— Ее привезли вскоре после того, как стемнело, — бормотал служитель, словно краб боком пробираясь меж молчаливых рядов каменных плит. — Кажется, вот она.

Он остановился возле одного из низких каменных постаментов, длинного и плоского, как гроб, и приподнял грязную, мерзкую тряпку. Мертвые девичьи глаза безмятежно уставились в темное небо, лицо, скривившееся от боли и пытки, превратившееся в белую оскаленную маску, было испачкано и покрыто синяками.

Застывшие капельки крови расплылись на шее и груди девушки, сверкая, как ожерелье из темных рубинов.

Человек в плаще коротко и отрицательно качнул головой под темным капюшоном. Страж, с лицом белым и круглым, как луна, опустил тряпку.

— Нет, это не та, — пробормотал он извиняющимся тоном. — Знаешь, иногда возникает такая путаница. Их же много тут, этих девочек. Они постоянно вьются у ворот… — Ежась от холода, он двинулся вдоль помостов, то здесь, то там заглядывая под грязную ветошь. Его спутник молчаливой темной тенью следовал за ним.

Вот. Он снова услышал тот звук.

Как ни была она приятна, Маурсел оставил беседу с уже почти пустой бутылкой и — не сразу — встал из-за стола. Капитан «Туаба» был в своей каюте один, и время было позднее. Уже много часов подряд единственными звуками, доносившимися извне, были шум волн, бьющих в корпус судна, скрип снастей и треск древней обшивки старой каравеллы, стоящей на якоре у набережной. А потом вдруг он услышал тихие шаги — кто-то крадучись пробирался мимо полуоткрытой двери каюты, и доски палубы скрипели под его ногами. Слишком громкие звуки для крыс. Значит, воры?

С мрачной ухмылкой Маурсел засветил фонарь и, крадучись по-кошачьи, встал за дверьми. Черт бы побрал его драгоценную команду. Все до единого, от кока до первого помощника, они несколько дней назад оставили его одного на судне, заявив, что не вернутся, пока не получат плату за истекший месяц. Неожиданно налетевший шторм заставил их выбросить за борт большую часть груза — листовой меди, и «Туаб» вошел в гавань Керсальтиаля во всей красе: с порванными парусами, сломанной грот-мачтой и дюжиной пробоин в корпусе. Разумеется, все деньги, полученные за остаток груза, пошли на ремонт судна, и вместо предполагаемой прибыли команда получила лишь заверения капитана, что каравелла бесценна сама по себе, что когда-нибудь (очень скоро) он найдет новый, очень выгодный фрахт и с лихвой возместит потерянное. Команда почему-то не пожелала воздать должное ни его красноречию, ни посулам и покинула своего капитана.

«Разве что кто-нибудь из них вернулся…»

Маурсел пожал могучими плечами и поплотнее запахнул плащ. Хозяин «Туаба» никогда не избегал доброй свары со своими подчиненными. Впрочем, вор или подосланный убийца тоже подходили его нынешнему настроению.

Девушка поежилась и плотнее запахнула плащ на узких плечах. Настанет ли снова день, когда она проснется и не почувствует в себе этого всепоглощающего холода?

Кейн стоял, облокотившись на ярко-малиновый от жара перегонный куб. На его жестоком, изможденном лице плясали красные отсветы. «Как красные уголья — его волосы, как колдовская голубая сталь — его глаза…» Он тяжело наклонился вперед, чтобы поймать в кубок красного хрусталя последние капли фосфоресцирующего эликсира.

Она знала, что эта сверкающая жидкость стоила Кейну многих бессонных часов. Тех самых драгоценных часов, что длилась ее свобода — свобода от его неотступного и неумолимого внимания. Ее губы сжались в тонкий, бескровный шрам.

Что за отвратительный рецепт был у этого эликсира! Десайлин вспомнила молодую девушку, чей искалеченный труп приволок Кейну слуга. Ее снова передернуло.

— Почему ты не позволишь мне уйти? — услышала она собственный тоскливый голос. В который уже раз повторяла она один и тот же, один и тот же вопрос?

Сам себя он называл Дрегар…

Окажись он там секундой позже, он, вероятно, не сумел бы определить, откуда донесся тот ее вскрик. Чужестранец в Керсальтиале, этот варвар, тем не менее, бывал прежде в крупных городах, выстроенных цивилизованными людьми, и провел там достаточно времени, чтобы уяснить неоднозначность криков о помощи среди ночи и подумать дважды, прежде чем бросаться сломя голову во тьму, навстречу неведомой опасности. Но от варваров-предков он наряду с сильными мышцами, гибкой рукой и волшебным клинком унаследовал и первобытное понятие о кодексе рыцарской чести.

Он застыл, пораженный, как громом, красотой девушки, когда она несколько минут назад поспешно прошла мимо. И теперь весь поглощенный мыслью о том, что это воздушное белокожее существо попало в беду, он выхватил из ножен свой тяжелый клинок и помчался туда, откуда только что пришел.

Свет ярких фонарей соседней улицы сюда не доставал, но дикарю хватило и слабого лунного света. Плащ был уже давно сорван, туника сползла с плеч, девушка билась в руках двух головорезов. Третий, заслышав шорох шагов, со злобной ухмылкой развернулся к Дрегару, нацелив меч прямо в живот юноше.

Дрегар рассмеялся и мощным ударом меча отмел более легкое оружие противника далеко в сторону. Не теряя времени, он тут же поднял меч высоко вверх и обрушил его всей силой своих волосатых рук на череп ночного грабителя.

Он поднял голову… и увидел ее, стоящую на набережной, наблюдавшую за ним со странной гримасой напряженности и нерешительности одновременно. От неожиданности Маурсел выругался и вышел из-за своего импровизированного верстака. Девушка казалась призраком, так тихо и неподвижно стояла она и смотрела на него.

— Я… я всего лишь хотела узнать, все ли у вас в порядке, — наконец сказала Десайлин с неуверенной улыбкой.

— Вполне, если не считать проломленного черепа, — ответил Маурсел, пожирая ее глазами.

Когда он очнулся и выбрался из-под обломков мебели в своей каюте той ночью, уже светало. Волосы у него на затылке слиплись от крови, а голова болела так, что довольно долго он просто сидел, тупо глядя перед собой, пытаясь восстановить в памяти ночное приключение. Он помнил, как нечто вошло в его каюту и, дотянувшись до него, отшвырнуло его, как тряпичную куклу. А девушка исчезла — может, ее и в самом деле уволокла та тварь? За себя Десайлин явно не боялась, пытаясь оттащить его от двери…

Или, может, просто кто-нибудь из его парней вернулся и сыграл с ним эту злую шутку? А голова трещит с похмелья?.. Да нет, это — чушь, кому знать, как не ему. Приятели наверняка бы его прирезали, да еще раза три проверили, мертв ли. Как, впрочем, и любое человеческое существо, хоть вор, хоть бывший матрос.