Толлер Маракайн, да и все, кто был на берегу, видели, что воздушный корабль движется навстречу собственной гибели, но капитан ничего не замечает.

— Что себе думает этот болван? — вырвалось у Толлера, хотя рядом никого не было.

Он прикрыл глаза ладонью. Перед ним открывался обычный для этих широт Мира вид: безупречно синее море, голубое небо в белых облачных перьях, а дальше — таинственная громада Верхнего Мира, планеты-сестры, диск которой, стоявший, как обычно, почти в зените, обвивали, наслаиваясь, бинты облаков. На небе мерцали звезды, не только девятка самых крупных из созвездия Дерева, а сотни и даже тысячи.

Воздушный шар держал курс на берег, его сине-серый баллон казался миниатюрной копией Верхнего Мира. Корабль плыл на крыльях бриза, экономя энергетические кристаллы. Но капитан, как видно, не учел, что попутный ветер слишком мелкий, глубиной не более трехсот футов, а с плато Хаффангер задувает ветер западный. Толлеру эти противоположные потоки были видны как на ладони: столбы пара, поднимавшиеся вдоль всего берега над чанами, в которых восстанавливался пикон, отклонялись в сторону материка лишь над самой землей, а выше пар сносило к морю. Эти полосы рукотворного тумана перемежались зловещими лентами стекавших с плато облаков, в которых притаилась смерть.

Толлер достал из кармана коротенькую подзорную трубу, с которой не расставался с мальчишеских лет, и навел на облака. Так и есть! Он сразу заметил среди белых клубов несколько красно-фиолетовых пятнышек. Случайный наблюдатель мог не обратить на них внимания или принять за оптический обман, но они подтверждали худшие опасения Толлера. Если уже в первое мгновение на глаза попалось не одно пятно, а несколько, значит, облако кишит птертой, и сотни этих тварей подкрадываются сейчас к воздушному кораблю.

Принц Леддравор Нелдивер предавался тому единственному занятию, благодаря которому вновь чувствовал себя молодым.

Как старший сын короля и глава вооруженных сил Колкоррона, он должен был заниматься политикой, а относительно ратных дел, разве что составлять планы компаний. Во время баталий ему надлежало находиться в глубоком тылу, на хорошо защищенном командном пункте, и оттуда руководить войсками. Но принц никогда не заботился о собственной безопасности и вовсе не стремился перекладывать заботы на плечи заместителей, в чьи способности ни капельки не верил.

Чуть ли не каждый младший офицер или солдат-пехотинец мог за кружкой пива рассказать историю о том, как внезапно в гуще боя рядом с ним появился принц и помог прорубить дорогу к спасению. Леддравор поощрял такие слухи, поскольку считал, что они способствуют поднятию дисциплины и морального духа.

На сей раз он руководил вторжением Третьей Армии на полуостров Лунгл на восточном берегу Колкорронской империи. Во время боя пришло сообщение о неожиданно сильном сопротивлении в одном горном районе. Когда же, вдобавок, стало известно, что в этой местности много деревьев бракки, Леддравор не смог усидеть на месте и отправился на передовую.

Он сменил белую кирасу на доспехи из вареной кожи и принял на себя командование частью экспедиционных сил.

Резиденция Лейна Маракайна — Квадратный Дом — располагалась на Зеленой Горе, в северном районе колкорронской столицы Ро-Атабри.

Из окна кабинета открывался вид на городские кварталы на берегу реки Боранн, за ними виднелись пять утопавших в зелени дворцов. Землю под резиденцию пожаловал магистру много веков назад король Битран IV (тогда труд ученых ценился не в пример нынешнему).

Сам магистр обитал в полуразрушенном здании под названием Зеленогорская Башня; все близлежащие сооружения были намного ниже, что облегчало связь по солнечному телеграфу с королевским дворцом.

Было начало вечернего дня, квартал как раз вынырнул из тени Верхнего Мира; пробудившийся после двухчасового сна город казался невыразимо прекрасным. Желтая, оранжевая, алая листва одних деревьев резко контрастировала с бледно- и темно-зелеными листьями других. В небе сверкали гондолы воздушных кораблей, а на реке белели паруса кораблей океанских, доставлявших в город различные товары из самых отдаленных уголков империи.

Но Лейн, хоть и сидел за письменным столом у окна, ничего этого не замечал. Весь день, томимый неким предчувствием, он ощущал возбуждение и любопытство. Судя по всему, вот-вот должно было произойти что-то крайне важное.

