И была Европа, и была золотая осень, именуемая по ту сторону океана индейским летом, и был солнечный день: день первый.

Фотограф тщательно готовил аппарат. Камера была старинного образца, из тех, что не начинены до предела автоматикой и электроникой, – ее хозяин по праву считался незаурядным мастером и в работе полагался лишь на объектив да на то неопределимое словами, что несколько расплывчато именуется мастерством. Или талантом. Те двое за столиком летнего кафе его и не заметили, не знали, что сразу привлекли внимание. Молодые, красивые, загорелые, в белых брюках и белых рубашках, бог весть из какого уголка планеты залетевшая пара, беззаботные влюбленные из не обремененного особыми сложностями столетия.

Он выжидал самый подходящий момент и наконец дождался. Пушистые и невесомые волосы девушки красиво просвечивали на солнце, четко обрисовывался мужественный профиль ее спутника, и этот их наклон друг к другу, отрешенная нежность во взглядах и позах, широкая и сильная ладонь мужчины в тонких пальцах девушки, крохотная радуга, родившаяся в узких бокалах, – все и было тем мгновением, которое следовало остановить. Подавив всплывшее на миг пронзительное сожаление о собственной давно растаявшей молодости, фотограф нажал кнопку. Едва слышно щелкнул затвор.

– Нас фотографируют, – сказала девушка.

– Это не то, – сказал ее спутник. – Это нимайер, тот самый. Будет что-нибудь вроде «Этюда с солнцем». Итак?

– Я – Ожерелье-3. Объект миновал стра-тосферу.

– Я – Ожерелье-4. Объект миновал тропосферу.

– Я – Ожерелье-5. Объект совершил посадку. Ни с одним из известных типов космических аппаратов не ассоциируется. Место приземления в дальнейшем будет именоваться точкой «Зет».

– Я – Центр. В точку «Зет» мною выслан вертолет с оперативной группой. Арапахо – поддерживать непрерывную связь.

– Я – Арапахо. Объект имеет вид конуса высотой около пяти метров, диаметр основания около двух метров. Цвет – черный. Радиоактивного излучения, радиоволн не зафиксировано. Температура не отличается от температуры окружающей среды.

Он долго шел по коридорам, спускался и поднимался по лестницам, кивал знакомым, а многие незнакомые почтительно здоровались, и тогда он отвечал и им. Он шел мимо щелкавших каблуками охранников, мимо длинной стены – за ней тихо журчали компьютеры и девочки в белых халатах с ловкостью, на которую было приятно смотреть, нажимали клавиши. Он шагал – грузный, широколицый, редкие светлые волосы, прямая спина кадрового военного (никогда тем не менее не воевавшего). Просто генералов хватало, а Генерал был один. Еще его звали Король Марк, чего он терпеть не мог – не находил в себе ничего общего с преследователем Тристана и Изольды. А его все равно так звали, бог знает почему, пути прозвищ Неисповедимы, и тот, кто первым пустил прозвище в обиход, затерялся в безвестности надежно, как изобретатель колеса.

Он распахнул белую дверь с изображенным на табличке кентавром – так здесь кодировали опергруппы и операции. Круглый зал, четверть которого занимает выходящее во двор окно. Толстые кожаные кресла. Восемь человек встали и через положенные несколько секунд сели вновь. Генерал заложил руки за спину, остановился перед первым рядом кресел и какое-то время смотрел поверх голов, а сидящие смотрели на него.

