Металлическая трель звонка резко нарушила тишину квартиры.

— Рязанцев? Алексей Петрович? — тягуче произнес человек, появившийся без приглашения в прихожей. Его хитрый взгляд с бегающими глазами, неестественная улыбка, поношенный костюм с мятым галстуком, манера говорить, двигаться сильно раздражали хозяина квартиры. Отталкивал и нервировал резкий запах одеколона.

Незванный гость ужом протиснулся внутрь помещения, ловко захлопнул ногой полуоткрытую дверь и аккуратно оттеснил еле живое препятствие внутрь освещенного коридора.

— Э-э… ех-ть… кх-то вь-ти? — пожилой человек пытался произнести что-то внятно. Он облизывал пересыхающие губы, жмурился от яркого света. Из глаз выступили слезы. Старик с трудом понимал происходящее.

— Я представитель коммерческого Фонда помощи ветеранам «Наследие», — аферист нараспев произнес хорошо заученный текст. Оперся большой, широкой спиной на стену, открыл пузатый, потёртый портфель и достал потрепанные бумаги.

— Эй, божий человек? Ты живой али нет? — кто-то тряс Алексея за плечо. Его легонько ударили по щекам. — Молодец, ты откель взялся, в сей глухомани?

Рязанцев открыл глаза и увидел перед собой бородатого мужика в старинной одежде. Незнакомец был среднего роста, с большой головой на короткой толстой шее, широкой грудью и прилично выпирающим брюшком. Алексей, присмотревшись к человеку, так и не понял… — кто он и что ему нужно?

— Ты, пошто разлегся? — неизвестный тряс бородой. — Сказывай, с тобой всё хорошо? Можешь молвить слово?

И вдруг зарядил скороговоркой…

Караван с товаром купца неторопливо двигался по лесной дороге. Она шла лесом — глухим, дремучим, безмолвным. По обе стороны дороги раскинулись вековые ели и сосны. С повозки казалось, что они выпирали и цеплялись зелеными пахучими лапами друг за друга. От зелени иголок разносился густой хвойно-медовый дух. Негромко поскрипывали колеса. Над головой нудно звенели одинокие комары. Небольшая вибрация передавалась путникам, расположившимся полулежа на повозках.

Прохор задумчиво смотрел на незнакомца, мирно дремлющего на телеге, и тихо напевал себе под нос…

Купеческая интуиция подсказывала ему, что далеко не простого человека он подобрал по пути и сейчас везет в Москву. Торговец снова начал любоваться удивительным огнивом — зажигалкой подаренной ему путником. Вещица была удобной. Неизвестный металл приковывал взгляд. Нежно ласкал руку. Видно, что сделано было аккуратно, и главное было понятно, что это не штучный товар.

— Да-а! Знатная диковинка, — купчина в очередной раз прицокнул языком. — Зело хитрая вещица. Вот кабы у него таких зажигалок было несколько? Ну, скажем — штук сто. И… ежели продать их?

Разгорался жаркий день. По бледно-бирюзовому небу скользили и незаметно таяли, переливаясь мелкой перламутровой волной, далекие перистые облака. В березовой дубраве несколько раз пронзительно просвистел скворушка, прочистила горло зорянка. На густой и несмятой траве сверкали крупные капли росы. Стреноженные лошади бродили медленно поблизости у опушки леса, пощипывая луговую траву.

Аромат вкусного жареного мяса защекатал ноздри и разбудил Прохора. Вкусно пахло не просто мясом, приготовленным на огне, а чем-то специфическим, что сразу вызывало необыкновенный аппетит. Купец приподнялся на повозке, потянулся, глубоко зевнул, после чего посмотрел по сторонам.

Запах от еды шел со стороны костра, именно оттуда где собрались мужики каравана и что-то активно обсуждали. Четче всех был слышен голос вчерашнего незнакомца подобранного на дороге. Купец свесил ноги с телеги и мягко, по-кошачьи, спрыгнул на землю. Он протер заспанные глаза, затем зевнул, мелко перекрестив рот, чтобы плутоватый черт не забрался в невинную душу и не торопясь пошел в сторону шума.

