Приключенческий роман «Харка — сын вождя» немецкой писательницы Лизелотты Вельскопф-Генрих посвящен жизни и борьбе индейцев Северной Америки за свои права и свободу во второй половине XIX века. Это первый роман из цикла «Сыновья Большой Медведицы».
Художник:
И. Кусков
Авторизованный перевод с немецкого
А. Девеля и А. Ломана.
Лизелотта Вельскопф-Генрих
Харка — сын вождя
Загадка пещеры
Весенняя ночь была тихой и теплой. С реки, опоясывающей горный массив Блэк Хилс, поднимался туман. Он стелился над болотом, просачивался между деревьями, обволакивал утесы и рассеивал лунный свет.
Высоко на круче, прижавшись к искривленным корням дерева, притаился мальчик. Он не шевелился, и разве что дикие звери могли почуять его. Ласка, пробиравшаяся по склону, изменила свой путь, но совы продолжали носиться вокруг дерева, под которым замер мальчик. У самых его ног на землю прорывался луч луны. Пятнышко света слегка трепетало и все время меняло свои очертания.
Харка — Твердый как камень — Ночной Глаз, мальчик из племени дакота, не испытывал никакой тревоги в ночном лесу. У него был с собой нож, кроме того, в случае опасности он мог мгновенно вскарабкаться на дерево. Его не пугало одиночество и не страшили дикие звери. Его заботило сейчас совсем иное. Взгляд мальчика был прикован к словно живому пятнышку света. Здесь, на влажной лесной почве, он различил свежий след человека.
Отпечаток ноги был непривычен для острого взгляда Харки: такой широкой ступни не могло быть ни у кого из охотников его племени. К тому же след был необыкновенно глубок. Мальчик представил себе, что незнакомец, оставивший след, скользнул левой ногой по склону, а затем всей своей тяжестью навалился на правую ногу. Но и при всем этом для индейца след был слишком глубок. Очертания его также были не знакомы для Харки — Ночного Глаза. Судя по рассказам великих воинов племени, такой след мог принадлежать врагам — белым захватчикам лесов и прерий — Длинным Ножам, которых мальчик никогда еще не видел.
И этот след всего в двух часах ходьбы от стойбища рода Медведицы!
Схватка с волками
Харка вернулся в палатку отца, и никто не смог бы догадаться по лицу мальчика о его переживаниях. Мать позвала есть. Харка подсел к своему младшему брату. Сестренка сидела рядом с бабушкой. Жарившийся на огне заяц пах великолепно. Когда мясо было готово, каждый взял свой нож — даже младшая сестра и маленький брат Харки уже имели ножи. Каждый взял и по миске. Бабушка положила себе голову зайца, мать и сестренка Харки — Уинона — получили по передней лапке, а мальчики, Харка и Харбстена, — по задней. Тушка была оставлена отцу, которого не было дома и который, по обычаю племени, не ел вместе с женщинами и детьми.
После еды Харка созвал Молодых Собак и они пошли на речку, принялись нырять в холодной как лед воде.
Стало темнеть. И тут из леса появился Шонка, сын Белого Бизона. Харка, заметив его, припомнил утреннюю обиду и решил отомстить. Он спрятался за кустом, мимо которого лежал путь Шонки.
Шонка беспечно шагал по берегу. Он был широкоплеч и крепок, этот Шонка, с лица его не сходило злое недовольное выражение. Ему постоянно казалось, что и сверстники его и даже малыши относятся к нему с недостаточным уважением. Однако он не выделялся среди юношей ни в беге, ни в плавании, ни в стрельбе из лука. А Харка, который был младше Шонки, даже иногда и опережал его. Может быть, уже это вызывало у Шонки неприязненное отношение к Харке.
И вот Шонка достиг куста. Харка моментально ухватил его за ногу и дернул. Шонка перевернулся в воздухе и шлепнулся в воду. Мальчишки громкими криками и хохотом приветствовали этот полет, а Харка тем временем взобрался на низко склонившийся над водой ствол и оказался над самым глубоким местом потока. Шонка вынырнул и направился к Харке. Мальчик подпустил его на расстояние вытянутой руки, громко вскрикнул, как щука, нырнул и поплыл под водой вверх по течению.
