных гостей. А из гостей самыми смурными изволили быть старший охранитель и островная воительница. Ну, воительница, понятно, недовольна непредвиденной задержкой на пути к вожделенному Ключу (она даже позволила себе проявить эмоции и весьма красноречиво возражать против задержки и отклонения от курса), а вот мастер Рошаль явственно пребывает в горестных раздумьях по поводу того, что если есть государство, значит, непременно имеются и закулисные игры, и не попадет ли экипаж в жернова политических игрищ… Остальные выглядели бодрее. Олес с Пэвером во все глаза таращились на диковинки Нового Света, толкая друг друга локтями и показывая на что-нибудь совсем уж заковыристое за бортом – вроде исполинского, в человеческий рост, рапана посреди симпатичной лужайки, из горловины которого за повозкой задумчиво следила пара глаз на стебельках. Чуба, бегущая рядом, сделала небольшой крюк и рыкнула на обитателя раковины. Глаза исчезли, зато изнутри отчетливо клацнули клешни…

Они взобрались на холм, откуда последний раз можно было увидеть столицу Фагора («Эх, а я ведь так и не узнал, как она называется… впрочем, зачем?»), постояли немного и двинулись дальше по компасу. Сварог прислушивался к себе, пытаясь отыскать… что? Нет, легкая заноза в душе присутствовала, это да, но сильного страдания не причиняла – так, просто боль от разлуки… Королева, между прочим, к почетному покиданию боевого отряда столицы не вышла, зато, наплевав на ранний час, высыпали почти все горожане, от мала до велика, и в толпе усиленно ходили слухи, что столицу-де покидает специальная рота по предотвращению заговоров и дворцовых переворотов в разных странах. Куда она направляется – тайна сия великая есть… а вот откуда пришла, об этом как-то никто не думал.

Вскоре город скрылся за холмами, они снова углубились в лес.

Первый час Олес взахлеб рассказывал, как они славно метелили по всему городу заговорщиков, как быстро мастер Рошаль организовал слаженное прочесывание домов с одновременным допросом подозреваемых, как вычислял, где заговорщики могут прятаться, а вот мастер Пэвер разгромил винный подвал, по ошибке приняв его за подпольную штаб-квартиру, и в одиночку чуть не уничтожил все запасы, как Чуба, на минуту обратившись волком, почти довела до припадка одного уж очень настойчиво не признающегося, после чего он признался во всем, а вот Кана возглавляла отряд чистильщиков…

– Да, для меня это был познавательный опыт, – только и сказала на это островная дева. Из всего экипажа она одна была мрачна и недовольна вынужденной задержкой.

Но потом Олес притомился и шагал молча.

Сохраняли прежний порядок: Чуба двигалась впереди, разведывая обстановку, изредка возвращалась и вновь убегала вперед. Остальные, растянувшись цепочкой, шли след в след, осторожно и внимательно. На этот раз Чуба вернулась явно взволнованной. Забежав за спины идущим, она обратилась в женщину и догнала экипаж.

– Впереди… недалеко, – она никак не могла освоить человеческие меры длины и каждый раз мучительно подыскивала замену каймам и кабелотам, – дойти до того пригорка, видите, где кривые деревья без листьев, потом останется спуститься вниз, к подножию. Там канава из камней. Неглубокая, но очень длинная, конца не видно.

– А начала? – поинтересовался Олес.

…Начала у той канавы тоже не было.

– Линия обороны, – это предположение Пэвер высказал еще с вершины холма, едва углядев углубление в земле, выбегающее из леса, пересекающее по прямой, по горбам всех взгорков-пригорков равнинную часть и вдалеке скрывающееся за холмом.

Распугивать тарков серебром не пришлось (Чуба заверяла, что мало кто еще так чувствителен к серебру, как тарки, – обычное прикосновение какой-нибудь серебряной пустяковины приведет горе-вампира к быстрой, но мучительной смерти). Те удрали, как только отряд людей двинулся в их сторону.

…Обычный лесной граматарский лужок: одуванчики качают желтыми головами над розовыми завитками рапанов, а кусты земляники окружают убеленный сединами морской соли валун. И даже не слишком граматарский пейзаж – не видно кораллов, прижившихся водорослей, морской песок надежно скрыла от глаз буйная молодая зелень…

И три одинаковых следа – как три вершины равнобедренного треугольника. Придавленная трава и глубокие… очень глубокие вмятины в земле: круг диаметром в полтора кайма, а в нем четыре небольшие квадрата.

– Ну? – спросил Сварог. – Кто-нибудь знает, что это такое?

– Что-то здесь стояло, – задумчиво сказал Олес. – А потом это убрали.

– Увы, – морща нос, пробормотал Рошаль, – воздух здесь, однако, о морских просторах не напоминает.

– Запах тысячелетий, – стараясь говорить небрежно, кивнул Сварог, осторожно переставляя ноги вниз по глухо подпевающим в ответ рифленым ступеням. Это явно была не сталь – какой-то иной и незнакомый ни на Таларе, ни на Земле металл, зеленоватый, матово отражающий свет дежурных, оплетенных проволокой ламп. Сталь, даже трижды нержавейка, давно бы к черту прогнила и осыпалась рыжими трухлявыми струпьями – за столько-то времени, а на ступенях, заметьте, ни пятнышка ржавчины. Да и лимонный свет навевал прямо-таки неземную и неталарскую унылость, отчего погружаться в жерло подземелья энтузиазма отнюдь не прибавлялось.

– По-прежнему никого, – прошептала Чуба-Ху. – Но люди там были… а один совсем недавно.

Судя по кислым лицам подрастерявшего бравость воинства Сварога, опасность чувствовали все – кто фибрами кожи, кто фибрами души, а кто и такими органами, которые поминают лишь простолюдины, да и то крепко выпимши.

– Не понимаю, почему голова-призрак не последовала за нами, – не очень-то рассчитывая на ответ, заметила Кана. Голоса в пыльном подземелье звучали глухо, безжизненно, эхо, едва родившись, тут же умирало, поглощенное теснотой и полумраком.

– А ВЫ УМЕЕТЕ ПЕТЬ? – продолжало пытку плавающее в воздухе изображение.

Сварог представил себя в роли фагоша, и настолько это зрелище показалось ему жалким, что он чуть зубами не заскрежетал от безысходности. А винить тут было некого: он сам виноват, сам загнал экипаж в ловушку… Но ведь, с другой-то стороны, спускаться в бункер все равно бы пришлось – хотя бы для того, чтобы узнать, что Ключа в бункере уже нет. Дьявольщина.

– А если мы сейчас начнем все вокруг крушить? Что ты тогда предпримешь? – крикнула Кана, сжав кулаки.

– СРАЗУ ДВА ВОПРОСА. ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ БЕЗЫМЯННОМУ СОПРОВОЖДАЮЩЕМУ ПРИМ-ШТУРМАНА ЖЕНСКОГО ПОЛА… ОТВЕТЫ: ЕСЛИ ВЫ НАЧНЕТЕ УНИЧТОЖАТЬ СОБСТВЕННОСТЬ БАЗЫ, УГРОЗА БУДЕТ ЛИКВИДИРОВАНА. Я ОСТАНУСЬ ОДИН. И ОПЯТЬ БУДУ СКУЧАТЬ. НЕ ХОЧУ О ГРУСТНОМ. КАК МЫ БУДЕМ РАЗВЛЕКАТЬСЯ?

«Логикой мы будем развлекаться, хренова железяка, логикой, – озарило Сварога. – А чем еще, скажите на милость, тебя прошибить?..»