Регулярная забота о здоровье не всегда безопасна. Иногда она может дать ровно противоположный эффект. Но куда денешься, если здоровье – это мой основной капитал. Кто-то, возможно, скажет, что красота, но я не соглашусь. Права была моя Адочка: красоту нарисовать любая дура сможет при определенном умении, а вот хороший мышечный тонус и способность пробежать десятикилометровый кросс ни за какие деньги не купишь. Зато можно вполне выгодно продать.

Итак, самое главное! Заповеди красивой и здоровой женщины: нужно обязательно пить побольше воды, причем простой, чистой, без газа и уж точно (упаси боже) без сладких вкусовых добавок. Газировка с сахаром – чистое орудие дьявола. Питаться же надо зеленым салатом и духовными ценностями. Особенно такая диета рекомендуется на мероприятиях. Имеются в виду всевозможные фуршеты, клубные вечеринки и party по случаю премьер или дней рождений каких-нибудь публичных деятелей. Кормят там, поверьте, не пойми чем, потому что еда на этих мероприятиях не главное. Вы что, жрать сюда пришли? Вы в своем уме? Вон в углу Анна Семенович стоит, два часа цедит один и тот же бокал шампанского. Берите с нее пример.

В ресторанах есть, конечно, можно. В некоторых. В «Третьяков-лаунж», например, очень даже можно или на «Балконе», но дорого. Девушкам моего положения пристало скорее делать вид, что мы можем себе это позволить, нежели на самом деле вести образ жизни стоимостью в сотни тысяч долларов. Если и на самом деле так жить, все может закончиться плохо. Деньги имеют поганое свойство проскальзывать сквозь пальцы и утекать. Большие деньги – особенно. А когда доход (если можно это назвать так) не стабилен, лучше быть умной девочкой и прятать заработанное в укромных уголках или «случайно» оставлять в карманах как можно больше. На черный день.

А кроме этого, каким бы крутым и качественным ни был ресторан, вы можете быть на сто процентов уверены, что вас там накормят чем-нибудь нехорошим – жирным или быстроуглеводным. Зачем? Если можно не мучиться, купить салат в «Азбуке вкуса» – один на весь день – и не переживать.

– Что вы будете?

Марина не была хорошим человеком, но и плохим она себя тоже не считала. Она была тем, что получается из нормальной, довольно простой по характеру женщины, если она систематически злится и боится за свою жизнь. Жизнь у Марины могла бы быть довольно приятной, если бы не несколько «но». Первое «но» – ее дочь Анна, которая ни во что не ставила свою мать. Теперь, когда эта маленькая негодяйка уехала учиться в Лондон, она вообще перестала звонить матери, словно бы той и не существовало.

Второе «но» – ее муж. Человек достаточно властный и грубый, даже, можно сказать, жестокий, постоянно нервировал Марину, превращая их уютный загородный особняк с сотней розовых кустов около въездной группы в место постоянных скандалов, криков, попреков и слез. Муж был придирчивым и вспыльчивым, и отношение дочери к Марине отчасти зеркально повторяло его отношение. И все же, несмотря на все эти скандалы и сцены, рыдания и поиски аргументов в свою пользу, больше всего Марину пугала постоянная угроза потери всего этого кошмара. Она боялась развода.

Третье Маринино «но» – ее одиночество вызывало у нее периодические мучительные истерики и панические атаки. Друзей у Марины было раз-два и обчелся. С теми, с кем ей было положено дружить по роду мужней службы, она так и не смогла найти общий язык, справедливо полагая, что все эти длинноногие дряни – жены его друзей – являются ее самыми страшными потенциальными врагами. С теми, с кем Марине было приятно выпить чашечку кофе, муж общаться не разрешал, называя их «всякой швалью». Старые подруги со старой Марининой работы – когда Марина еще работала. С ними Марина иногда тайно встречалась в городе. Все они, как одна, завидовали Марининой удаче.

– Отхватила мужа! Как умудрилась только?! Как ты его разглядела? – говорили они. Но с годами эти восторженные восклицания перестали хоть что-то значить для Марины. Лучше всего она чувствовала себя, сидя в ординаторской своей старой больницы, где проработала больше десяти лет в отделении гинекологии. Потом Вася начал так стремительно продвигаться по службе, что смысл в работе отпал. Вася велел забрать Анюту из садика, перестать заниматься дурью за копейки и заняться ребенком. Так закончилась медицинская карьера Марины.

