Единственными обитателями замка остались лишь горстка солдат, сам Эзенгрин Темный и созданные его колдовством воины-големы. Слуги и сподвижники тирана либо перебиты, либо разбежались. Магические существа удерживали замок второй день. Их было немного, но они были страшны в бою и живучи. Одни созданы из осколков камня, другие из металлических доспехов. Самыми несуразными, но не менее опасными, были големы из деревянной мебели, в телах которых угадывались спинки стульев и ручки от ящиков. Чародей собрался биться до конца и пустил в ход все имеющиеся средства.

Кридберг Мудрый вел своего Героя к цели сначала через городскую канализацию, а затем по подвалам замка. О существовании тайного прохода он узнал от одного из ближайших слуг короля, сбежавшего этим же путем.

Выйдя из портала, я оказался на высоком скалистом берегу. Слева вдоль горизонта уходила морская гладь, а справа стеной возвышался тропический лес. В этой части Мира уже вечерело, но до наступления темноты было еще далеко. Похоже, я таки добрался до Южного Континента.

Голова закружилась от пьянящего морского воздуха, и только тогда я окончательно уверовал, что обрел новую жизнь. Довольно долго, погруженный в свои мысли, я бесцельно шагал по кромке берега — которая была метров тридцать в ширину — пока не разглядел вдали какие-то развалины. Подойдя ближе, я предположил, что раньше здесь возвышался маяк. Там сохранилась пятиметровая стена, образовывающая полукруг и остаток винтовой лестницы. Примерно в центре предполагаемого круга из отколотых от стены булыжников был сложен очаг. Там еще оставался пепел и пара огарков. Этим местечком время от времени пользуются, — заметил я. Так как в данный момент оно выглядело вполне необитаемым, я решил устроиться здесь для ночлега.

Солнце уже клонилось к горизонту и перспектива ночевать не поужинав мне категорически не нравилась. Оставив сумку у стены и замаскировав ее заклинанием — чисто на всякий случай — я направился к лесу в поисках дичи. Далеко углубляться я не решился, да в этом и не было необходимости. Моя первая охотничья жертва появилась сразу. Заяц промелькнул буквально в паре метров от меня, я метнулся за ним и резко остановился. Заяц спокойно сидел у корней дерева, повернувшись ко мне задом.

— Как тут все запущено, даже зайцы не пуганы, — хищно улыбнувшись, подметил я.

Тут заяц медленно развернулся, и я встретился взглядом с двумя совершенно дикими налитыми кровью глазами. В следующую секунду, челюсть, наполненная заостренными как у пираньи зубами, устремилась на встречу моей глотке. Заяц не долетел всего несколько сантиметров и замертво свалился у моих ног. Благодаря своей магически усиленной реакции, я успел ударить этого людоеда магическим импульсом точно в мозг.

Очнулся я от того, что кто-то назойливо теребил меня по плечу. Я с трудом раскрыл слипшиеся глаза и попытался сфокусировать взгляд на ярко-рыжем пятне, маячившем перед глазами. Когда мне это удалось, я увидел сидящую передо мной рыжеволосую эльфийку с недовольной рожицей.

— Ну вот, проснулся, наконец! — Проворчала она. — Мало того, что утром все селение обежала, созывала старейшин, теперь мне еще и с тобой нянчиться!

— Ты кто? — Сбитый с толку напором эльфийки, спросил я.

— Я Кайрил, между прочим главная помощница Первого! Ты хоть можешь себе представить, какую честь он тебе оказал, приставив именно меня!

— Да уж, — хмыкнул я.

Способ, которым Эзи предлагал найти стоянку не слишком понравился Отаро, однако ему, в конце концов, удалось уломать эльфа. Из гостевой комнаты Первый вышел в состоянии крайней задумчивости. Много вещей беспокоило его, но наличие четкой последовательности действий благотворительно сказалось на уставшем разуме. Отаро удалось заснуть, и никто не посмел разбудить его до самого обеда.

— То есть как, день в разгаре?! — недоуменно воскликнул он, протирая глаза.