Королевский дворец выделялся среди прочих скорее размерами, нежели архитектурными достоинствами. Сменявшие друг друга на троне правители пристраивали к нему крылья, башни и купола — что кому вздумается, — как правило, в стиле своего времени; в результате здание стало до некоторой степени напоминать коралл или нечто вроде громадного муравейника. В дворцовом парке поначалу росли исключительно кудрявцы и «стропильные деревья», но за минувшие столетия туда просочились и другие виды, так что теперь дворец, сам по себе пестрый из-за разнородной каменной кладки, теперь окружала столь же многоцветная растительность.

Однако Толлер Маракайн, сопровождавший брата, который направлялся на заседание совета, думал совсем о другом. Перед рассветом прошел дождь, утренний воздух был прозрачен и свеж. В небе ослепительно сверкал огромный диск Верхнего Мира, вокруг него мерцали мириады звезд. Воды реки Боранн отливали синевой, на фоне которой белели паруса.

Толлер размышлял о том, чем бы ему заняться в будущем. Причем желательно, чтобы занятие, которое он себе выберет, понравилось бы Лейну — очень уж не хочется снова огорчать брата. По слухам, несколько ученых пытаются создать смесь керамики со стеклом, достаточно прочную, чтобы заменить бракку, которая используется при изготовлении мечей и брони. Совершенно очевидно, что ничего у них не выйдет, но это все же лучше, чем измерять количество выпавших осадков, да и Лейну будет приятно узнать, что Толлер поддерживает движение за сохранение бракки…

В королевском дворце Толлер бывал лишь однажды, еще в детстве, но помнил Радужный Зал, где намечалось провести заседание совета. То, что Прад Нелдивер решил провести заседание совета именно в Радужном Зале, говорило о многом. Очевидно, король придавал предстоящему обсуждению большое значение, что было достаточно странно. Толлер привык к тому, что брат и его единомышленники без устали твердят об исчезновении бракки, но ведь на их речи никто не обращает внимания.

На переднем дворе скопилось множество экипажей, среди которых Толлер сразу заметил кричащеяркий фаэтон магистра Гло. Рядом с фаэтоном стояли трое мужчин в серой одежде ученых: невысокий, тщедушный Ворндал Сисст, Датхун, отвечавший за добычу халвелла, и Боррит Харгет, который занимался новыми видами оружия. Они приветствовали брагьев. Магистра же поблизости видно не было.

Генерал Рисдел Далакотт проснулся на рассвете и немедленно встал с постели — за шестьдесят восемь лет жизни он редко нарушал это правило. Он несколько раз прошелся по комнате. Боль и онемение в ноге постепенно проходили, шаг становился все тверже. Минуло около тридцати лет с того вечернего дня, когда во время первой кампании в Сорке тяжелое меррилское копье раздробило ему бедренную кость. С тех пор рана не переставала беспокоить; боль отпускала нечасто и ненадолго.

Размяв мышцы, он прошел в примыкавшую к спальне маленькую ванную, повернул бракковый рычаг на стене, и из дырчатого потолка полилась горячая вода. Это напомнило генералу, что он не дома, в Тромфе, не в своем спартанском жилище.

Сегодня его внуку Хэлли исполняется двенадцать лет, и, чтобы доказать свое право на поступление в военную академию, мальчик должен пройти посвящение — в одиночку расправиться с птертой. Далакотту вспомнилось, с какой гордостью он наблюдал, как проходил испытание его сын Оде-ран.

Одеран! Военная карьера сына оборвалась, когда ему было тридцать три года — он погиб в воздушной катастрофе в Ялрофаке.

Далакотт оделся, вышел из спальни и спустился в столовую. Там, несмотря на ранний час, сидела за круглым столом невестка Конна.

Опытный оружейный завод располагался на юго-западной окраине Ро-Атабри, в старом фабричном районе Мардаванских Набережных.

Район находился в болотистой низине, по которой в свое время проложили канал. Заросшие сорняками пустыри, сточные колодцы, скотомогильники соседствовали с многочисленными заводами и фабриками, мастерскими и складами, поблизости от которых лепились друг к другу хибарки рабочих.

На Толлера Маракайна окружающая обстановка наводила жуткую тоску. Кроме foro, ему не нравилась сама работа, тем более что в глубине души он считал планы Харгета создать новое оружие из заменителя бракки пустой затеей. Ни один из созданных на станции композитов не выдерживал сравнения с браккой — самым твердым и стойким материалом на планете. А если природа столь любезно предлагает идеальный материал, какой смысл искать другой?

Впрочем, хотя нередко и ворчал, работал Толлер усердно, так как твердо решил доказать Лейну, что он тоже на что-то годится.

Однажды утренним днем в складское помещение, где Толлер развешивал нарезанное стекловолокно, вошел Харгет.

— Я вовсе не уверен, что поступаю правильно, — сказал магистр Гло. — Думаю, куда разумнее было бы оставить тебя здесь. По-моему, тебе во дворце не обрадуются.