Их с Васей история как раз соответствовала известной народной мудрости – чтобы стать женой генерала, надо выйти замуж за лейтенанта. Васе генерала еще не дали, но и того, что дали, хватало сверх всяких мер. Он возглавлял один из Следственных комитетов при прокуратуре, а именно: активно боролся с коррупцией, что было одним из самых перспективных направлений в работе правоохранительных органов. И одним из самых прибыльных. Так что чувствовал себя Вася в каком-то смысле получше многих генералов.

О том, что я не умерла и не попала в рай, отчетливо свидетельствовала продолжающаяся острая боль в спине. Конечно, возможно, это был и не рай, а ад – ведь такие женщины, как я, на райские кущи претендовать не могут. Но в этом случае ад был декорирован и стилизован под мою собственную квартиру. Отключение, произошедшее со мной, было полным и всеобъемлющим. Я не знала, что именно случилось, сколько времени я провалялась в обмороке и что вокруг творилось, пока я не могла контролировать происходящее.

– Марина! – воскликнула я, вдруг вспомнив все, и тут же принялась ощупывать свое лицо. Насколько обстоятельства позволяли, я проверила целостность кожного покрова. Все было на положенных местах. Кислоту на мое лицо не выливали. Уже неплохо. Да и Марины рядом со мной уже не было. По полу тянуло сквозняком, входная дверь осталась чуть прикрытой. Где же она, Мариночка? Сбежала, испугалась? Кого – меня? В обмороке я страшна!

– Очухалась? – раздался уже ставший знакомым пренебрежительный голос над моей головой.

Марина не сбежала, она снова нависла надо мной. Ну что за дикую краску для волос она использует! Все пережгла начисто.

– Ну… почти, – пробормотала я, раздумывая, что задумала эта неприятная женщина.

То, что Свинтус был грубияном, еще не делало его плохим человеком. Кто такой и что такое – мой Свинтус? То есть не такой уж он и мой. Но не важно. Наш Свинтус – когда-то красивый мужчина, с сильными руками и с почти пропавшей с годами шеей, педант и грубиян с несколько отекшим лицом, зато в прекрасном, идеально чистом костюме – Свинтус был самоуверенным козлом, самовлюбленным, полным снобизма и шовинизма, собственником и дуболомом, но это тоже не делало его плохим человеком. Большая часть стоящих хоть чего-то мужчин, которых я встречала, все поголовно были шовинистами и козлами. Они были уверены, что мир крутится исключительно ради их удовольствия, они презирали женщин так же сильно, как и хотели над ними властвовать. Свинтус не был чем-то выдающимся, он был вполне таким, как все, в духе времени. Если что-то происходило не то, что он считал правильным, он начинал кричать.

– Какого хрена ты вообще выдумала заниматься этой дрянью? Жить надоело? – высказался Свинтус наконец, рассматривая мое почти обнаженное тело. Не без удовольствия. Я бы, конечно, должна была встать и одеться, чтобы не давать ему такого удовольствия. Но доступ к шкафу был крайне ограничен, так что я сидела и дулась.

– Значит, это все, что ты можешь мне сказать?

– А что я должен сказать? Молодец, Люлька?! О чем только ты думала? Все эти ваши дурацкие кренделя небесные! Я всегда был уверен, что все эти ваши фитнесы вредны и опасны для здоровья.

– Знаешь, мне сейчас и так плохо. Мне на фиг не нужно твоих комментариев! – возмутилась я.

