Врач завтракает.

Эта фраза бесхитростна, немудряща и проста, как перпендикуляр, лишь на первый взгляд.

Смотря какой врач.

Если врач штатовский, если он занимается легальным бизнесом, а не подпольные аборты штрикает в мексиканских или иных там маргинальных кварталах, то это одно. Такой эскулап усаживается за чистый стол в чистой кухне устрашающих на расейский взгляд размеров, заливает в организм свежевыжатый апельсиновый сок, вкушает тостики, а ежели желает отведать мясца, то, понятное дело, постной, полезной для здоровья куриной грудки – ибо курьи ножки не в почете, их потребляет нелегальная иммигрантура, беднота всякая, негры (ох, пардону прошу, пардону, афроамериканцы, ну да!) и прочий несознательный элемент…

А впрочем, есть подозрения, что спец по нелегальным абортам питается столь же выверенно-антихолестериново. Тоже как-никак янкес, да и бабки должны капать приличные, ага. Зеленое лавэ, ясный пень.

Выйдя из троллейбуса, доктор Терехов дисциплинированно перешел улицу на зеленый свет, не понеся при этом особенных потерь – ну разве что на красный нахально промчалась чернолаковая иномарка непонятной закоренелому «совку» модели, властно и пренебрежительно рявкнула мелодичным сигналом. Но это по нынешним временам были сущие пустяки: не задавили, как-никак, даже не обозвали через приспущенное стекло так, что до вечера потом содрогался бы от злого бессилия.

И это на нынешний момент было последним спазмом того самого дикого и уродливого

межвременья.

Потому что доктор, войдя в переулочек, оказался во взаправдашнем, стопроцентном, патентованном прошлом. В переулочке этом не было ни единой приметы нового времени, о радость, совершенно не за что новое и взгляду зацепиться… А были здесь знакомые кирпичные «хрущевки», от времени, атмосферических осадков и грязи почти потерявшие исконный кирпичный цвет и приобретшие колер неописуемый. Это слева. А справа тянулась высоченная ограда из посеревших бетонных плит, забор родимой психушки, и ворота, как обычно, распахнуты настежь, ибо запирать их ни к чему, здесь хватает наглухо запертых дверей. Заходи, кто хочешь, вот только мало кто хочет, сюда забредают по вовсе уж неотложной надобности, а как иначе…

И психушка была – стопроцентное прошлое. За последние семнадцать лет здесь не прибавилось ровным счетом ничего нового, ни снаружи, ни внутри. Он поднялся по знакомой лестнице – хоть с закрытыми глазами шагал, – отпер дверь служебным ключом, похожим как две капли воды на тот, что используют в вагонах проводники. И запашок

прежний,

и контингент…

Любые реформы, даже самые лихие, любые пертурбации практически не влияют на психические болезни и врачевание оных. Честное слово, все так и обстоит. Конечно, меняются

персоналии 

– ну, скажем, почти не осталось Лениных и Брежневых, зато прибавилось генералов и маршалов и, что предсказуемо, Ельцин завелся. Главное, не изменилась

суть

. Механизм маний и навязчивых состояний. Какой-нибудь дореволюционный Рябушинский или Ротшильд, Брежнев советских времен и нынешний Гайдар – горошины из одного стручка.

Механизмы остались прежними. Вот он, в уголочке примостился – господин Чубайс, свято верящий, что он взаправдашний, хоть никакой он не рыжий, а лысо-брюнетистый. С такими маниями бывают и буйными, но местный Чубайс – тихий. Санитары ему раздобыли списанный выключатель, вот Чубайс им и щелкает пару раз в час с умиротворенной улыбкой – то министерство по налогам и сборам отключит, то Камчатку, то еще чего-нибудь. Милейший человек, никакого от него беспокойства, сплошная экономия аминазина и растяжек. Ну да, интеллигент, конечно. Кандидат наук. Перестройка – недоумение – нищета… И получился Чубайс. Главное, не подпускать к нему Сталина. Сталин как раз в противоречие своему историческому прототипу буйный и каждый раз норовит Чубайсу надавать подзатыльников, что, в общем, логично, если между нами…