Я думаю. Просто думаю. Я человек. Обычный человек. Мое ремесло — режиссура инфорекламы 

[1]

. Когда-то я был неплохим режиссером, а теперь мне стыдно. Я никуда не гожусь. Мне нужна помощь. Я жду спасения. Я жду легких денег. Я продался. Я дитя системы. Я в грязи. Пожалуйста, спаси меня. Весь день я копаюсь в дерьме местных рекламщиков. У моих клиентов во рту помойка, а на шее, запястьях, щиколотках (и интимных местах?) — золотые цепочки. Все поголовно обвешались золотом, а изо рта воняет. Наверное, у меня тоже. Надо спросить Джека, того парня, что я встретил в прачечной. Может, поэтому он и не обращает на меня внимания. Вечно так и норовит поскорее смотаться.

Я в западне. Ко мне подкрадывается кризис среднего возраста. Мне страшно. И очень одиноко. Я бьюсь, как лодка у причала: веревки держали прочно, но теперь провисли. Меня уносит в море. Я еще жду: вдруг кто-то поможет? Как ни странно, я все так же привязываюсь к людям, веду беседы. Хотя, боюсь, это ненадолго… Интересно, каково потерять способность нормально общаться, потому что все твои чувства разладились? Но самое главное — я боюсь. Боюсь однажды проснуться в луже собственного дерьма. Я мог бы бояться, что мне на голову упадут книги с полки, однако их растащили, «зачитали» и вряд ли уже вернут. Боюсь, что на перекрестке кто-то поедет на красный свет и раздавит меня. Боюсь, что у Свифти 

[2]

во время очередного прыжка лопнет трос, и я больше никогда его не увижу. Жаль, что я не художник. Хорошо художникам, они умеют из своих проблем сделать искусство!.. Но я их боюсь. Я боюсь искусства. Боюсь, что ржавая проволока загона сломалась и коровы с козами разбредаются во все стороны. Или что на меня перестало действовать притяжение Сатурна и я вот-вот оторвусь от Земли и, медленно вращаясь, упаду на Солнце. Этого я, пожалуй, боюсь больше всего.

— Приходилось ли тебе выбирать

Из двух мыслей одну, а другую бросать?

Если время приходит, и нужно, — пропел я про себя, —

Что же на самом деле случилось с двумя рок-звездами — Блэки из группы «Дилл» 

[11]

и Блейком 

[12]

из группы «Спичлесс» 

[13]

? Если проанализировать все обстоятельства (очень интересующие флоридских тинейджеров), мы обнаружим, что якобы пропавший Блейк в действительности никуда не пропадал. Блэки прекрасно знала, где находится ее муж-«звезда». Он сбежал из реабилитационного центра и вернулся в Стабтаун. Об этом Блэки было известно из достоверных источников: в частности, от его соседа по палате, который сообщал, куда делся Блейк, всем желающим. Соседом этим, а точнее, доносчиком, оказался некий Лонни Трэкс, вокалист группы «Нюд Честер» 

[14]

, игравшей на разогреве для вышеупомянутых «Спичлесс». Реабилитационки для него — второй дом, и с Лонни наверняка знаком каждый, кто там побывал.

Группе проблемы Блейка с Блэки порядком поднадоели. Да, Блейк — лидер, фронтмен, но сколько можно терпеть его эгоистичные выходки? Все 

[15]

уже давно подумывали об уходе.

Частный детектив, нанятый Блэки, решил, что платит она ему только для отвода глаз, а знать, где муж, не очень-то и хочет — и публика приняла это за чистую монету. Люди, внимательно следившие за развитием событий, в тот момент поверили бы во что угодно: например, что Блэки — на самом деле переодетый женщиной Нил Армстронг. Подумаешь, эка невидаль! Блэки обвиняли во всех смертных грехах. Она высосала кровь из нашего кумира! Она его погубила, как Йоко Оно — Джона Леннона. Она во всем и виновата.

Блейк пытался сдвинуть тяжелую глыбу рок-музыки и подняться на вершину чарта в журнале «Роллинг Стоун». Он читал все, что писали критики о нем и о группе, и мечтал раскрыть тайну популярности. Это не удалось еще ни одному рок-музыканту, но он-то уже завоевал признание, значит, мог бы взломать код и остаться наверху. Впрочем, он хотел этого, потому что только так мог выразить свое отношение к группе — ко всем восемнадцати членам — и к жене. Посмотреть им в глаза и сказать, что любит их, он не умел, хотя в его сердце жили только они — и жажда успеха, конечно.