— Прошло два года, — ответил Толлер. — Леддравор наверняка забыл обо мне.

— На это рассчитывать не стоит, мой мальчик. Принц никогда не забывает тех, кто осмелился ему перечить. Кроме того, насколько я знаю тебя, ты вполне способен напомнить ему о себе.

— С какой стати? Уверяю вас, я не собираюсь этого делать!

— Что ж, молодой человек, уговорил, — устало сказал Гло. — Я поверю тебе, но ты уж, пожалуйста, веди себя соответственно. Ты, конечно, понимаешь, почему король призывает меня к себе?

Заседание утомило Леддравора, и он надеялся расслабиться за обедом, но отец и за столом продолжал рассуждать о подготовке к полету. Поэтому Леддравор вздохнул с облегчением, когда трапеза кончилась, и король вышел на балкон с бокалом вина в руке.

— Проклятое стекло, — проворчал Прад и постучал по прозрачному куполу, покрывавшему балкон. — Совершенно нечем дышать.

— А без стекла ты уже вообще бы не дышал. — Леддравор показал на трех птерт, что неторопливо проплывали над куполом.

— Проклятая птерта, — буркнул Прад. — Мы ведь до сих пор так и не знаем, откуда берутся эти шары. Но когда-нибудь люди уничтожат их всех!

Леддравор кивнул и подумал, что лично его занимает не столько птерта, сколько будущее империи — великой империи размерами со всю планету; империи, которая покорит всех, в том числе и Хамтеф. Правда, теперь осуществление заветного желания неожиданно оказалось под угрозой: предстоял какой-то совершенно идиотский полет, не известно куда и зачем.

— Уже поздно, — сказал Толлер. — Леддравор, наверно, не приедет.

— Поживем — увидим, — пробормотал Лейн и снова занялся своими бумагами.

Понимая, что брату не до него, Толлер подошел к одному из стеллажей со старинными рукописями из архивов Зеленой Горы, вытащил фолиант в кожаном переплете и посмотрел на название. На обложке значилось:

Мьюэл Уэрби. Полеты на аэростатах на дальний север.

После вчерашнего знаменательного совещания Толлер всерьез заинтересовался воздушными шарами; любопытство усиливал и почтенный возраст книги — лет пятьсот, не меньше. Каково приходилось в ту древнюю пору пилотам? Толлер открыл книгу посередине и начал читать. К сожалению, в книге речь шла больше о политике, чем о полетах. Он уже собирался поставить фолиант на место, когда ему попалось упоминание о птерте: «И далеко по левую руку от нас поднимались розовые шары птерты».

Решение напасть на Хамтеф с запада приняли по географическим соображениям.

У западных пределов Колкорронской империи, несколько к северу от экватора, располагалась цепочка вулканических островов, которая оканчивалась необитаемым островом Олдок. Этот остров находился поблизости от берегов Хамтефа и мог служить промежуточной базой для морских сил Колкоррона. Кроме того, он густо порос стропиль-ником и деревьями-каланчами, которые отлично защищали от птерты. А ее было в избытке — багровые шары стаями кружили над морем; правда, на транспорт они не нападали — ветер дул в противоположную сторону.

По мере приближения к Хамтефу утренний день становился все короле, а вечерний удлинялся, так как Верхний Мир перемещался от зенита к восточному краю горизонта. Наконец малая ночь слилась с основной, и стало ясно, что до Страны Долгих Дней буквально рукой подать.

Перво-наперво следовало захватить плацдарм. Командование колкорронской армии долго не могло поверить, что хамтефцев удалось застать врасплох: на берегу не было ни одного часового.

Вскоре разведчики обнаружили рощи бракки, и с того момента в тылу войск заработали команды корчевщиков.

Пещера находилась в склоне горы с иззубренной вершиной; добраться до нее было не так-то просто — многочисленные выступы, расщелины и колючие кусты затрудняли дорогу.

Лейн Маракайн позволил синерогу самому выбирать путь. Следом за Лейном ехали четверо солдат — личная охрана, обязательная для каждого офицера экспериментальной эскадрильи небесных кораблей. Малая ночь закончилась несколько часов назад, солнце изрядно припекало, горизонт затягивало дрожащее пурпурное марево.

