В барранкосах. – Пятьсот против двух.

–

Без оглядки! – Нечеловеческие усилия.

–

Дело сделано

–

и дело впереди.

–

Погоня.

–

Быстро и хорошо.

–

Шесть последних, в том числе одна последняя.

—

Они здесь!

– Я ничего не слышу…

– А я слышу! Залезай! Ни слова – иначе влипнем…

– Будьте спокойны, капитан!

В жизни, полной приключений и богатой неожиданностями, случаются иногда вещи, которые буквально ошеломляют вас и заставляют терять хладнокровие…

Итак, это была настоящая красавица! Нежные шелковые волосы, бархатные глаза, чистый лоб, матовая кожа, алые губы, подобные цветку кактуса… А на лице застыло странное выражение – то ли одержимая, то ли мученица. Капитан невольно разжал руки и отступил.

Мексиканка в одну секунду выхватила кинжал и, пронзительно свистнув, направила его прямо в сердце врага. К счастью, Бедняк был начеку. Он опередил движение амазонки, схватил ее сзади за локти и резко завел ей руки за спину. Она вскрикнула от боли и уронила кинжал. Бедняк ослабил хватку.

– Эй, милашка, без глупостей, а то прикончу!

Капитан Ртуть не проронил ни слова. Он не мог оторвать взора от горящих глаз незнакомки. Мексиканка выдержала этот взгляд, на лице ее было написано безграничное презрение.

В карнеро.

–

Среди трупов.

–

Вокруг

–

смерть.

–

Воспоминания.

–

Мать несет свой крест. – Справился с волнением. – Смелее, Ртуть!

–

Побег.

Вернемся к капитану. Лассо, наброшенное невидимым противником, придушило его. Ртуть потерял сознание. Бездыханное тело билось о стволы деревьев, цеплялось за ветви. Кто-то поднял его и перекинул на круп лошади. Началась скачка по лесу, где партизаны знали все уголки. Всадники одним махом одолели холм, спустились в долину и остановились.

– Куда девать этого француза? – спросил один.

– В карнеро! – ответил другой. – Куда еще?

Он приблизился к неподвижному капитану, опустился на колени, отвязал лассо и приложил ухо к его груди.

Альферес. – Исчезнувшее видение. – Дочь Бартоломео Переса. – Богиня зла. – Воскрешение из мертвых. – Дьявольская уловка.

–

Огонь! – В самом пекле. – На волю!

По комнате разливался мягкий свет. Это оказалась спальня. Стены были обтянуты ярким переливающимся шелком. Незнакомый тонкий аромат бередил душу. В воздухе витало едва заметное голубоватое облачко.

Капитан Ртуть различил стол с маленькой лампой под матовым колпаком. У стола в большом кресле виднелась человеческая фигура. Женщина спала. Тонкие руки с точеными пальцами покоились на красном поясе, за которым виднелась рукоятка кинжала, украшенная драгоценными камнями.

Ртуть знал, что должен бежать: минутное промедление грозило смертью. Но какая-то неведомая сила удерживала его… Он вспомнил о красавице мексиканке, которая хотела его убить. Им завладело любопытство. Капитан бесшумно приблизился, схватил лампу и, приподняв ее над лицом спящей, узнал черные как вороново крыло волосы. Узнал глаза с длинными ресницами, накануне метавшие молнии; алые губы, с которых срывались угрозы. Сейчас опущенные веки смягчили жестокость взгляда, спокойный сон уступил место гневу. Нежное лицо девушки казалось необыкновенным, словно неживым, в нем таилось что-то необъяснимое.

Ртуть не двигался с места, не в силах оторвать глаз от чудесного видения и чувствуя непонятное волнение, хотя следовало бы ненавидеть эту мексиканку, беспощадную Альферес, которую он помиловал.

Питух из Севастополя.

–

Вспомнили

o

б Оторве. – Вопросы Толстяка. – Пуэбла. – Господин Бомба. – Пахнет смертью!

—

Ну что, салаги, хотите знать столько же, как папаша Питух? Думаете, это так просто? Набраться опыта – это вам не водки глотнуть!

– Что вы, сержант, мы же понимаем…

– Молчать, когда я говорю! Итак, вот уже десять лет, как я ношу феску

[21]

и знаю толк в людях, вещах и событиях. Вот, например, был я в Крыму

[22]

, взял Севастополь…

– Вы взяли…

Немного истории.

–

Наполеон

III

и его советники.

–

Император Максимилиан.

–

Нио и Базен.

–

Иллюзии и пробуждение.

Прошел год. Взятие Пуэблы решительно повлияло на судьбу Мексики. Французская армия без боя вошла в Мехико. Президент Хуарес вынужден был поспешно покинуть свою резиденцию

[70]

.

Десятого июня 1863 года генерал Форей телеграфировал военному министру в Париж, что французские солдаты буквально утопали в цветах. Подобный триумф

[71]

сравним разве что со вступлением армии в столицу четырнадцатого августа 1859 года после итальянской кампании.

За провал пятого мая 1862 года отплатили сполна. По мнению генерала, военный вопрос был закрыт, оставался вопрос политический. Генерал обратился к мексиканцам с мудрыми советами, проповедуя согласие, отказ от разделения партий на либеральные

[72]

(партия Хуареса) или реакционные

[73]

, которое лишь ослабляло нацию, призванную создать новое правительство для восстановления всеобщего благоденствия.