В Манифесте панковского движения, написанном где-то в середине семидесятых в знаменитом нью-йоркском клубе «КБГБ», Ее Величество Популярность объявлялась самым важным в жизни. Для Блейка группа, жена и тройняшки 

Я приглашаю Мэтта и Джека на следующие выходные к знакомому рок-продюсеру на барбекю. Там будут одни геи, так что пусть себе притворяются воркующими голубками сколько душе угодно. А если это выйдет за рамки пристойности? С другой стороны, все когда-нибудь выходит за рамки пристойности.

Бен 

[17]

говорит: «Возможно, они вовсе и не притворяются». Впрочем, я не верю, что они влюблены. Они занимаются любовью, не более того. Но не любят.

Хотя кто их поймет, сегодняшних юнцов? Может, и любят. Мэтт и Джек… И любовь для них — часть чего-то большего. Часть жизни в широком смысле. Самом широком… Не нравится мне об этом думать.

Как-то, сидя у реки, мы снова обсуждали сценарий «Ковбоя Немо». Джек не сводил пристального взгляда с воды и на все мои вопросы отвечал тихим «м-м-м» и «ага» — будто я ему надоел. Будто я прошу его заняться со мной любовью! И его хочу (или хочу его обмануть). Оказалось, что вчера покончил с собой его любимый музыкант и друг Блейк — какой-то молодежный идол.

Вода отражалась на его лице, словно оно стеклянное или хромированное. Мне пришло в голову, что Джек похож на Феликса Арройо. Видимо, этим он сразу меня и привлек — своим сходством с Феликсом.

Я живу в большом городе, в особняке. Я лежу в постели на синтетической подушке и думаю, как хрупко все живое. Я чувствую это. Все живое. Даже то, что считаешь самым прочным на свете, вдруг оказывается очень хрупким. А люди еще и стреляют, летают на самолетах и прыгают с верхотуры. Мне нужно понять, насколько хрупок весь мир. Тогда я смогу ему как-то помочь.

Привет, братан!

Мы тут спелись с одним парнягой-рекламщиком по прозвищу Спанки. Выглядит так, будто вот-вот обосрется. То есть чумной какой-то. Можно терпеть, но в небольших дозах. И все-таки мне кажется, он нам сигналит. Типа, нужно познакомиться с ним поближе. Не знаю почему. Сигналит, и все тут. Мэтт не против, вроде как он знал его там, по ту сторону, и меня тоже знал. И я его, наверное. Рассказал бы ты нам о старом уровне, а то я ни черта не помню.

После тех уровней никак не привыкну кое к чему. Я не в своей тарелке, потому что Мэтт сказал, что был моим любимым рок-музыкантом до того, как я попал на новый уровень 

[22]

.

Хорошо, что сейчас он тут, мы можем друг о друге заботиться. Но надо бы узнать друг друга получше. Может, забалдеть вместе? С ним не скучно, но вообще чувак припыленный, квасит не в себя. А еще мы оба забыли почти все, что было до путешествия.

На улице почти сумерки. Свет хороший, но его мало. Некоторые жители Саскватча не выключают дома свет даже днем, чтобы не жить в потемках. В темноте человек склонен к самокопанию, а от этого и застрелиться недолго. Нам не хватает света, очень не хватает. Может, поэтому здесь так много специалистов по освещению.

Умелое телевизионное и сценическое освещение — вот что сделало Саскватч родоначальником инфорекламы. Это уж потом в игру вступил Лас-Вегас. Кроме нас, мало кто прячется от дождя в душных залах и снимает ролики. Кроме нас, мало кто сидит дома и их смотрит.

Ух ты! Только что позвонил Джек! О боже, он сказал, что придет с Мэттом на барбекю! Спайк 

[23]

на велосипеде заехал к ним и передал, чтобы они мне позвонили (у них ведь нет телефона). Спайк легко согласился: как я понимаю, у них там куча травы, значит, есть что стрельнуть. Он это дело любит.

Меня только одно тревожит: а вдруг Мэтт завтра работает на бензоколонке? Вот облом будет! (Это словечко я от них подцепил.) С другой стороны, тогда они не устроят очередной спектакль. И не поставят меня в неловкое положение перед друзьями. Не будут говорить «типа», курить травку и целоваться без любви. Только почему-то я даже хочу оказаться в неловком положении.

Я пристрастился к ощущению неловкости, вот что! Как они, наверное, пристрастились к своей травке. Это я только что понял.