На душе у Лейна было не то чтобы тяжело, но и не слишком весело. С одной стороны, ему представился случай на какое-то время забыть о приближающейся гибели Мира и межпланетном путешествии. А с другой — десять дней назад из испытательного полета возвратился Толлер; потребовалось изучить собранные им сведения, начались бесконечные совещания и консультации. Часть членов администрации эскадрильи настаивала на втором испытательном полете с посадкой на Верхний Мир и картографической съемкой центрального континента. В иных условиях Лейн, пожалуй, согласился бы на это предложение, однако ситуация на Кол-корроне стремительно ухудшалась, поэтому было не до научных изысканий…

«Производственную задачу» — постройку небесных кораблей — выполнили даже раньше срока, благодаря целеустремленности и жестокости принцев Леддравора и Чаккела.

Для королевского семейства и аристократов Колкоррона выделили пятьдесят кораблей. Благородным, из которых далеко не все решили расстаться с родной планетой, предстояло лететь с относительными удобствами — по крайней мере, без толчеи на борту.

Принц Леддравор взял зеркало, посмотрел на свое отражение и нахмурился.

Несмотря на то, что всякий раз при бритье он сначала умывался горячей водой, чтобы щетина стала мягче, принц все же ухитрился порезаться. Наверное, слишком уж остро наточил бритву из бракки. На подбородке и на шее виднелись царапины, из которых по капельке сочилась кровь.

«Вот что происходит, когда живешь, как изнеженная девица», — пробормотал Леддравор, прижимая к шее влажное полотенце.

Свет падал на зеркало таким образом, что принц видел в нем яркий прямоугольник окна, который накладывался на его отражение, отчего лицо казалось полупрозрачным.

«Ну и дела», — подумал Леддравор. Похоже, он становится призраком. Впрочем, ничего удивительного: ведь та жизнь, которая до сих пор была для него единственной реальностью, закончится в тот миг, когда корабли экспедиции на Верхний Мир оторвутся от земли… ~

Толлер, не двигаясь, смотрел на тело в желтом капюшоне; прошло, наверное, минут десять, а он все стоял, не зная, как преодолеть боль утраты.

«Его убил Леддравор», — подумал Толлер. — Вот урожай, который я пожинаю за то, что оставил в живых это чудовище. Он скормил птерте моего брата!»

Толлер разрывался между желанием подбежать к телу брата и необходимостью проявлять благоразумие и держаться подальше. Внезапно он различил на груди Лейна что-то белое.

Письмо? В сердце закралась надежда. Может, Лейн оставил послание, обвинив в своей смерти Леддравора?

Толлер достал подзорную трубу и направил ее на белый прямоугольник. Слезы мешали читать, но в конце концов он разобрал корявые строки.

К десятому дню полета флот находился уже в какой-то тысяче миль над Верхним Миром, и привычное представление о продолжительности дня и ночи совершенно перевернулось. Малая ночь — тот период времени, на который солнце скрывалось за Верхним Миром — длилась теперь целых семь часов

1

, а ночь, то есть время, когда корабли находились в тени родной планеты, сократилась до трех.

Толлер сидел в одиночестве на месте пилота и пытался представить себе жизнь на новой планете. Даже колкорронцев, которые привыкли постоянно видеть над собой диск Верхнего Мира, наверняка будет угнетать огромный шар, из-за которого день здесь окажется намного короче, чем дома.

2

Если Верхний Мир необитаем, переселенцы, возможно, обоснуются на дальней стороне планеты, приблизительно на широте Хамтефа. И когда-нибудь настанет время, когда исчезнет всякое воспоминание о том, откуда они прилетели…

Из пассажирского отсека выбрался семилетний сын Чаккела Сетван. Мальчик подошел к Толлеру и положил голову ему на плечо.

— Дядя Толлер, я не могу уснуть, — прошептал он. — Можно я побуду с тобой?

Толлер посадил ребенка на колено и невольно усмехнулся, представив, что сказала бы Дасина, если бы услышала, что один из ее детей обращается к Толлеру «дядя».

С высоты двух миль экваториальный континент Верхнего Мира выглядел совершенно доисторическим. Толлер даже не сразу сообразил, почему в голову пришло именно это определение. Дело было не столько в полном отсутствии городов и дорог (что неоспоримо доказывало — континент необитаем), сколько в цвете равнин.

На Мире была принята шестипольная система: культуры и злаки высаживали параллельными полосами, цвета которых менялись от бурого до зеленого и желтого. Поля же Верхнего Мира были просто зелеными.

Нашим фермерам придется потрудиться, подумалось Толлеру. А еще нужно будет назвать все горы, моря и реки. Жаль, что я, скорее всего, при этом не смогу присутствовать…

Два других корабля находились намного ниже. Корабль Пауча напоминал смотровую площадку: его пассажиры во все глаза разглядывали планету, которой предстояло стать их домом.

На корабле Леддравора, напротив, никого не было видно, лишь устало сгорбился на месте пилота Илвен Завотл. Леддравор не показывался — должно быть, отлеживался в пассажирском отсеке.