Роман самого экстремистского писателя постсоветской литературы Сергея Валяева рассказывает о бывшем сотруднике КГБ СССР, который в новых условиях и практически в одиночку продолжает нелегкий бой с теми, кто подлежит немедленному и безусловному уничтожению. Рожденный под знаком Скорпиона, бывший сотрудник КГБ СССР представляет собой взрывоопасную `гремучую смесь` для тех, кто считает себя нынешними хозяевами жизни.
1. Профессия — одиночество, год 1982
Я живу на последнем этаже высотного дома и, когда просыпаюсь, то ничего не вижу, кроме неба. Сейчас вижу: скользят сырые облака к югу, к теплу, сея мелкую прощальную морось.
Мне бы сейчас остаться одному, да не терплю одиночества, поэтому рядом со мной женщина. Она хорошо усвоила, что в её теле нуждаются. Ее нельзя за это осуждать. Однако вот незадача: она храпит. Когда женщина храпит улетучиваются последние иллюзии. И нет возможности побыть с самим собой.
Ты чувствуешь, как с кровью закипает ненависть к этому храпящему существу, и ненавидишь его до такой степени, что, кажется, ещё минута — и удушишь подушкой. Но, во-первых, для этого нужно определенные физические усилия; во-вторых, куда девать труп?
Проще сказать утром: ты знаешь, родная, ты знаешь, боюсь мы больше не встретимся, как жаль, как жаль… Почему, родной?
Я не отвечу. Я пожалею ее; не говорить же о её существенном недостатке. Женщина сама должна знать о своих достоинствах. А если женщина знает, что храпит во сне, почему же она тогда спит? Наверное, считает, будто я настолько счастлив с ней, что выдержу и звериные рулады.
2. Если он такой умный — почему он такой мертвый? Год 1992
Когда-то давно я был на море. То ли десять лет назад, то ли несколько столетий. Это теперь неважно. Если рушится великая империя, где ты живешь, нет смысла вести бухгалтерский счет личной жизни. Иногда кажется, что вместе со страной, мы потеряли чувство времени. Оно как бы растворилось в морских глубинах, сплюснувшись до невозмутимых бескровных рыбин.
У меня, как и других, за эти десять лет произошли большие перемены. Я вылечил свой насморк и теперь никогда не болею ОРЗ. Моя дочь Маша уехала вместе с мамой в Калифорнию. Там, утверждают, хорошие климатические условия для тепличных детских легких. Сырая, как картофель, Москва была не для моей дочери, и я доволен, что она покинула родину. Здесь бы девочка умерла, а там живет, растет под пластиковыми кипарисами и присылает цветные фото. Не так часто, как хотелось, но три картинки у меня имеются. На последней Марии уже шестнадцать. У неё счастливая улыбка и, если бы я не знал, что это моя дочь, не узнал — у нас так не улыбаются, будто щелкунчики. Ее мама удачно вышла замуж за американского бизнесмена J.Berrimor, и теперь за будущее дочери могу не переживать. И спокойно заниматься своими делами.
Одно из таких делишек заставило меня ехать в приморский курортный городок. Разумеется, после конфиденциальной встречи с заинтересованной в этой поездке стороной.
Встреча состоялась в сельской васильковой российской глубинке. Я и заказчик Старков погуляли по картофельному полю, изображая охотников за дичью, поговорили и после этого я отправился в командировку неопределенную по срокам.
И теперь, лежа на верхней полке скорого, я глазел на полуденные кружащиеся степи, и думал о чем-то своем.