— Ну, и кого же ты добыл, охотник? — Прохор потягиваясь, подошел к костру. Размахнул на две половинки большую, как веник, бороду. Расчесал её прядьи и с любопытством посмотрел на небольшие кусочки мяса, жарившиеся на тонких прутиках, наломанных из зеленых веток кустарника. — Давай говори, не скрытничай. Сусликов наловил небось каких, либо тушканчиков? Хотя, какие суслики в такое время? Лягушки, скорее всего…

Второй час путешественники медленно, не торопясь ехали по Москве. О том, что они уже в столице нашей Родины Рязанцев узнал из необычной фразы купца, когда остановились у небольшой развилки. — Матушка Москва белокаменная, златоглавая, православная, прими сирот своих с милостью и впусти с добром. — Путники молчаливо перекрестились и повернули караван в сторону какого-то поселка видневшегося вдали. — Ну, вот мы и дома!

— Что? Что, уже приехали? Это Москва? Да? Когда начнется? — путешественник, приподнявшись на телеге, начал задавать кучу вопросов. Он крутил головой как малолетний ребенок, которого первый раз вывезли в большой город на прогулку. Вояжер внимательно осмотрев окружающую местность и не найдя отличай от того, что было ранее по дороге, выдал сконфуженно… — Ну, и где Москва?

При въезде в город не было привычной, светящейся неоном стелы — Добро пожаловать! (размером 3 на 25 метров). Нигде не заметил стандартных указателей со словами Велком ту Москоу или «Добро пожаловать в город герой Москву». Различных растяжек, перетяжек и прочего рекламного мусора, забившего современный город сверху донизу, не было видно также. И что удивительно — абсолютно отсутствовала щитовая реклама на столбах. Да и самих столбов также не было. Не увидел скиталец и забитого под завязку машинами, транспортного кольца. Одним словом… Ничего привычного глазу, нынешнему, современному горожанину, обнаружено не было.

Москва началась обыкновенными деревенскими избами, разбросанными на расстоянии. Затем, интервал между домиками постепенно начал сокращаться. Появилась невысокая оградка, заросшая травкой — вьюном. Потом трухлявый, ветхий заборчик с выжеванными временем тесинами начал подниматься, уплотняться и заостряться. И наконец, слился в один большой и непрерывный забор.

Человек медленно приходил в сознание. Он с трудом открыл сжатые от боли глаза. Прокашлялся. Начал равномерно дышать. Его легкие от глубоких глотков наполнялись воздухом. Постепенно уходили слабость и дрожь. Всё тело как будто растягивалось и выпрямлялось. Цветные круги перед глазами теряли свою насыщенность. Он попытался открыть глаза. Вокруг было темно. Очень темно.

— А я — молодец! — путешественник во времени похвалил себя. — До наступления головокружения и потери сознания, продержался десять часов. Еще немного и всё! А так в самый последний момент успел открыть переход и уйти в другое время, — его мысли с трудом формировались в нужном направлении. — Да, немного тошнит. Да, слегка кружиться голова и от этого, кажется, что качается пол. Ещё почему-то в ушах слышится скрип. И… воздух какой-то… затхлый и спертый.

Странник потихоньку начал двигаться и шевелить конечностями. — Нужно присесть, а лучше ещё немножко потянуться. Организму будет легче переносить восстановление.

Рязанцев по ночам, в свободное ото сна время продолжал исследовать свои новые способности. Теперь после возвращения из прошлого он мог почти пять часов оставался молодым и здоровым. А после старения организма сильные боли возвращались только спустя три часа. Постепенно и то и другое время увеличивалось. Это обстоятельство радовало Алексея. С каждым днем в нем крепла уверенность, что удастся справиться с болезнью.

— Бар-хм-ха…харэ… не-ват… — щуплый человек поднятый за воротник над землей, пытался что-то связанно произнести. Он тщетно хватался руками за одежду мучителя, дергал ногами, старался найти опору.

— Федор! Тряхни его хорошенько и подыми повыше, а то мне отсюда ничего не понятно, — Алексей прищурив один глаз, внимательно смотрел на подвешенного страдальца.

— Ам-рх… всем… нет, — со стороны мученика доносились неразборчивые слова. — Боль… дышь… не могу.