— А вот так! — Огрызнулась Кайрил. — Все порядочные эльфы уже во всю при делах, один ты тут храпишь, прям как твой человек!

— А чего сразу мой?

— Ну не мой же? Будь я Первой, давно бы этого грубияна выгнала!

Для начала, я переместился на самый край лагеря, возле каменной насыпи. Искры и прочие эффекты я использовать не стал — просто растворился в воздухе в одном месте и появился в другом. Искусство перемещения было куда удобнее порталов на коротких дистанциях, но перемещаться таким образом, я мог только в одиночку.

Пока меня никто не заметил, и мне это категорически не понравилось. Магической волной я разнес в щепки ближайшую хижину, оказавшуюся пустой, и окатил огнем две следующие. Приличного пожара не получилось — материал оказался слишком сырым. Но зато мне, наконец, удалось привлечь внимание хозяев. Со всех сторон, ко мне уже подбиралась приличная толпа. Я метнул Огненный Шар в ближайшую горстку маньяков. Раздался взрыв, они разлетелись в разные стороны, а я опять переместился.

На этот раз, я оказался у самого алтаря. Отвлекшиеся на взрыв охранники смотрели в другую сторону. Я, не долго думая, занес свой молот и со всей силы обрушил его на край плиты.

В момент удара молот высек ослепительную вспышку и раздался такой грохот, что предыдущий взрыв показался мне безобидным «пшиком». Я оказался совершенно дезориентирован — ничего не видел и не слышал. Это кончилось, когда что-то больно ударило по ноге. Разом вернулись все чувства, и я попытался сообразить, что происходит. На моей ноге лежал осколок алтаря размером с приличное бревно. Охранники валялись неподалеку — их оглушило посильнее, чем меня. Над моей головой свистели стрелы.

Я посмотрел под навес с пленниками. Некоторые уже были мертвы, другие приподнимались, насколько это было возможно в их положении, и простирали руки к небесам что-то радостно крича на незнакомом языке. На их лицах я различил улыбки! Это как же надо было запугать человека, чтобы он приветливо улыбался летящей в него стреле!

Существует множество историй, начинающийся с пробуждения после попойки. Моя как раз из таких. Не буду утомлять вас обычными для подобных историй причитаниями насчет собственного самочувствия в момент пробуждения, скажу лишь, что это было неприятно. Впрочем, я уже привык.

— О, моя голова! — Я разлепил веки и кое-как приподнялся на локтях. На полу рядом с кроватью валялся, опустошенный перед сном, кувшинчик. — О-о! Голова моя!

Я снова рухнул на подушку и потер ладонями глаза. Теперь мне полагалось как можно скорее прочитать заклинание, дабы ликвидировать последствия вчерашнего одиночного загула. Бормотать заклинание пришлось минуты две, ведь пол литра эльфийского пойла — не шутка.

На завтрак я спустился не особенно посвежевшим, но вполне дееспособным. Оказавшись в гостиной, я с удивлением отметил присутствие в ней Первого. Обычно Отаро просыпался на рассвете и в это время уже во всю работал.

— С добрым утром, — хрипло поприветствовал я, усевшись рядом за стол.

Расплата за ошибки приходит всегда. Она неминуема. Вот теперь и мне досталось. Живя у эльфов, совсем отвык от элементарной осторожности, даже не проверил то, чем меня угощали! И намерения хозяев отследить не попытался! Вот за свою беспечность и расплачиваюсь.

Все-таки беззаботная жизнь здорово расслабляет. Где теперь моя хваленая подозрительность? Ну, ничего, раз еще жив, наверстать не проблема. В пользу того, что я жив, говорила болезненная ломота во всем теле и ужасное жжение в горле. Однако, знатно меня травонули. Поначалу я даже пошевелиться не мог. Но вот собрался с силами и открыл глаза. Огляделся. Как бы странно тюремная камера не выглядела, узнается она легко — холод, решетки и стены из грубо отесанного камня. Правда вместо обычных ржавых металлических прутьев в глаза сразу бросилась решетка, смонтированная из — как ни странно — дерева. На мощных рамах крест-накрест переплетались не менее мощные на вид, широкие планки, образуя квадратики со стороной сантиметров в десять. Каменный пол в моей клетке был скудно присыпан соломой.

