Такого поединка Аквилония еще не знала. Не приходилось сомневаться, что предстоящая битва привлечет огромную толпу зевак, которые уже стекались к месту сражения, границы коего были обозначены веревкой, натянутой на вбитые в сухую, выжженную солнцем землю, колья.

Поединок чести, на котором двоим мужчинам предстояло осваивать свои права ценой жизни, должен был вот-вот начаться.

На деревянный помост уже поднимали кресла для более знатных зрителей. Вооруженные воины в кольчугах и шлемах заняли свое место у натянутой, как струна, веревки, воткнув копья в землю. Толпа взволнованно зароптала, когда королева Зенобия и наследник престола, юный Конн, поднялись на помост и заняли свои места, окруженные свитой в ярких туниках, вставшей позади высоких кресел.

Звуки груб возвестили о появлении участников поединка, одним из которых был сам Конан — король Аквилонии.

Он был уже не молод, но отнюдь не утратил ни своей величественности, ни исходившей от каждого движения властной, стремительной силы. Толпа восторженно взвыла, приветствуя его появление, и недоверчиво смолкла, когда в круг вступил второй участник поединка, наглец, осмелившийся совершить невероятное, бросив дерзкий вызов королю и оспаривая его право на трон. Ростом он был несколько ниже Конана, и даже в кольчуге ему, пожалуй, недоставало массивности. Казалось, что доспехи несколько тяжелы для него.

Кхитаянка Лю Шен, опустив глаза, неподвижно стояла перед королем. Конан подумал, что за три зимы, которые Лю Шен провела при аквилонском дворе, он почти ни разу не слышал голоса девушки. Впрочем,

это не мешало ему быть уверенным в ее безграничной верности и тихом обожании, замешанном на чувстве благодарности.

Три зимы назад он, Конан, спас Лю Шеи жизнь, выкупив ее у отца, разгневанного тем, что девушка без его позволения и вне брачных уз отдала свое сердце молодому королевскому пажу; отец ее был торговцем из Кхитая и повсюду возил дочь с собою, ибо она была искусной врачевательницей, коей он мог вполне доверять. Однако после случившейся трагедии торговец проклял ее, произнес слова публичного отречения и в гневе покинул Аквилонию.

А Лю Шен осталась. Конан выдал ее замуж за того самого пажа, именем Имоген, виновника всех бед, и даже сам согласился быть посаженным отцом на ее свадьбе. Молодые люди счастливо прожили вместе год, а потом супруг погиб в поединке, пав жертвой собственной вспыльчивости.

Маленькая кхитаянка опять осталась одна, да еще и с крошечным сыном на руках. Но Конан вновь выручил ее, оставив служить при дворе, гак что являлся теперь для девушки чем-то вроде живого божества на земле.

— Так это что же, Ринальд, — особая королевская милость, что тебя не бросили в тюрьму, а принялись выхаживать, да еще подложив роскошную девку? Полагаю, тебе последнее обстоятельство пришлось особенно по душе! Верно, она отменно хороша в постели, признавайся?

— Обычная шпионка. Ее просто использовали, чтобы вынудить меня наболтать лишнего. Способ, конечно, куда более милосердный и приятный, чем дыба, каленое железо и кнут, зато изрядно гадкий. Боги создали любовь не для того, чтобы с ее помощью вести подлые игры.

— А люди, как всегда, всё испортили. Да, приятель, ты всё никак не можешь примириться с несовершенством мира, хотя за сорок лет мог бы и привыкнуть.

— Много болтаешь, Айган. Конечно, спасибо, что не бросил меня, но если так станешь гнать лошадей, то твои усилия могут оказаться напрасными, я вот-вот концы отдам, — поморщился Ринальд.

— Ничего, уже недолго осталось, потерпи. Скоро будем на месте. Зачем всё-таки ты заставил меня тащить с собой эту девку? Прикончили бы на месте, и всё.

— Один человек? Всего один? — переспросил Конан с оттенком недоверия и вдруг рассмеялся. — Вот это я понимаю! Да в нем сила десяти демонов, если он сумел уложить пятерых, а остальные клялись, что на них набросилась чуть не целая когорта!

— Бастард Айган, — бесстрастно сказал Просперо. — Когда-то я слышал о нем как об очень достойном бойце, но долгое время считалось, что он погиб. Значит, он заодно с заговорщиками?

— Он кровный брат лэрда Ринальда, — произнесла Лю Шен еле слышно. — Они с юности сражались плечом к плечу.

Конан взглянул на нее, радуясь, что маленькая кхитаянка жива. Он был уверен, что те, кто освободил мятежника, убили ее. Зная натуру Лю Шен, трудно было предположить, что девушка далась им в руки живой, по се рассказ все прояснил.

— А Эвер и иже с ним, значит, скрылись, — произнес он.

— Ну, что с тобой происходит, Лю Шен? — обеспокоенно спросила Зенобия, ласково глядя на девушку. — С некоторых пор я стала замечать, что на тебе лица нет, одежда болтается, и ты всё больше становишься похожа на ходячую тень. Как это понимать? Ты не больна?

— Нет, госпожа, — поклонилась кхитаянка, — я здорова, благодарю.

— Тогда что с тобой творится?.. Послушай, ведь я тоже женщина и всё способна понять.

Не всё, подумала Лю Шен. Не всё! Тот, кого ты любишь, каждую ночь делит ложе с тобою, а мой любимый так близко и в то же время так далеко! Он даже не глядит в мою сторону, а я умираю каждый день, каждый час, ибо страсть к нему сжигает мне сердце.

— Всё хорошо. Я всем довольна.