Незаметно заканчивался апрель, уступая место маю. Дни постепенно становились длиннее, погода теплее, серые промозглые вечера остались в прошлом, и все такое, в общем — благодать. Особенно для неприметной категории наших сограждан, волею судьбы или случая оказавшихся в разряде «низшей касты», то есть бомжей. После трудной зимы (а она действительно оказалась очень трудной, а для некоторых — и последней: только по официальным данным, за эту зиму в Москве умерло от обморожения порядка пятисот бездомных бродяг) они, поначалу робея, щурясь от солнечных лучей, как человек, которого внезапно ослепили мощным софитом, выползали из сырых подвалов, чердаков и других всевозможных трущоб, быстро смелели и развивали активную деятельность, снуя туда-сюда, как муравьи.

По городской свалке брели два представителя сего племени. Если с определением половой принадлежности особых трудностей не возникало, — это шли мужчины, — то угадать возраст было практически невозможно. Каждому из них вполне могло быть и двадцать лет, и все пятьдесят. Одутловатые красные лица с воспаленными глазами, юрко стреляющими по сторонам (нет ли там чего ценного?), закостеневшая от бесконечной носки одежда совершенно уж неопределенного цвета благоухала, как сельский туалет. Впрочем, это не волновало бродяг. Они торопились в приемный пункт — собранного ими цветного металла хватит на два «пузыря» по 0,5 и на «запивку», а если повезет, то и на кирпич «Бородинского»…

— И-и-ых… тьфу! — сплюнул один из них, в вязаной шапочке. Шапочка была серая от пыли и грязи и давно потеряла свой натуральный цвет. — Вот она, весна… Мать ее ети… Давай, шевели булками, а то опоздаем, — прикрикнул он на своего спутника. Тот быстро моргнул и прибавил шагу.

— А че это мы в обход идем? Приемка же тут, рядом!

Бомж показал желтым от никотина пальцем на едва видневшуюся тропинку, пролегавшую между бетонным забором и старыми обветшалыми гаражами.

— Две «Сибирские короны», один «Туборг» 0,33, двести грамм «Флагмана», соки — томатный и абрикосовый… Так… Еще — 500 грамм креветок, маринованные шампиньоны и один жюльен.

— Что-нибудь еще?

— Пока все, — среднего роста молодой человек со светлыми волосами широко улыбнулся, и официантка не могла не улыбнуться в ответ. Захлопнув блокнот, она ушла выполнять заказ. От взгляда блондина не ускользнуло, что обратно она шла, нарочито виляя бедрами.

— Что, Гюрза, опять на сок перешел? — спросил его широкоплечий крепыш, для которого была заказана водка.

— Перешел… Позавчера выпил пива, потом всю ночь размышлял, чем отличается диарея от поноса.

Светловолосый юноша, которого молодые люди называли Гюрзой, умело припарковал свой «Фольксваген», каким-то невообразимым образом умудрившись втиснуть его между потрепанной «Нивой» и забрызганной грязью «Дэу Нексия». Вылез из автомобиля, пикнул сигнализацией. Машина послушно моргнула фарами.

Юноша мягко провел рукой по блестящей гладкой поверхности капота.

— Спасибо тебе, — прошептал он и направился к подъезду.

Настоящее имя этого молодого человека было Юрий Тягушев. Двадцатилетний студент четвертого курса юридического факультета МГУ, уверенно идущий к красному диплому, обладатель синего пояса по тэквандо (именно на тренировках он и получил кличку этой экзотической змеи), с неплохими внешними данными, которые зачастую заставляли колотиться женские сердца быстрее, чем обычно.

Он поднялся на свой этаж, открыл квартиру, включил свет.

Следующий день был выходным. Каждая акция (хотя, например, Алекс имел обыкновение называть эти мероприятия операциями, строя из себя классного хирурга, но Юре это слово не нравилось, звучало в нем что-то ментовское) была спланирована так, чтобы следующий день оставался по возможности свободным — выходным либо праздником.

Утром он сходил в церковь. Гюрза делал так каждый раз, и, стоя в храме с закрытыми глазами, он молился. За себя, своих родителей и… за тех, «других»…

Примерно в час дня о себе снова дала знать Ива, но Юра буркнул в трубку, что у него поднялась температура и он лежит пластом, не в состоянии дотащиться даже до унитаза. Ива обиделась и отключилась, но юноша прекрасно знал, что утром в университете она как ни в чем не бывало повиснет у него на шее с наигранно-капризным выражением. Впрочем, он на самом деле лежал пластом на диване, но не по причине болезни — он смотрел телевизор.