То, что произошло, – самое странное, пожалуй, во всей моей жизни. Я не о встрече с Мариной у меня дома, а о том, что было потом. И ведь, положа руку на сердце, со мной происходило предостаточно странных событий. Вся моя жизнь – это калейдоскоп несуразностей и нелепостей. Само мое рождение, странный программный сбой, генетическая ошибка, поместившая меня в чрево моей матери, именно меня, именно к ней, стало началом странностей в моей жизни. Некоторые из них – хорошие, некоторые – сомнительные. Большая часть неприятная, неожиданный удар в спину, ураган, выметающий все самое важное из моей жизни. Я о переломах, конечно же. В нужном месте, в нужное время. Ладно, нельзя мне об этом думать, не стоит. Когда я думаю о том, какая должна была у меня быть жизнь, я кусаю губы в кровь и хочу кому-нибудь набить морду. Но кому? Судьбе-то ее не набьешь, у нее и морды нет. И потом, у нее вся колода крапленая, все козыри в рукавах, с ней лучше вообще не играть – здоровей будешь, это уж я усвоила. Остается только крутиться как хочешь. Занимать свое место под солнцем любой ценой. А что остается таким «везунчикам», как я?

Итак, нелепость. Мы с Мариной сидим в кафе, открытая застекленная терраса, из-за которого вид на храм Христа Спасителя, также просматривается другой берег реки. Мы молчим и потягиваем свой кофе, воздух прохладный и влажный, дышится легко, но в воздухе уже чувствуется суровое дыхание приближающихся холодов. Террасы закроют, солнце скроется до весны. Мы молчим, я ковыряю ложечкой в мятном десерте. Марина ждет пасту. Чуть теплые лучи осеннего солнца нежно ласкают наши лица, заставляя прикрыть глаза. Деревья на бульваре яркие, как в пластилиновых мультфильмах, а ветра совсем нет. Золотая осень.

Для чего мы тут сидим с Мариной – хороший вопрос. Мы встретились вовсе не для того, чтобы обсудить нашу «ситуацию», не для того, чтобы принять какие-то решения или бросить друг в друга какие-то обвинения. Мы встретились, чтобы провести вместе день. Маразм? Не то слово.

Марина позвонила мне примерно через неделю после дикого и немыслимого эпизода со шкафом. Я невыносимо скучала, лишенная привычной программы времяпрепровождения. Я нигде не работаю, не учусь, ничего не делаю и по большей части занята только тем, что ухаживаю за своим рабочим инструментом – за самой собой. Утро – два стакана воды с лимоном, горсть ягод (только свежие), биойогурт, зарядка, прогулка, йога, отжимания, маски, массаж. Красивая женщина – это тяжелая работа, по большей части скучная и однообразная. Ненавижу солярий, я люблю танцы и картины, интересные разговоры, премьеры спектаклей и большие шоу на свежем воздухе. Но все это мне почти недоступно, так как Свинтус никуда ходить не любит и на все мои просьбы отвечает, насупив брови: «Посмотрим». Что в его случае означает «нет, никогда и ни за что». При этом отпускать меня на премьеры одну он тоже не считает возможным. Говорит, что бабам не положено таскаться в одиночестве. У Свинтуса, куда ни плюнь, «бабам не положено», чертов собственник. Теперь же, когда физические нагрузки были вычеркнуты из моей жизни и заменены таблетками и мазями, оханьем и лежанием на диване, я сидела целыми днями перед телевизором и уже начинала чувствовать, что теряю человеческий облик. Тут мне и позвонила Марина. Я отставила в сторону ведерко с мороженым «Семифредо», чуть не поперхнувшись, когда услышала в трубке телефона ее голос.

– Юля, ты можешь сейчас говорить? – спросила она и выждала, пока я приду в себя.

Если подойти к вопросу с умом – заметьте, к любому вопросу, – то можно найти и его решение, и пути воплощений этого решения в жизнь. Если две женщины, две сестры пришли к единому мнению, что им нужен ребенок и они хотят его родить, тогда кто этому сможет помешать? К тому же дело это было хорошим и правильным – принести новую жизнь в наш грешный мирок. И не просто принести, но и обеспечить, дать ему все то, чего сами мы были лишены. А раз уж это дело хорошее, то от него наша карма только очистится и улучшится.

