Уина отошла в сторону от всех остальных — туда, где было глубже. Течение тянуло за края одежды, грозя вот-вот сбить с ног, однако она еще не была готова. Быть может, кто-нибудь все-таки заметит ее, спросит, почему она пребывает в одиночестве и что делает вблизи от опасных вод. Но этого не случилось, хотя она задержалась на месте, опустив пальцы в реку, ощущая, как холодный поток раздвигает их своими крохотными рыбьими плавниками. Прищурясь, она поглядела против солнца; каждая рябинка сверкала бриллиантовым блеском, ослепляя ее, и середина реки казалась не водой, а искрящейся лентой.

Она облизнула губы: они вдруг пересохли, хотя еще не было жарко, да и лоб ее вдруг зарделся.

Никто не придет. Им все равно — что бы она ни задумала. До самого заката они будут заниматься своими делами: собирать цветы, есть плоды и предаваться любви. Она закрыла глаза. Интересно, страшно ли будет упасть в эту сверкающую ленту или этот поступок сулит ей волнующее переживание. Восстанет ли она потом в блеске тысячи бриллиантов, так что все побоятся смотреть на нее? Уина сделала еще шажок на глубину. Вода уже доходила до живота, уже тянула за руки. Пойдем со мной, говорила вода. Погрузись в меня и останься во мне.

Так она и поступила, и вода приняла ее.

Какое-то мгновение течение казалось ей мирным, оно подхватило Уину, и девушка поняла, что сделала правильный выбор. Никогда более, просыпаясь утром, она не будет убеждать себя в том, что ночной страх — это только сон, не будет заставлять себя думать, что пропавшие друзья вовсе не пропали, а прячутся где-то. Она восхитилась, ощутив небывалую легкость. Река несла ее, словно облачко: даже ребенок не мог бы мечтать о более мягкой колыбели.

Задыхаясь от давки и смрада потных тел, Тойас Мидтманн, детектив Шотган-Сити, упустил момент начала драки. Давка была такая, что приходилось работать локтями и при этом закрывать глаза, чтобы не видеть массу голов, покачивающихся в такт движению монорельса. Толпа неохотно раздвигалась, давая ему место. Коп, ненавидящий людей, не должен находиться на службе общества, думал он. Будь он львом, разгуливающим по африканской саванне, где на горизонте поднимаются горы, окутанные жарким маревом… вот это счастье!

В себя его привели всполошенные голоса.

Он поднял глаза к камерам слежения, трем шарикам с черными линзами, свисавшим с потолка. Две подмигивали красным глазком, но одна, что висела прямо над головой, тускло мерцала. Значит, либо в самом деле отключилась, либо индикатор не работал. Однако двое крутых парней, сцепившихся всего в нескольких ярдах от него, плевать на все хотели, тем более на камеры. Тойас протиснулся мимо парочки типов в аккуратных деловых костюмчиках, старавшихся подобраться поближе, чтобы поглазеть на драку. Однако остальные попятились и окончательно его сдавили. Коп поерзал, пытаясь вытащить электрошокер из кобуры, но верзила в сером пальто навалился на его руку.

— Ты на меня с ножом попер? — заорал молодой головорез тому, кто постарше. Его лицо и бритая голова были на редкость правдоподобно разрисованы сценами лесного пожара. Языки пламени обрамляли холодные голубые глаза. Он многозначительно постучал по лезвию дуэльного кинжала, висевшего на груди чуть пониже плеча рукояткой вниз, так, чтобы можно было быстрее его выхватить.

Второй, с темной бородой, затянутый в светлую кожу, деликатно держал свой кинжал большим и указательным пальцами, то вдвигая, то выдвигая его из ножен.