Мне нередко задают вопросы типа «Как научить ребенка читать?» или «Как привить подростку любовь к литературе?» Еще меня часто спрашивают, что нужно делать со школьной литературой, да еще ждут профессионального ответа. Нет у меня таких ответов, только наблюдения.

И вообще, давайте по порядку.

В бестолковые 90-е годы сотрудникам нашей МГУ-шной лаборатории перестали платить зарплату. То есть выпихнули в отпуск без содержания — на неопределенный срок. Коллеги в панике переориентировались кто как мог — доктора наук челночили, кандидаты наук торговали на рынке синтетическим барахлом, а техники-лаборанты перегоняли составы с водкой. Меня же случайно занесло в школу (психологи, впрочем, уверяют, что не случайно), при этом я полагала, что любовь к литературе и знания, почерпнутые в Литинституте, не подведут. Ну, были еще какие-то смутные представления о том, каким должен быть нормальный учитель, — спроецированные на конкретный момент воспоминания детства. В детстве учили «неправильно», а мне всегда хотелось «правильно». Возможно, меня вдохновил образ Йозефа Кнехта, шагнувшего из Касталии в реальность.

Короче, жизнь перевернулась.

И первое, с чем я столкнулась, — дети принципиально отличались не только от воображаемых вундеркиндов, но и от реальных детей моего поколения. Все-таки мы росли в литературоцентричное время. На вечерних прогулках наматывали круги по району, обсуждая проблемы героев Толстого, с боем прорывались на вечера поэзии и упивались «Антимирами» в Театре на Таганке. А уж вся возможная приключенческая литература была проштудирована лет до двенадцати. Читать друг другу стихи наизусть было обычным делом — литературные пристрастия становились полем самовыражения и средством коммуникации, удачно вставленная в разговор цитата заметно поднимала рейтинг. Класс при этом был не гуманитарным, а математическим, но чтобы совсем не читать — такое выглядело по крайней мере странным.