Это все было Дашкино мнение и Дашкины разговоры. Я вообще не могу сказать с уверенностью, что верю в карму. Или даже в какие-то ее части. Вся моя жизнь – сплошная антикарма. Еще до того, как я успела существенным образом нагрешить, карма уже наказала меня по полной программе. Что это было в таком случае? Превентивная мера? Карма заранее знала, что я стану падшей женщиной, и наказала авансом? Глупости все это, и карма – всего лишь сказка, при помощи которой управляются с людьми. Мораль, которая удерживает абсолютное большинство людей, хороших, заметьте, людей, от того, чтобы встать и забрать все, что им причитается, или даже немного больше. Нет, нельзя! Что ты, ты же карму испортишь!

– Ну да, ну да. Ты тут еще подумай, чем можно мне карму отполировать. А то я сколько лет живу, а карма-то не чищена! – смеялась я над Дашкой, в то время как она изо всех сил пыталась мне все это объяснить и придать всему какую-то позитивную и хорошую окраску. Я была у нее, кажется, записана в несчастные страдалицы, которой все и вся прощается по первому свистку. Отличная психологическая тактика.

– У тебя прекрасная карма. Ты уже за все заплатила сполна.

– Не сомневаюсь. Даже знаю, сколько в долларах США. Каждый год на чистку кармы я трачу бешеные деньги. А также на пилинг кармы, на ее подтяжку и отдельно на карма-фитнес. Нет, честное слово!

Преступление – затертое до дыр слово, значение которого не так-то просто определить со стопроцентной точностью. Есть разные мнения насчет того, что именно называть преступлением. Уголовный кодекс дает достаточно исчерпывающее определение преступления – это общественно опасное деяние, которое влечет за собой уголовную ответственность, однако и в этом определении кроется весьма серьезный подвох. Общественная опасность деяния. Кто ее определяет? Опасно ли для общества плескаться в фонтане голышом? А если в трусах? А если я ничего не делаю, а просто лежу и смотрю на звезды? Посреди трамвайных путей. Считать ли это «деянием»? И кому от этого деяния больше вреда – мне или трамваю?

Общество пытается сформулировать пояснения о том, что или кто именно больше всего пострадает. Чьи-то чувства или чей-то кошелек. Или безопасность Родины. Или свобода слова. Что-то должно быть нарушено. Но эти пояснения только все усложняют и порождают новые и новые вопросы. С другой стороны, у Достоевского вообще другой подход. Послушать его, так преступление – вопрос исключительно духовный. И если вдуматься, то низкие потолки и оконца грязные – самое страшное зло и есть. Ибо они душу и ум теснят.

Однако есть и еще одно понимание слова «преступление» – это переход через границы, совершение чего-либо выходящего за рамки. Согласитесь, это тоже преступление, хоть и не влечет за собой никакого уголовного наказания. Преступлением может стать и то, когда кто-то (не будем показывать пальцем) вдруг перестает думать о всяких последствиях и идет навстречу своим желаниям, хотя пятиминутного раздумья хватило бы, чтобы немедленно остановиться.

Я стою и слушаю, как Марина рассказывает Дашке о том, как устроен поиск в Интернете. Я не вмешиваюсь в их разговор и не высказываю своего мнения (по крайней мере стараюсь) – тем более что оно и так уже известно. Я не вижу никакого смысла тратить время на поиски пресловутого Юры Смирнова. Но, согласно данному мной обещанию, я не мешаю Дашке в ее поисках. А она развивает активность и скорость, как ракета средней дальности. И заражает своим оптимизмом. Марина уже подверглась инфицированию и с восторгом рассказывает о том, как можно заручиться списком всех вузов Москвы и даже попробовать посмотреть на сайтах приказы о зачислении – если их еще не убрали. Все-таки учебный год уже начался, и те, кого зачислили в августе, готовятся к сдаче первой сессии.

Свинтус сидел в большом кожаном массажном кресле, откинувшись на спинку и вытянув ноги. Мягкое жужжание механизма убаюкивало его. Из одежды на нем остались только семейные трусы в мелкую клетку, которые он привез из Англии, и носки. В одной руке Свинтус держал хрустальный стакан с темно-коричневой жидкостью – бренди, другая рука безвольно свисала с подлокотника кресла. Свинтус был смертельно усталым. Вот уже неделю они ловили каких-то злостных российских коррупционеров, которые, войдя в преступный сговор с инспектором налоговой службы, имитировали абсолютно прозрачную и легальную деятельность. Насколько мне удалось понять из обрывков разговоров по телефону, коррупционер, которого ведомство, подчиненное Свинтусу, пыталось прижать к ногтю, был не совсем даже и российским. Это была совместная фирма с какой-то долей западного капитала. Она, эта фирма, занималась девелопментом и по всем законам нашей страны была обязана откатывать приличные деньги за добрососедские отношения с властями.