Глядя на мелькающие кадры какого-то американского боевика, Юре пришло в голову, что еще ни разу за все время

они

не встретились на следующий день после акции, это было как бы негласным правилом — каждый восстанавливал свои физические и моральные силы как мог и как хотел. Сам он любил весь день проваляться вот так, на диване, попивая слабоалкогольный коктейль и играя с Кляксичем. Жуля, например, тоже пил коктейль (только из водки и «Жигулевского» пива) со своими дворовыми дружками, которые уже к двадцати пяти годам выглядели на все пятьдесят. Мика уезжал в Калужскую область, где встречался со скинхедами (коим сам был в недалеком прошлом); что они делали — Мика не рассказывал, но Гюрза догадывался. Алекс и Нелли всегда шли в сауну, словно стараясь вместе с водой смыть с себя все грехи.

Вечером Юра просмотрел электронную почту — он занимался переводами и неплохо на этом зарабатывал. Несмотря на то что он был еще студентом, у него уже сложился постоянный круг клиентов, которым, кроме переводов, он давал консультации по различным юридическим вопросам.

— Ну, и как мы сегодня себя чувствуем? — требовательно спросила Ива на следующий день, когда они столкнулись на лестнице в университете. Она уперла руки в бока и была очень похожа на разозленную супругу, которая вышла в прихожую встречать пьяного в стельку мужа.

«Не хватает только задрипанного халата и бигуди», — улыбнувшись, подумал про себя Юра. У него было хорошее настроение и никакого желания спорить с Ивой.

— Сегодня — великолепно, — сказал он, одарив ее лучезарной улыбкой. Он поцеловал опешившую девушку в щеку и приобнял за талию.

— Тягушев, тебя хрен поймешь, — буркнула она, но тем не менее прижалась к нему. — Разговариваешь по телефону — будто по тебе панихиду справляют, а в институте сияешь как пятак… Ты…

Но Юра ее перебил:

Юра проснулся рано. Кляксич уже пришел в себя и даже пытался ходить. Его болтало, как пирата на палубе во время шторма, который к тому же перебрал рома, он постоянно заваливался на бок — остаточные явления наркоза. Кот пытался вылизать забинтованный обрубок, однако вкус лекарства ему явно не понравился. От еды Кляксич отказался, зато выпил много воды.

«Что же с тобой сделали», — с горечью думал Юра, глядя на кота. Из красавца он в один вечер превратился в калеку. У Юры было предчувствие, что дорожки с этими студентами еще пересекутся.

Он пытался вспомнить вчерашний вечер, но тщетно. Только помнил, что приехал в клуб к Иве, о дальнейшем история умалчивает. Почему-то воспоминание об Иве вызвало у него странное чувство гадливости.

После обеда он встретился с Алисой. Они сходили в салон связи, подключили мобильник, затем поехали в больницу к ее матери. По дороге Юра купил фруктов и минеральной воды, хотя Алиса его и пробовала отговорить. В машине у него лежал еще один пакет, который он тоже собирался пронести в палату к матери Алисы.

— Как твой кот? — спросила Алиса, когда они сели в машину.

«Газель» припарковалась очень удобно — лицом к дороге и полузадом к воротам банка, всем видом говоря, что вырытый посередине улицы котлован интересует ее и мужчин в оранжевой спецодежде намного больше, чем какой-то там «Метрополь» с их миллионами.

— Получай пушки, — Адил сделал знак Масику. Тот выдал Росту и Владимиру пистолеты. Говорил Адил с ярко выраженным армянским акцентом.

— Патроны-то хоть настоящие? — Рост зачем-то понюхал ствол «ПМ». Ноздри кольнул запах гари, и это его не удивило. Он был уверен, что стволы наверняка «мокрые».

Адил игнорировал вопрос Роста. Он вообще старался не обращать на них никакого внимания, и его редкие взгляды на двоих были преисполнены полного презрения.