Вообще, как следует оглядевшись, я понял, что нахожусь в обычном большом подвале с оборудованными в нем камерами, которых было всего три. Я сидел в центральной. Справа кто-то ворочался и сопел, левая пустовала. Остальное пространство было занято винными бочками и какими-то ящиками. Освещалось все это тусклым светом немногочисленных факелов, развешанных по стенам. Короче, довольно унылое местечко, задерживаться в котором мне совсем не хотелось. Достав из-за пазухи монтировку, я решил использовать ее по прямому назначению. Надо заметить, что изъять у меня особо ценные предметы просто невозможно, заклинание я на них наложил что надо — чужой глаз не заметит, чужая лапа не сгребет. Таким образом, при мне, кроме монтировки, осталась фляжка и кошель с валютой. А вот сумку, тесак с ножнами и сапоги кто-то нагло притырил.

Мысленно сказав себе, что свое завсегда сумею найти и возвернуть, я приблизился к решетке и почесал изогнутым концом фомки за ухом. Дерево было старым, но отнюдь не трухлявым. Время, казалось, его только закалило. Хмыкнув, я прошел сквозь решетку и, шлепая босыми ногами по полу, направился в сторону ближайшей бочки, поигрывая монтировкой.

Подобрался к цели вплотную, поддел крышку инструментом, резко нажал. Крышка поддалась легко и, откинув ее, я, сложив руки лодочкой, зачерпнул заветную влагу. Винцо оказалось слабеньким и немного кисловатым, но это не важно — бедное горло требовало срочного вливания жидкости. Если бы выбор зависел от меня, я бы ублажил его пивком, но, как говориться, за неимением… Не чай, и на том спасибо.

Двое шли по пропыленной, широкой дороге. Один из них неприкрыто наслаждался свободой, радуясь ясному дню и свежему ветерку, дувшему в лицо, чем невольно раздражал второго.

У Эзенгрина давно не возникало проблем со здоровьем. Да и какие проблемы, если живешь в роскошном замке или уютном эльфийском домике, не особенно при этом напрягаясь. Однако стоило провести ночь на холодной и твердой земле, а потом полдня выбираться на относительно ровную дорогу, как последствия комфортной и небогатой на физические нагрузки жизни дали о себе знать. Болели мышцы и ныли суставы, но бывший король не спешил помочь себе магическим способом. Рядом с энергичным, бодрым и вполне довольным жизнью монахом, Эзенгрин чувствовал себя рохлей и неженкой, что его весьма задевало. Все-таки сотни лет королевского быта, не только закалили характер, но и ощутимо ослабили организм. Эзенгрину-королю уже не приходилось влачить полулегальное существование, стараясь не привлекать внимания белых магов и так называемых героев, и не приходилось вступать с ними же в жестокие схватки, если внимание было привлечено. А вот до воцарения, он отличался завидной физической подготовкой и мог выкидывать финты не хуже любого акробата, причем без помощи Дара. Как бы эти навыки пригодились теперь, но слишком много воды утекло со времен последней тренировки. «Вот и подтверждение тому, что нельзя полагаться на Дар абсолютно во всем», — ворчливо думал Эзенгрин, невольно завидуя выносливости Есая.