Вместо этого фирма подналегла на законы, наняла в штат нескольких бесполезных нахлебников-юристов, принялась платить налоги направо и налево, да к тому же попыталась участвовать в каких-то государственных тендерах, предложив условия лучшие, чем надо. В общем, масштабная и чересчур легальная деятельность этого совместного предприятия долгое время причиняла определенные огорчения ряду заслуженных людей, уважаемых и все такое, короче, народу из системы. Как бороться с предприятием, которое имеет так много денег и возможностей, что может себе позволить жить легально? Это был вопрос, решать который договорились с помощью Свинтуса. Фирма сопротивлялась.

Были заведены уголовные дела на пару сотрудников среднего звена. Было решено, что они, эти сотрудники, планировали осуществить рейдерский захват одной небольшой чисто русской фирмы. Ряд записанных телефонных разговоров это подтверждал. Были сфабрикованы некоторые документы, свидетельские показания также могли появиться при необходимости. Был произведен контакт, в ходе которого коррупционеру было предложено решить возникшую проблему «по-тихому», была озвучена сумма. Все шло как обычно, и сюрпризов никто не ждал. Какая, в самом деле, организация настолько выживет из ума, что позволит, чтобы на нее обрушили всю мощь правоохранительных органов такого уровня! Кому захочется в тюрьму, хоть там и дают макароны.

Проблемы начались два дня назад, когда при передаче денежных средств в размере полутора миллионов рублей двух сотрудников Свинтусова ведомства вдруг арестовали за вымогательство и угрозы. Не знаю точно, как там называются эти уголовные статьи, но Свинтус был просто в ярости. Он кричал так, что дрожали даже стены в моем кирпично-монолитном доме. Коррупционеры, вместо того чтобы дать взятку, пожаловались в генеральную прокуратуру, и теперь Свинтусу приходилось принимать нелегкие решения. К примеру, двух сотрудников, которых он послал за деньгами «на затравочку», приходилось полностью сливать. То есть им придется посидеть. Будет суд, потом их, конечно, по-тихому выпустят или вообще сделают все «условным». Придется, конечно, компенсировать и их молчание, и их вынужденный перерыв в трудовом стаже. Хуже было то, что такие вещи теперь происходили все чаще и чаще. Законные способы ведения деятельности становились все выгоднее, и у мелкой бизнес-рыбы, призванной быть пищей для реальных пацанов, все чаще появлялись зубы.

– Люля, иди ко мне. Когда твоя Дашка вернется? Она надолго уехала? – Свинтус протянул свободную от бренди руку и подтащил меня к себе.

Я люблю Новый год, но не могу сказать, чтобы с детства. В большинстве случаев мы с бабой Зосей праздновали Новый год вприглядку к телевизору наших соседей, где мы и торчали, пока нас не начинали вежливо выпроваживать в свою часть «родового гнезда». Проблема была в том, что комнаты наши были смежными, так что уклониться полностью от участия во встрече Нового года получалось, только если справлять его где-нибудь в другом месте. Несколько раз я так и делала, встречала смену одного года другим в нашем городском парке культуры, и елочка там была что надо, большая, красивая и зеленая, вся в огнях. Только холодно, но этот минус я была готова пережить, ведь дома «зажигала» мама с группой лиц непрезентабельного вида. Есть такое слово – вертеп. Вот на этот самый вертеп и походило застолье в нашем «родовом гнезде». Выбитые ударом ноги двери, брошенные на грязный пол матрацы без простыней, вонючие протухшие макароны в кастрюле, наряды милиции, вызванные соседями. Программа праздника, что называется, комплексная, включает в себя скандалы и омерзительные сцены во дворе в неглиже.