Рост с Владимиром проверили обоймы, сняли предохранители. На какой-то миг в голову Роста закралась сумасшедшая мысль — разрядить пол-обоймы в этих уродов, затем взять за яйца дожидающегося Дениса и навестить Квадрата. Адил будто прочитал его мысли и жутко улыбнулся:

Рост старался привести свои мысли в порядок. Этот второй охранник, находящийся в банке, конечно же, описал их «Газель», так что от машины необходимо было избавиться как можно быстрее. Он вырулил на Ленинский проспект. Рост помнил, что по ходу движения должен быть парфюмерный магазин, следом за которым будет арка.

Итак, что он имеет. Он ранен в руку, это плохо. Три мертвых охранника, один умирает, плюс «костюм» и истекающий кровью Владимир. Масик тоже мертв, Адил умрет, в этом нет сомнений.

«Не много ли жизней за одну игру в карты?» — мелькнула мысль, и Росту стало тошно.

С левой стороны появилась вывеска:

— Что это? — спросил Юра. Он осторожно взял Алису за подбородок и приподнял голову девушки. Она молчала, но по ее прекрасному лицу побежали слезы. На щеке Алисы виднелась свежая ссадина, словно по коже провели грубым наждаком.

— Что это, Алиса? — повторил Юра, на этот раз голос прозвучал жестче. Девушка не выдержала и разрыдалась.

Юноша прижал ее к себе и гладил по волосам, вдыхая одуряющий запах ее великолепных волос. От них, как всегда, исходил аромат лесных цветов и детского шампуня. Утро началось так хорошо, он пошел в институт, уладил проблемы со своими пропусками, снова стал посещать тренировки… А тут такая новость.

Пока она, давясь слезами, рассказывала, Юра подумал о том, что, увидев разбитую щеку, сразу понял, чьих рук это дело. Дима, этот гребаный шланг, торчок. Он поджидал ангела возле дома и сразу влепил ей пощечину. Цель — во что бы то ни стало узнать его адрес.

— Юрочка, прости меня, — захлебываясь, проговорила она, крепко прижимаясь к нему всем телом. — Он достал какую-то банку и сказал, что в ней кислота. Он пригрозил, что если я не скажу, где ты живешь, он сожжет мое лицо… А потом так же поступит с сестрой.

— Кто это был? Гюрза? — спросила Алекса Нелли. Она лежала на кровати с бокалом вина, и из одежды на ней было лишь прозрачное парео. Она протянула стройную обнаженную ножку к Алексу. Тот, облаченный в одни шорты, был занят важным делом — разжигал кальян. Гюрза позвонил, как всегда, некстати, но он обещал помочь ему.

— Ну, так чего он хотел, наш командир боевой? — не отставала Нелли. Ей явно хотелось подурачиться — босая ступня мягко легла на промежность юноши. Ловкие пальчики стали гладить вожделенное место, и Алекс, раскуривающий табак, поперхнулся.

— Я знаю один классный тайский массаж ногами. Сама не испытывала, но, по свидетельству некоторых, этот массаж доводит до оргазма, — она продолжала поглаживать ступней выпирающий бугорок, глаза девушки искрились, как у кошки, объевшейся сливок.

— Ты сегодня ненасытна, — Алекс бросил наполовину раскуренный кальян и скинул с себя шорты. Нелли томно перевернулась на живот, открыв на спине татуировку — громадного паука с толстыми мохнатыми лапами.

Алекс обожал эту маленькую чертовку, которая доводила его до исступления в постели, выдумывая все новые и новые фокусы, но никак не мог привыкнуть к ее мрачной наколке. Даже сейчас, когда он вошел в нее сзади, ему казалось, что паук на ее спине живет своей собственной жизнью, лениво перебирая огромными лапами и вперив в него злой немигающий взгляд. Он вспомнил, что как-то раз, когда он занимался сексом в аналогичной позиции, у него начисто пропала эрекция. Он слез с Нелли, а мрачное чудовище на ее спине нагло ухмылялось… этот паук словно

ревновал

девушку. Когда он впервые увидел ее татуировку, его чуть не заключил в свои объятия дядя Кондратий. Между тем Нелли объяснила это до идиотизма просто: «Так прикольно». Уже много позже Алекс узнал, что тату она себе сделала, когда околачивалась на Арбате с торчками. Удивительно, что во время экзекуции ей не занесли никакую заразу. Еще удивительней, что Нелли в свое время прочно сидела на героине, причем дело дошло до «дурки», плюс несколько попыток суицида. Сейчас же о прошлом девушки напоминали только едва заметные шрамы на запястьях (Алекс постарался — нашел хорошего хирурга, который сумел избавить ее от уродливых рубцов).