Беззубый Бен
В тесном провале пещеры зашевелился человек. Его кожаные штаны и куртка были совершенно мокры. Он пытался карабкаться по почти вертикальному ходу. Оглушенный грохотом воды, которая клокотала всего в нескольких метрах от его головы, он только благодарил судьбу за то, что чудом уцелел, за то, что жив и дышит. Мощный поток, как щепку, протащил его по камням, и все кости у человека ныли. Ружье и нож он потерял, шляпу сбило водой, огниво подмокло. У него осталась только жалкая жизнь да мокрое платье. Один-одинешенек внутри горы, он не имел представления, как добраться до выхода.
Поток сбросил его вниз. Нечего было и думать вернуться назад тем же путем, каким он попал сюда. Оставался лишь путь по этому круто поднимающемуся ходу. Куда он ведет — неизвестно. Но это была единственная надежда, и продрогший, ослабший человек карабкался вверх.
Он не знал, день сейчас или ночь, не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он выбрался из потока, он только чувствовал, что голоден и что последние силы оставляют его.
Однако крутой подъем кончился, и двигаться стало легче. Скоро проход разделился на два, и человек не раздумывая выбрал более широкий: ведь по нему легче было продвигаться. И несмотря на то, что его ждала неизвестность, несмотря на то, что он дошел до последней степени изнеможения, он все же полз.
И когда надежда на спасение уже, казалось, была потеряна, перед его глазами замерцал слабый свет. Он закрыл глаза руками, отнял руки, снова закрыл и снова отнял: нет, это не показалось ему — настоящий свет. Он даже смог различить выступы утесов, даже разглядел свои собственные руки. И он хотел уже было броситься вперед, но ноги вдруг отказались повиноваться: это был не дневной свет, это был огонь. Огонь в пещере! Откуда в пещере огонь?
Сражение в прерии
Второй день род Медведицы двигался на юг. Ехали молча, все были поглощены своими переживаниями. Высоко в небе парил крылатый хищник. На горизонте блестели покрытые снегом вершины Скалистых гор. Харка покачивался на своем стройном пегом коне. Глаза мальчика все чаще и чаще устремлялись вперед, туда, где снова можно встретить бизона, а значит — быть сытым.
Раскаленное солнце, озарив напоследок пурпурным сиянием небо и прерию, закатилось. Резко похолодало. Женщины быстро натянули все тридцать палаток. Взрослые, мальчики и девочки моментально заснули под одеялами из мягких шкур.
Едва забрезжило утро, как на речке, что протекала рядом, были выбраны места для купанья: отдельно — для мужчин, отдельно — для женщин. Несмотря на то, что была весна, вода стояла очень низко, и плавать было невозможно. Харка отыскал местечко поглубже и позвал к себе братишку — Харбстена. Они долго плескались и обливали друг друга. Потом потерлись речным песком, а выйдя на берег, намазались медвежьим салом. Оно хорошо предохраняло кожу и от солнца, и от холода. В типи им дали по кусочку волчатины. Мясо было жесткое и невкусное, но все же лучше, чем ничего.
До отправления в путь еще оставалось немного времени. Бабушка Унчида села у очага и принялась разбирать травы, собранные по берегам речки. Харка с сестрой Уиноной подсели к бабушке, и та объясняла детям, что это за растения.
— Вот эта трава, — сказала она, — кладется на открытые раны. А вот эта хороша для затянувшихся ран.
Черный незнакомец
На следующий день дакоты продолжали переход. После ночного отдыха ослабевшим людям было тяжело подниматься в дорогу. Возбуждение битвы улеглось, радость победы осталась позади, и все сильнее давали о себе знать раны. Поврежденная нога мешала Матотаупе управлять конем. Солнечный Дождь с трудом держался на лошади. Потеря четырех воинов была серьезным уроном, и восполнить его род Медведицы мог лишь в течение нескольких лет.
Мужчины и юноши ходили в разведку и охраняли колонну, ведь разбитые пауни могли собрать соплеменников и снова совершить нападение. Но как ни страшно было нападение, еще большую опасность представлял голод, и разведчиков интересовали не только происки пауни, но и отыскивание мест, где бы можно было поохотиться.
Когда на западе уже совершенно отчетливо вырисовались контуры Скалистых гор, показалась река Северный Платт. Холодный ветер терзал травы прерий, снежные короны сверкали на далеких вершинах, но все же весна наступала и снег в горах начал таять. Мутная вода в реке прибывала с каждым часом. Шумный бурлящий поток подмывал берег, крутился воронками водоворотов у затопленных деревьев и кустов.