К тому, что происходило в нашем доме, люди относились одновременно с терпением и омерзением. Тот факт, что среди этого безумия, пьяных криков, каких-то снующих туда-обратно людей, среди битых бутылок и окурков могут жить дети, тоже никого особенно не возмущал. Была идея лишить нашу мамашу родительских прав, однако идея эта не получила развития. Во-первых, какая-никакая, но была баба Зося, и считалось, что она может позаботиться о нас в критических случаях. А во-вторых, никому из нашего окружения не хотелось лезть в это дело, писать бумажки и обивать пороги социальных учреждений. Зачем тратить время и лишать человека того, на что ему и так наплевать. Наша дорогая мамочка вряд ли бы заметила, если бы мы перестали появляться на ее горизонте.

Только Ада Федоровна, когда встречала меня поздно вечером в коридорах школы, темнела лицом и спрашивала, ела ли я сегодня хоть что-нибудь. Но тут я делала все возможное, чтобы не породить никаких негативных мыслей в ее голове. Еще не хватало, чтобы меня из нашей элитной балетной школы перевели в какой-нибудь ужасающий интернат. Нет, Аде Федоровне о моей семейной ситуации в «родовом гнезде» знать было совершенно необязательно. Думаю, она все равно о чем-то таком догадывалась, но молчала. Только приносила мне пирожки, что само по себе было совершенно неприемлемо – подкармливать пирожками ученицу балетного класса.

Возможность решать, где именно я хочу праздновать Новый год наряду с другими праздниками, у меня появилась лишь тогда, когда я окончательно определилась с тем, чем хочу заниматься в жизни, и выбрала в качестве основной профессии профессию «экономиста любовного фронта», а иными словами, стала содержанкой. Еще до появления на горизонте экономически правильного Свинтуса у меня «выгорело» несколько успешных проектов. В моей собственности оказался некоторый капитал, обширные связи, включая знакомства с нужными людьми, в паспорте появились штампы о пересечении границ Евросоюза. Больше всего я любила праздновать Новый год в Испании. Все места, где температура новогодней ночи превосходила десять градусов по Цельсию, мне нравились невероятно. Мне нравилось кататься на велосипеде по тихим, красиво убранным улочкам, заходить в сияющие, зазывающие витринами кондитерские и кафе, я обожала сидеть с чашкой кофе, согревающей ладони, смотреть на веселых людей, поздравляющих друг друга. Мне нравилось, что я не понимала ни слова из того, что они говорят. С самого детства меня согревала мечта улететь далеко-далеко, стать птицей и больше никогда-никогда не возвращаться в родные края.

Любовь необъяснима. Она не имеет никакого смысла, никаких причин, и нет никаких шансов устоять против ее разрушительной силы. Все аргументы разума отступают, когда рядом с тобой напротив теплого каминного огня сидит и смотрит на тебя мужчина, с которым хочется остаться на всю жизнь. Кто-то считает, что рожденные в муках люди остаются одиноки до тех пор, пока не найдут свою вторую половинку – родственную душу, с которой еще до рождения были соединены невидимыми, но нерушимыми связями. Обретая друг друга, две половинки становятся одним целым, любовь делает жизнь полной смысла, и счастье уже никогда не покидает их сердец.

Я во всю эту дребедень не верю ни на грош. Наивные бредни романтиков. Никто никого никогда и ни с кем не разлучал, все прилипают друг к другу, панически боясь одиночества, и все это происходит хаотически, без всякой логики. И люди, которые настолько не подходят друг другу, что и минуты не могут провести вместе не ругаясь, эти люди женятся, рожают детей, ругаются, расходятся и заводят любовниц. Вот и вся любовь. И все-таки получается, что по дороге есть риск встретить по-настоящему хорошего человека.

– Знаешь, я ведь совсем даже и не принц. Многие к нашему брату с трепетом относятся, мол, медицина – это благородно и все такое. Но я сам не считаю, что чего-то добился. Даже наоборот, все, чего хотел, осталось где-то… далеко за бортом. Все как-то получилось неправильно. Столько каких-то бытовых вопросов. Бумажки какие-то, разнарядки сверху. Нет места для подвига, – усмехнулся Архипов.

– Так ты хотел подвиг совершить? Спасти ребенка из огня или вроде того?

– Не знаю. Может быть. – Он пожал плечами.