– Два часа назад некий объект внеземного происхождения совершил посадку в точке, отмеченной на выданных вам картах как точка «Зет», – сказал Генерал. – Высланная на вертолете группа наших сотрудников погибла – вертолет стал удаляться, маневрируя так, словно им управлял пьяный или сумасшедший, после чего разбился. Вскоре было обнаружено, что объект, конусообразный предмет, превратился в четыре автомобиля современных марок. Три мы упустили. Наш сотрудник Дервиш, выехавший наперерез четвертому, по неизвестной причине направил машину на обочину и потерпел аварию. В настоящее время – в бессознательном состоянии. Четвертый «автомобиль» обстрелян с воздуха истребителями и уничтожен. Перед этим он пытался превратиться в какое-то крупное животное, но был уничтожен, прежде чем метаморфоза совершилась. Остальные пока не обнаружены. Не исключено, что и они превратились в… нечто совершенно иное. Предварительные меры приняты. Район наглухо блокирован войсками, из него не выскользнет и мышь. Распоряжением премьер-министра я назначен руководителем особой группы по ликвидации опасности. Перед вами стоит задача – в двадцать четыре часа покончить с тремя объектами, условно обозначенными как «мобили». Далее. Уже после блокирования района внутри него произошел ряд непонятных автокатастроф и ряд случаев, которые можно охарактеризовать как молниеносное помешательство, после которого люди совершали самоубийства, немотивированные убийства, поджоги и прочие эксцессы. Из этого был сделан вывод, что «мобили» каким-то загадочным образом воздействуют на человеческий мозг. – Генерал сделал гримасу, которая могла сойти и за улыбку. – Чтобы вы не чувствовали себя воробьями, которым предстоит стесать гору клювом, поясняю: «мобилям» присуще тэта-излучение, не свойственное ни одному живому существу Земли. То, о котором до сих пор мы знали лишь теоретически. Ваши машины будут оснащены тэта-радарами. Инструктаж по обращению с ними много времени не займет, это ничуть не сложнее, чем наша обычная аппаратура. Найти, в общем, нетрудно. Опознать и уничтожить – это серьезнее… Прошу на инструктаж.

Он дождался, когда за последним захлопнется белая дверь, сел в первое подвернувшееся кресло и устало сдавил ладонями виски. Услышав шаги, торопливо отнял ладони и поднял массивную голову. Вошли Доктор и Полковник – седой растрепанный старичок в голубом халате и мужчина лет тридцати пяти, которого с первого взгляда почему-то хотелось назвать учителем физики.

– Итак? – глухо сказал Генерал.

– Ну и что ты обо всем этом думаешь?

Купидон вел фургон с небрежной лихостью мастера, свесив левую руку наружу, и амулет на запястье, крохотный серебряный чертик, раскачивался над пунктирной линией разметки, летевшей под колеса трассирующей очередью.

– Все это в высшей степени странно, – сказал задумчиво Гамлет. – С одной стороны, голос, несомненно, принадлежит нашему эскулапу, но почему вдруг прервалась связь? Это наши-то рации способны отказать?

– И что ты этим хочешь сказать?

– А черт его знает, господа офицеры. Может быть, начались уже сюрпризы, а?

– «Неистовый Роланд», – сказал Малыш.

– Что? – переспросил Ланселот.

– Поэма Лодовико, Ариосто, – пояснил Малыш. – Шестнадцатый век. О рыцаре Роланде, который сошел с ума и носился по дорогам, убивая всех попадавшихся на пути. Похоже, правда?

– Я и не подозревал у тебя таких знаний.

– А это была одна лапочка, – безмятежно сказал Малыш, – она как раз по этим Роландам специализировалась. Так что, похоже? Можно так и закодировать операцию. Ты со мной согласен, о самый верный рыцарь короля лофов?

Слева было море и акварельный, молочно-сизый туман, справа назойливо сменяли друг друга однообразные холмы и долины. Изредка серым зеркалом промелькивало озеро, по-местному – лох. Туман размывал, прятал линию горизонта. Савину казалась неуместной эта прямая, как луч лазера, насквозь современная дорога. То и дело под колесами мелькали синие, красные, желтые зигзаги, ромбы, волнообразные линии – старая уловка, призванная уберечь водителя от «гипноза дороги». Словно сам туман выстреливал их навстречу машине пригоршню за пригоршней, и запас, видимо, был неисчерпаем.

– И все же вы не ответили на мой вопрос, – мягко напомнил патер.

– Отвечу, – сказал Савин. – «Вы нападали на разум. У священников это не принято».

