Трудами иных деятелей культуры — среди пишущей братии в этом особенно преуспели Солоухин и Говорухин — в массовое сознание оказался успешно и надежно вбит образ царской России, прямо-таки как две капли воды похожей на сказочную страну Кокейн из саксонской мифологии: край всеобщего благоденствия с молочными реками в кисельных берегах и жареными перепелами, порхающими над головой в ожидании, когда обитателю сказочного царства захочется перекусить.

Мифология эта обширна и многостороння. Распространению ее способствуют и распеваемые с ностальгическим придыханием романсы:

И стихи Виктора Пеленягрэ об упоительных российских вечерах, где свалены в кучу все атрибуты сладкой жизни — и хруст французской булки, и что-то там ещё…

И печатные сетования на большевиков, разрушивших страну, где «все было»: и свежайшие омары на витринах Елисеева, и фиалки прямиком из Пармы, и розовая ветчина, и сыр со слезой.

До сих пор порой приходится слышать, что Октябрьская революция и гражданская война не имели аналогов в мировой истории. Это еще один миф, который следует развеять. Все обстояло как раз наоборот. Изучая историю Великой французской революции (так ее до сих пор именуют сами французы), убеждаешься, что в России не придумали ничего нового. Решительно ничего. У нас

повторилось

все из того, что случилось во Франции — правда, сплошь и рядом в весьма смягченном виде…

Как и Николай впоследствии, последний французский король Людовик XVI в личной жизни был милейший и добрейший человек — ни в коей мере не жесток, не тиран, знал иностранные языки, интересовался науками и даже, кажется, не изменял жене, что во Франции само по себе уже подвиг и нешуточная добродетель. Одним словом, человек был преотличный — а вот король прямо-таки никудышный. Слова Драгомира полностью относятся к нему. Будь он мэром какого-нибудь крохотного городка, прожил бы жизнь достойно и мирно, окруженный всеобщим уважением. Но его угораздило быть королем, а к этой должности он был неспособен…

Казна была практически пуста, а проводить реформы не получалось никак — при малейшем покушении на вековые устои к королю подступала тупая аристократическая банда во главе с его родными братьями — и король-тряпка очень быстро возвращал все в прежнее положение…

Очень часто вину за всеобщее растление умов во Франции возлагают на «энциклопедистов» — группу философов, естествоиспытателей, писателей, выпускавших так называемую «Энциклопедию», или «толковый словарь наук, искусств и ремесел».

Доля истины в этом есть, «просветители», как они себя именовали, и в самом деле были компанией довольно гнусной. Борясь с «пережитками феодализма» и «гнетом церкви», они так увлеклись, что долго и старательно поливали грязью уже не «пережитки», а вещи необходимые: патриотизм, честь, верность, семейные узы, веру в Бога вообще. В рамках этой борьбы с «отжившим» Вольтер, к примеру, накропал грязную пьеску, где приписывал Жанне д'Арк скотоложество — и без тени смущения объяснял потом, что сам он, разумеется, в это нисколечко не верит, но Жанна, понимаете ли, это тот образ, который «феодалы» и «церковники» используют для оболванивания народных масс. А потому ради просветительства и борьбы с пережитками необходимо разрушить веру в идеалы, чтобы выбить почву из-под ног реакционеров и консерваторов… Вам это ничего не напоминает?

Несмотря на реки крови, на все зверства и ужасы всеобщей смуты, французская революция в своём развитии принесла довольно интересные результаты…

Во-первых, Наполеон занимался не только войнами. Он провел массу полезных и толковых реформ в экономике, правовой системе, государственном управлении.

Во-вторых, что не менее важно, французские крестьяне все же получили достаточно земли.

И после этого — как отрезало!

Никогда

более во Франции не случалось более-менее массовых крестьянских выступлений, за исключением «чумного бунта» 1831 г., но там были совсем другие причины: кто-то от большого ума пустил слух, что «чуму разносят парижане, чтобы захапать нашу землицу», и крестьяне начали изничтожать всех, кто, по их мнению, походил на парижан…. К экономике это уже не имеет никакого отношения, согласитесь.