Если бы Толстяк или Булочка спросили тогда горниста, сержанта Питуха, о политическом положении, тот оказался бы, наверное, в большом затруднении и не смог бы объяснить молодым зуавам, почему победившая Франция отдала исполнительную власть в руки архиепископа

[74]

Мехико Лабастиды и самых реакционных генералов Альмонте и Саласа. Но такова была воля французского императора, считавшего необходимым восстановление прежней власти времен всемогущей инквизиции

[75]

.

В Тампико. -«В их распоряжение».

–

Дю Валлон и Ртуть. – Карбахалъ.

–

Дочь Бартоломео Переса.

–

Матадоры. – Долг будет исполнен!

–

Тревога!

Тампико, столица провинции Тамаулипас, является важнейшим после Веракруса мексиканским портом в проливе Атлантики. Важен он не столько своим стратегическим положением, сколько с точки зрения коммерции. Через Тампико проходят все товары, направляемые в центр Мексики, в Тамаулипас, в Хуастеку; оборот составляет пятнадцать миллионов пиастров

[82]

в год.

Окажутся эти доходы в руках сторонников Хуареса или же интервентов – вопрос принципиальный. Поэтому французы сделали все, что могли, чтобы захватить Тампико. Им удалось это с первого раза. После тяжелой битвы наши войска вошли в город, по-европейски оживленный и блистающий роскошью, с миллионерами-негоциантами

[83]

и бессовестными дельцами.

Мексиканцы – банкиры и промышленники – встретили наших славных французов с распростертыми объятиями, с улыбкой на устах, называя своими освободителями и щедро предоставив в их распоряжение дома и средства. Однако на следующий день партизаны Карбахаля и Кортены узнали о наших передвижениях. Связь с внешним миром, проходящая по рекам Пануко и Тамесис, оказалась перекрыта. Все оставались любезны с французами, и мы не сразу поняли толком, что происходит.

Нельзя было даже пополнить конский состав. Крупные землевладельцы отказывались продавать что-либо. Индейцы не решались пересечь две реки, чтобы доставить продовольствие. Начался голод. Экспедиционная колонна получила приказ покинуть Тампико.

Главная площадь. —

Plateados

и

aguaderos

.

– Папаша Реверди. – Отряд Бедняка.

–

Ртутисты. – Драма у Рио-Зарзеис.

–

Булочник в тесте.

–

Битва.

На главной площади Таможни, в Тампико, царило оживление. Это было место встречи всех щеголей и бездельников. Разодетые женщины прохаживались среди caballeros

[89]

, чьи костюмы сверкали от золотого и серебряного шитья и блестящих пуговиц.

Никто бы не подумал, глядя на этих франтов и франтих, что скоро прольется кровь, что за улыбками кроются месть и дикая злоба, а в глубине бархатных глаз, таких нежных и томных, прячутся огоньки ненависти, готовые превратиться в молнии.

Иногда площадь пересекала французская рота с горнистами во главе. Зуавы, африканские стрелки, печатали шаг, глядя прямо перед собой, бесстрастные, подтянутые. Энергичные офицеры проходили приосанившись, но без рисовки…

Толпа расступалась, покорная и любопытная, без видимой враждебности. Кое-кто негромко переговаривался. Лица женщин с натянутыми улыбками походили на маски. Иногда мексиканки, закутанные в мантилью

[90]

, из-под которой лишь поблескивали глаза-алмазы, принимались вышагивать рядом с нашими солдатами своей характерной, немного переваливающейся походкой и бросали розы, красные, как кровь. Горе неосторожным, поверившим этим кокеткам: утром, чуть забрезжил рассвет, не один труп, пронзенный кинжалом, был обнаружен в узких улочках.

Наваха против башмака.

–

Кладбищенский кролик.

-

В

мешивается Ртуть. – Бедняк и монетка в сто су. – Реверди разболтался.

–

По возвращении домой. – Избитый Ртуть.

Бедняк поднес огонь к лицу мексиканца, стоящего ближе всех.

– Кто рассказал эту гнусную историю? – спросил он свистящим шепэтом.

Никто не ответил.

– Если это выдумка, то он – мерзавец, – продолжал Бедняк, – если это правда, смеяться мог только подлец.

На Рио-Зарзеис. – Несостоявшееся свидание.

–

Свист. -Смертъ Чепрака. – Скверное дело!

–

Вопреки всему. – Индеец Сиори.

–

Преступление, совершенное двадцать лет назад.

–

Снова матадоры.

–

Что с Ртутью?

–

Вперед!

—

Гляди-ка! – Бедняк спрыгнул с лошади. – Мы первые!

Десять colorados покинули Тампико с большим запасом времени, в половине третьего утра, чтобы успеть к назначенному капитаном сроку на Рио-Зарзеис. Дорога оказалась нелегкой: то обвалы, то заросли, где нужно поработать мачете, чтобы пройти.

Между Тампико и Альтаминой не более пяти лье. Раньше там располагались фермы, окруженные возделанными полями. Война сделала свое дело: остались одни руины, поросшие дикой растительностью. Дороги и тропинки исчезли. Не слышалось больше звуков с полей, везде царила мертвая тишина.

Рио-Зарзеис спускается с одного из высоких холмов, окружающих долину Тамесис. Когда-то по этой речке сновали индейские лодки, груженные плодами, теперь все заросло травами и плавать стало невозможно. Тут и там виднелись запутавшиеся в зарослях трупы, разлагающиеся на солнце и презираемые грифами

[103]

.