Серое осеннее небо навалилось на Александрию Невскую. Недвижимая пелена туч, вязкая и равнодушная, вот уж несколько дней осыпала город мелким, холодным дождиком, а тучи все не иссякали.

Баг подошел к окну. Отсюда, из отделанной мрамором сухой и светлой залы при входе в станцию подземных куайчэ

[5]

«Три богатыря», унылый дождь казался нелепой картинкой на экране телевизора; стоит лишь переключить канал – и дождь исчезнет, уступив место черноокой и остроумной красавице Шипигусевой

[6]

или очередной серии «Записок о происках духов», фильмы столько же зрелищной, сколько и познавательной.

За спиною Бага чуть слышно, мерно и надежно урчали самодвижущиеся лестницы.

Баг глянул на часы и перешел в ту половину залы, где курение было невозбранно: в его распоряжении было еще пять минут. Через пять минут большой колокол на Часовой башне отобьет семь часов. Через пять минут придется выходить под дождь. На половине для курящих было пустынно: двое преждерожденных с зонтиками-тростями в руках прохаживались неподалеку от лестниц, явно поджидая кого-то. Невидимый воздухосвежитель создавал мягкий, приятный ветерок.

Баг присел на мраморную лавку у окна, положил рядом длинный зонт, выудил из рукава халата пачку любимых «Чжунхуа» и щелчком выбил сигарету. Из поясного кошеля достал массивную серебряную зажигалку – памятный подарок заокеанского человекоохранителя Сэмивэла Дэдлиба, — провел пальцем по дну, где были выдавлены буквы «Zippo», крутанул ребристое колесико, вызвав к жизни пламя, и прикурил.

— Вот ведь как… — потерянно бормотал Адриан Ци, беспрерывно терзая длинный черный ус. — Вот как… Ушла наша девочка к Желтому источнику

[20]

, нет ее больше…

Баг хранил молчание. Что тут скажешь? Срок жизни положен всем существам, каждый человек занесен в списки Яньло-вана, где точно указано, сколько лет, месяцев, дней, часов и минут суждено ему провести в мире живых, прежде чем неумолимые посланцы загробного мира придут на порог его дома и уведут темными, смутными путями во дворцы под горой Тайшань, где дело вновь прибывшего будет скрупулезно и всесторонне рассмотрено для определения обстоятельств следующего рождения. Там, в мире мертвых, на точных весах, не знающих сомнения и пристрастности, взвесят все прижизненные поступки умершего, и на одну чашу весов будут уложены деяния злые, дурные, душепагубные, а на другую – добрые, светлые, душеполезные. И вынесет судья справедливый приговор по делам его. Карма! Нечего говорить.

Сестра Стаси Антонина Гуан – приветливая, слегка медлительная, удивительно похожая на Стасю женщина («можно просто Тоня») и ее муж, Адриан Ци, обитали в большой и светлой квартире старого пятиэтажного дома, расположенного на углу Старопетроподворского проспекта и Малинкина моста, одного из нескольких десятков причудливых мостов, перекинутых через Окружной канал, неторопливо и мягко несущий свои прозрачные воды вокруг исторического центра Александрии Невской. Когда-то, века два назад, сия водная магистраль очерчивала пределы города; по ней к продуктовым пристаням кварталов ежедневно причаливали барки с прокормом для огромной столицы, неустанно подвозимым из хлебородных областей по бесконечным водным трактам улуса; от нее же, с внешней стороны, разбегались в разные стороны мощенные камнем сухие тракты. Ныне же полный прогулочных лодочек и яхточек канал, обсаженный по обоим берегам вековыми липами и тополями, стал любимым местом вечернего отдыха, и многочисленные здешние летние закусочные и кафе всегда были полны – с гранитных набережных Окружного открывался потрясающий вид на закат.

Пять дней назад Баг впервые побывал в доме семейства Гуан-Ци и был приятно согрет теплотой и уютом, какими умели напитать свое просторное жилище эти добрые и счастливые люди. Все вместе они неспешно пили чай в просторной столовой – только Антонина Гуан слегка беспокоилась: подходило ее время лечь в Дом разрешения от бремени имени Хуа То

Стася и Баг сидели рядом, иногда взглядывая друг на друга, и Адриан тоже посматривал на них с улыбкой – после того незабываемого вечера, когда Баг, расставшись с нихонским князем и его спутниками, провел вечер со Стасей, в их отношениях появилась вполне понятная определенность. Дело оставалось за малым. Брак был в Ордуси в значительной степени светским, и всяк сам сообразно своей вере и велениям своей души выбирал, какие освящающие таинства и ритуалы для него жизненно потребны. Стасе вот непременно хотелось, чтобы день счастья обстоятельно выбрал для них с Багом опытный гадатель

Утро вторницы наставало для Бага постепенно.

Сначала он ощутил себя большим плоским камнем, камнем, нагревшимся на солнце, камнем, лежащим под кактусом в пустыне. Камни не просыпаются и не засыпают, камни не испытывают желаний и страданий, камни просто лежат – лежат вечность, до тех пор, пока ветра тысячелетий не разотрут их в песчинки, и тогда эти песчинки сольются с теплым морем других, таких же мелких и безликих крупиц, когда-то бывших камнями…

Потом Баг понял, что он – не камень, он, ни много ни мало, пользующийся общим уважением ланчжун Управления внешней охраны. Но блаженная окаменелая истома никуда не делась. И по-прежнему на грудь давило жаркое солнце пустыни.

Баг открыл правый глаз.

Поперек груди развалился Судья Ди. Увидев, что хозяин стал подавать признаки жизни, кот моргнул и пристально уставился Багу в глаза. Во взгляде Судьи Ди явно читалось неодобрение.

Отрешившись от мирского и суетного, сбрив щетину и пожевав ароматной смолы, дабы отбить несообразный во храме дух гаоляновой самогонки, Баг предстал пред очи великого наставника Баоши-цзы. У врат Храма Света Будды его с поклоном встретил новый послушник по имени Шoy-цзи

[29]

 — совсем мальчик, розовощекий, с просветленным взором, по-детски слегка нескладный и очень высокий.

Сидя на циновке напротив великого наставника и мысленно читая «Алмазную сутру», Баг ощутил долгожданный покой, сердце его сделалось спокойным и уравновешенным, — казалось, Баг взмыл в необозримые выси, далеко-далеко, за пределы рождений и смертей, приблизился к безграничному блаженству так близко, что вот, протяни только руку и коснешься извечного и останешься с ним навсегда.

Время пролетело незаметно. Присутствовавшие на утренней медитации стали подниматься на ноги и проходить мимо Баоши-цзы, почтительно кланяясь ему. Великий наставник отвечал им исполненными благости кивками, а некоторых одаривал краткими речениями. Баг слегка помедлил, наслаждаясь последними мгновениями тихой благодати, и приблизился к наставнику в числе последних.

Баоши-цзы, шевельнув роскошной рыжей бородой, проницательно взглянул на него и произнес:

— Еще в древности было так, что люди, улучшая видимость, ухудшали сущность и стремились к внешнему, пренебрегая внутренним.