– Это цитата, судя по вашему тону?

– Да, Честертон. Правда… правда, цитата не вполне подходит к случаю. Вы давно уже не нападаете на разум. Вы просто-напросто определяете ему границы и рубежи. Когда мы преодолеваем рубежи, вы ставите новые. И снова. И снова. Вам не кажется, что эта ситуация весьма напоминает знаменитую апорию Зенона – ту, об Ахиллесе и черепахе?

Будильник поднял его в десять часов утра.

На столике рядком лежали монеты, четыре благообразных старческих лика, перемежающиеся тремя вензелями, – это Лесли разложил их так вчера. Савин побрился и вышел на улицу, прихватив одну монету с собой.

Путь до почты он проделал не особенно торопясь, хотя и испытывал сильное желание припустить вприпрыжку. Почтой заведовала очень милая девушка, скучавшая из-за хронической нехватки клиентов. В другое время Савин непременно задержался бы поболтать и попутно выудить, как у них говорилось, пригоршню бит, но сейчас было не до того. Он молниеносно оформил заказ, вежливо игнорируя все попытки очаровательной почтмейстерши завязать разговор, пронесся по залу и наглухо захлопнул за собой дверь кабинки.

Вспыхнул экран. За огромным столом сидел самый осведомленный человек на свете – Рауль Рончо, начальник отдела информации Глобовидения. На его лице читалась суровая готовность дать ответ на какой угодно вопрос.

– Как успехи, амиго?

Савин осторожно постучал в потемневшую от времени и здешней стойкой сырости дверь. Почти сразу же послышались тяжелые неторопливые шаги, дверь потянули на себя, открыв до половины. Перед Савиным стоял высокий крупный человек, растрепанной черной шевелюрой и бородой напоминающий то ли актера, утвержденного на роль Емельяна Пугачева, то ли цыгана. Он наверняка встал буквально за несколько минут до появления Савина – рубашка застегнута кое-как, через пуговицу, лицо мятое, сонное, глаза запухшие.

Конечно же, он сразу узнал Савина, он явно намеревался буркнуть что-нибудь вроде: «Ну вот, опять вы…» – лицо стало уже стягиваться в грустно-отрешенную улыбку. Но он только что проснулся, соображал хуже, чем обычно, и это позволило Савину опередить, заговорить первому:

– Почему вы не сбрили бороду? И волосы не выкрасили, скажем, в рыжий?

Гралев недоуменно моргнул:

– Почему я… что?

В дверь барабанили громко и настойчиво – это и была приснившаяся Савину пулеметная пальба. Чертыхнувшись, он рывком встал и, промаргиваясь, пошел к двери, ночью он лег не раздеваясь, положив пистолет под подушку, думал, что уже не уснет, но под утро сморило все же.

Замок щелкнул, словно взводимый затвор.

– Мистер Савин? Вам срочная.

Перед ним стояла очаровательная почтмейстерша. Савин отпустил банальный комплимент, тут же забыл его, расписался и получил большой синий конверт. Захлопнул дверь, вернулся к столу и только теперь проснулся окончательно. На часах – двенадцать с половиной. Похоже, он проспал короткий тихий дождь – крохотный газон под окном влажно поблескивал. Диана, вспомнил он. Зверь – который не зверь. Автоматная очередь. Он скрючился на стуле, прижался лбом к колену, пытаясь смять, погасить вставшее перед глазами видение – на всех парусах уплывал в туман сказочный корабль, а с ним ответы на вопросы, касавшиеся только его, такого восхитительно бронированного, такого, оказывается, открытого для простых человеческих чувств. А скачка продолжалась, гремели копыта, враг был настоящим, пули тяжелыми, цель не оправдывала средств, но, безусловно, оправдывала усилия.

Он разорвал конверт, вытряхнул бланк фототелеграммы. Размашистый знакомый почерк Рауля: «Приезжай немедленно, жду в Монгеруэлле, кое-что прояснилось». Подписи не было.