— Куда ты его так задрал, медведь сиволапый? Я же сказал… приподнять за шиворот аккуратненько, невысоко и слегка качнуть. А у тебя как получилось? Ты что? Его удавить собрался? Не видишь — мучается несчастный? Страдает? Дар речи потерял? Важное сказать желает и не может, — пришелец шутливо отчитал слугу.

— Это-о, командир, я и так осторожно, невысоко и чуть-чуть, — здоровенный слуга — амбал начал оправдываться. Он сильно смущался, не понимая шутки.

Бастер Хейлли угрюмо сидел в большой каюте своего корабля «Квиин». Уже полчаса как морской разбойник безмолвно катал пустую бутылку по столу, размышляя о бытие насущном.

Склонив свой табурет на одну ножку, он раскачивался и крутился на нем. При этом «просоленный моряк» тихо напевал что-то, не размыкая губ. Иногда он останавливался, фокусировал свой взгляд на бутылке, осознавая, что в ней давно ничего не осталось. После чего тягостно вздыхал и снова продолжал раскачиваться.

В последнее время Бастера преследовали сплошные неудачи. Сперва его сильно потрепали пушки испанского галеона. Потом он еле выбрался из бури и с трудом добрался до Порт-Ройала. И вот сейчас ему никак не удавалось найти денег на ремонт своего старого шлюпа. Большая часть матросов покинула неудачливого капитана, перебравшись на другие корабли. Остатки денежного запаса быстро таили. И не за горами был тот период, когда судно за долги придется выставить на продажу. Нужно срочно было что-то делать. Только вот, что? Взаймы денег никто не давал, а заработать на берегу пирату не удавалось.

В дверь каюты тихо постучали.

Утро на Ивановской площади Москвы многолюдно. На высоком ярко-голубом небе нет ни облачка. Отвесные лучи солнца падают на разноцветные купола соборов и зажигают золото их гребней и верхушек ослепительным блеском. На звонницах перепадами бухают колокола. Издалека доносится колокольный отклик от многочисленных храмов и церквушек. Неуклюжие башни Кремля отбрасывают густые тени. Со всех сторон площади слышны людские крики, шум, гам. У коновязи все места давно заполнены каретами, возками, телегами. В стороне, у Кремлёвской стены сонные стражи лениво ползают по скрипучим ступеням, спускаются вниз, чтобы выпить квасу. Возле колокольни Ивана Великого стрельцы приводят в исполнение решение судебных приговоров. Осужденные недовольно кричат и требуют справедливости. Рядом зеваки с удовольствием наблюдают за поркой несчастных людей. Бирючи надрываясь, выкрикивают новые указы недалеко от расписных арок учреждений власти. С другой стороны площадки стуча посохами и мелко крестясь, живой ручеёк паломников тянется в сторону кремлёвских соборов. Большое количество горожан и приезжих просто слоняется по округе. Кремль живет обычной городской жизнью.

Прохор Коробейников поклонился куполам Архангельского Собора, перекрестился и пошёл сквозь толпу, к украшенным фасадам здания приказов. Туда, где стояли челобитчики, ожидавшие своей очереди на прием к судье. Ходатые негромко переговаривались друг с другом, обсуждали последние события, новости, слухи гуляющие по столице.

К купцу подскочил подьячий и, не стесняясь, протянул руку для подношения.

— Деньгу вымогает, чернильная душа, — Прохор вытащил из-за пояса мелкую монету, вздохнул и отдал её представителю власти.

Резкий звук дверного звонка заставил вздрогнуть пожилую женщину. Отложив в сторону спицы с вязанием, она взяла трость, медленно встала со стула и не спеша, шаркая ногами, подошла к двери.

— Кто там? — сквозь закрытую дверь произнесла она. — Если вы к Фёдоровым? — старушка переступила с ноги на ногу. — То они выше этажом. Если к старшему по дому? — Подошла вплотную к дверному проёму. Пошамкала губами. — Тогда идите во второй подъезд.

— Татьяна Сергеевна Колышева здесь живет? — произнес неизвестный мужской голос.

— Да, это я! — бабушка оторопело переспросила. — Вы ко мне что ли? Ась?

— Откройте, пожалуйста, — попросил неизвестный. — Это ваш бывший ученик — Алексей Рязанцев. Я пришел навестить вас.