Почти каждое утро господин Мырд прогуливался в парке. Приходил он обычно в то самое время, когда подвозили няни своих непоседливых подопечных к песочному царству за дощатой оградой. По аллеям катились детские коляски, которые служили для господина Мырда как бы живым барометром: чем больше их съезжалось к песочку, тем ярче светило солнце — ожидался тёплый, погожий денёк. И они же, второпях разъезжаясь по домам, предвещали грозу. Правда, плохой прогноз давался тут в самый последний момент, когда тёмно-сизая туча уже неслась высоко над горизонтом и угрожающе била в боевой барабан.
Со временем господин Мырд превратился как бы в сторожа парка: заложив руки за спину, он из конца в конец бродил по аллеям, зорко примечая все, что совершалось вокруг. Стоило, например, гражданину, который, сидя на скамье, уписывал булку, обронить на землю обёрточную бумагу, как Мырд останавливался и выговаривал ему до тех пор, пока гражданин не спроваживал бумагу в урну для мусора. Принимались ребята швыряться камнями и палками в деревья — Мырд тут как тут; два—три грозных слова — и буйная ватага разбегалась. Случалось бездомному бродяге, утомлённому винными парами, улечься вздремнуть на скамейке в парке — Мырд стучал тростью по подошвам спящего и напоминал, что на скамейках спать воспрещается.
Так и ходил Мырд, изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год выполняя предписание врачей: гулять, гулять, гулять. Кроме того, он придерживался строжайшей диеты, и по возвращении домой ему разрешалось всего-навсего погрызть сырую морковь да выхлебать тарелку молочного супа. Что поделаешь — здоровье расшаталось не на шутку!
В конце концов каждодневные прогулки наскучили своим однообразием, и неудивительно, что Мырд стал пускаться в разговоры с теми, кого встречал в парке. То направит группу крестьян в учреждение, куда им следует пойти по делу, то поделится с кем-нибудь своим скудным запасцем юридических сведений, то ссудит деньжонок плачущей женщине — осталась, бедная, без гроша, не на что домой ехать. Словом, выступал Мырд в роли этакого спасителя и благодетеля.
Однажды утром спаситель прохаживался вдоль берега реки. Город, подёрнутый утренним туманом, был ещё тих и спокоен. Лишь изредка по склону холма грохотала крестьянская телега с бидонами молока. Глянув наверх, на крону прибрежной липы, Мырд увидел, как ворона сцапала на завтрак маленькую серую горихвостку. Тщетно спаситель забрасывал в листву свою палку — птица, не выпуская добычи, перемахнула на просмоленную крышу префектуры, которая синела поблизости, словно озерная заводь. Так правдиво синела крыша, что Мырду даже послышался всплеск весла на водной глади.