Колдун всегда отличался своей изворотливостью, но по отношению к собственным промахам бал крайне упрям. Вот и теперь он, стиснув зубы и стараясь не обращать на жизнерадостного монаха внимания, упрямо топал по торговому тракту и был благодарен хотя бы тому, что подарок Отаро обладал неплохим эффектом при минимальной утренней отдаче, а то стало бы совсем худо. При этом Эзенгрин тщательно и вполне успешно скрывал от нового спутника свою слабость. Не пристало грозному черному колдуну жаловаться на усталость в ногах или боль в спине. Колдунам вообще не пристало жаловаться, за исключением случаев, когда общаешься с плененным врагом. При этом жалобы должны иметь ярко выраженный иронический окрас и подаваться как изощренные издевательства (если думаешь, что у тебя проблемы, то ты настоящих проблем в жизни не видел… вот у меня да: придворные — сволочи, верности не дождешься, соседи наглеют, коррупция цветет и пахнет, да куда там, воняет уже вовсю… крысы в подземелье, опять же, не кормлены, хотя, вот с этой проблемой ты можешь мне помочь…).

Есай, тем временем, вообще ни о чем не думал, даже о своем любимом «возвышенном». Будучи странствующим монахом, он привык к длительным пешим переходам.

— Скоро там эта деревня? — Пытаясь скрыть нетерпение, спросил Эзи.

По роду своей бывшей деятельности, Эзенгрин привык контролировать все происходящее вокруг него или имеющее к нему самому хоть какое-то отношение. Никогда он не пускал проблемы на самотек и пытался находить самые эффективные пути их решения. Не удивительно, что многим эти самые пути не слишком нравились, но недовольные всегда найдутся. Однако король Эзенгрин всегда старался уменьшить их число… тем или иным способом. Он умел находить железные аргументы в пользу своих решений. Временами он даже соглашался на компромиссы, видя, что решение одной проблемы может породить другую. По этой причине он считал себя вполне приличным королем. Королем, справляющимся со своими королевскими обязанностями. И пусть недоброжелатели раздували его славу Кровавого Тирана! Он ясно представлял себе разницу между добрым королем и хорошим королем. Да, он не устраивал пышных празднеств по поводу и без повода; не бросал в толпу монеты, гордо возвышаясь на коне; не объявлял амнистии и не выдавал незаслуженные награды ни чиновникам, ни вассалам. Он просто работал. Эзенгрин не родился королем, потому и считал это скорее работой, нежели призванием, ибо настоящим его призванием была магия. Ну а королевство… это его юношеская мечта. После того, как на Башню Мрака было совершено вероломное нападение команды героев, он поклялся себе, что еще покажет этим белым! И ведь показал! И сделал это только благодаря тому, что быстро уяснил, что королевством надо не властвовать, ему надо служить. Что из этого вышло известно — три века относительного спокойствия и процветания, а так же полный разгром в конце.

Винил ли себя Эзенгрин за то, что случилось? Нет. Его вина было только в том, что он являлся тем, кем являлся. Хотя, нетерпимость к его скромной персоне взросла и оформилась до крайней степени быстрее, чем он ожидал. Возможно, ему стоило быть более внимательным к политическим настроениям на Срединном Континенте, но сейчас то уже поздно что-либо менять. По хорошему счету, темному королю стоило бы просто исчезнуть, оставив вместо себя натасканного преемника. Он и собирался так поступить, но просто не успел. Да и приличной кандидатуры на роль преемника все не находилось.

Такие вот мысли проносились у меня в голове, пока я брел за Есаем через лес. Мрачные, честно говоря, мыслишки. То ли с голодухи это у меня, то ли с усталости, подавлять которую стало несколько труднее. С самого утра на ногах! И этот долбаный монах отчебучил тут! Лишил заслуженного обеда и отдыха!

— А сколько ты уже в своем странствии? — Поинтересовался я, прислонившись к толстому стволу незнакомого дерева с целью перевести дух.

Есай тоже остановился.

Город, в который завел меня монашек, бурлил, словно разворошенный улей: повсюду суетились люди в пестрых халатах, носились крепыши с корзинами, бочками и прочими грузами, а на улицах были развешаны разноцветные бумажные фонари и прочие украшения.

— Что, праздник какой-то? — Полюбопытствовал я.

Есай ненадолго задумался, ведя какие-то свои подсчеты, после чего расплылся в улыбке.

— Сегодня же четвертая луна с начала года! — Восторженно воскликнул он.

— Ну и?