Все до единого бунты, мятежи и «революции», случавшиеся во Франции после реформ Наполеона, происходили исключительно в Париже, где часто и охотно, только свистни, кидался строить баррикады тот элемент, что по-научному именуется маргинальным, а если говорить попросту — «бичева с бомжами». Так было и в 1830-м, и в 1848-м — Париж ходил на голове, а вся страна сохраняла полнейшее спокойствие. Во времена Парижской коммуны кое-какие беспорядки произошли разве что в Марселе, где полным-полно было уголовников, бродяг, контрабандистов и прочей гопоты, которых моментально прижали. А потом французские крестьяне, одетые в солдатские шинели, за пару месяцев нанизали на штыки парижских коммунаров. Иначе просто и быть не могло. В обширнейшем воззвании «К сельскому населению», сочиненном парижскими коммунарами, пожалуй, только один абзац несет конкретное содержание. Остальное — патетическая болтовня… Итак:

Если брать чисто

количественное

выражение, то полное впечатление, что российская экономика и в самом деле неслась вперед семимильными шагами: процент роста огромный, капиталовложения растут. Но тут имелись свои тонкости.

Это были

иностранные

капиталы. И большая часть российской экономики была подмята иностранцами, поскольку им и принадлежала…

В руках иностранных акционерных обществ было 70 % добычи угля в Донбассе: куда ни глянь — сплошные Юзы, Крузы, Болье, Гарриманы… В основном, бельгийцы и французы.

Примерно 90 % добычи платины в России находилось в руках иностранных компаний — как и изрядная доля золотодобычи. Печально известный Ленский расстрел приисковых рабочих в 1912 г., всколыхнувший страну, произошел по причинам отнюдь не политическим. Просто-напросто рабочие, доведенные до крайности скотскими условиями существования, всем коллективом пошли к администрации требовать человеческого обращения, выполнения тогдашних законов. Их расстреляли в упор. Стреляли русские стражники, из русских винтовок, но пули, строго говоря, были английскими — потому что Ленские прииски принадлежали английской золотодобывающей компании «Лена-Голдфилдс». И с русскими рабочими цивилизованные британцы обращались примерно так же, как с неграми в своих африканских колониях…

К 1914 г. иностранным финансовым синдикатам принадлежала примерно половина нефтедобычи и три четверти нефтеторговли.

Да, вот кстати! Мы как-то совершенно обошли вниманием премьера Столыпина. В последние годы принято ссылаться на его реформы, как на спасительные для России, и сокрушаться о его гибели, эти реформы оборвавшей в расцвете…

К сожалению, это очередной миф. Никакой пользы столыпинские реформы не принесли, лишь плеснули немалое количество горючей жидкости в топку революции.

Напомню, в чем там было дело. Столыпин намеревался разрушить крестьянскую общину, своеобразный дореволюционный «колхоз». Дело в том, что при царе

частной

собственности на землю у крестьян не было. Земля принадлежала всей общине, «миру», как тогда говорили. Ее ежегодно делили и перераспределяли общим собранием — по количеству едоков и другим параметрам. Поэтому «своей» земли ни у кого быть не могло: в этом году ты обрабатываешь один участок, а в следующем, очень может быть, произойдет передел, и тебе достанется совершенно другой. По плану Столыпина, всякий крестьянин мог выйти из общины, забрав свой земельный пай, становившийся уже его частной собственностью, и вести хозяйство, ни на кого не оглядываясь и никому не подчиняясь, кроме «законов рынка», которые-де сами все расставят на свои места…

Другими словами, это была попытка «ввести» капитализм. И она провалилась, как проваливаются любые попытки «ввести» что-то искусственным способом… Получилось, как с ваучерами.

На бумаге (и, может быть, в мечтаниях Столыпина) все выглядело гладко и красиво: крестьяне забирают свои участки и понемногу становятся американскими фермерами. Те, у кого не хватает на это денег, берут взаймы в банке. Кроме того, правительство организует переселение крестьян в Сибирь, где им опять-таки дадут ссуды и земли. Годик-другой, и Россия превратится в страну сытых, довольных и оборотистых фермеров…