Хавандшита, который за свою долгую жизнь обошел чуть не всю страну, повел колонну вверх по течению, и скоро был найден брод. Здесь река становилась чуть не в два раза шире, зато скорость течения была меньше и местами из воды выступали песчаные отмели.
Матотаупа слез с коня, подозвал Харку и передал ему повод. Опираясь на копье, он вместе с Хавандшитой побрел через реку. Благополучно достигнув противоположного берега, вождь отдал приказ переправляться. Кожаные мешки с кладью уложили на шесты, подвешенные между лошадьми. Женщины осторожно переводили навьюченных коней. Когда последний воин переправился на южный берег реки, был дан приказ разбивать лагерь. Солнце стояло еще высоко в небе, и такое решение, видимо, было вызвано какими-то особыми обстоятельствами. Но не было ни вопросов, ни излишней поспешности. Женщины подобрали удобное место и принялись устанавливать типи.
Лизелотта Вельскопф-Генрих и ее книги
Со времен Фенимора Купера и Майн Рида, с начала XIX века, прогрессивные писатели мира с сочувствием относились к теснимым колонизаторами племенам индейцев. В книгах об индейцах особенно полно раскрылось дарование Купера, создавшего знаментый цикл «Кожаный чулок» («Зверобой, или Первая тропа войны», «Последний из могикан», «Следопыт, или Озеро-море», «Пионеры, или У истоков Сусквеганны», «Прерия»). На страницах увлекательных романов справедливость часто вопреки мрачной действительности одерживала верх. Светлые, добрые силы венчали книгу счастливым концом, как бы утверждая мысль о неизбежности торжества правды, победы добра над злом. Следует заметить, что отдельные моменты кровопролитной борьбы не только в книгах завершались победами индейцев. Например, в битве при Литл-Биг-Хорне, одном из последних крупных сражений, несколько индейских племен под водительством известного жреца и вождя Татанки-Йотанки (Ситтинга Булла) наголову разбили большой военный отряд генерала Кустера.
[3]
Однако плохо вооруженным, разрозненным мелким племенам трудно было противостоять хорошо вооруженной массе американских колонизаторов: мужественный народ неуклонно, планомерно оттеснялся с благодатных земель своих предков в малоплодородные гористые и пустынные области североамериканского континента. Люди гибли в неравных боях, замерзали в снегах, умирали от голода и болезней.
К концу XIX века литература становится более зависимой от денежного мешка и все чаще изображает индейцев кровожадными дикарями, только и ищущими случая пустить свою злодейскую стрелу в белого человека. К началу XX века число «индейских романов» с таким отражением событий увеличивается, а с развитием кинематографа стали фабриковаться и «вестерны», где по-рыцарски благородные ковбои и скауты одерживают верх над «грязными», «злонамеренными» индейцами. Подобного рода произведения об индейцах способствовали тому, что слово «скаут» — разведчик — стало синонимом благородного борца за справедливость, и возникшие в начале века во многих странах детские военизированные организации присваивали своим членам «звание» скаутов: бойскаутов — мальчикам, гёлскаутов — девочкам. Молодчики из вестернов и «индейских романов» стали образцами для подрастающего поколения, воспитываемого в духе насилия, в духе превосходства белой расы.
Лизелотта Вельскопф-Генрих одна из очень немногих писателей, которая еще в двадцатые годы задумала и начала писать необычную для своего времени, правдивую книгу об индейцах. В своем реалистическом романе для юношества она хотела рассказать о судьбах индейцев племени дакота.
К решению этой задачи писательница пришла не случайно. Как и все дети своего времени, она увлекалась приключенческими книгами об индейцах. Отец обратил внимание на интерес дочери к низкосортному чтиву. Это обеспокоило его — высокообразованного, воспитанного на гуманистических принципах человека. Он постарался приобщить дочь к более серьезной и даже научной литературе об индейцах; взял на себя труд объяснять девочке истинный смысл появляющихся время от времени статей и сообщений в газетах и журналах, касающихся индейской проблемы. Увлечение приключенческими романами очень рано превратилось у Лизелотты в серьезный, глубокий интерес к жизни и борьбе самобытного обездоленного народа. Одиннадцатилетняя девочка, потрясенная подавлением восстания индейцев в Мексике, даже обращается с письмом к президенту этой страны и просит его не карать жестоко восставших, просит предоставить им возможность жить и работать… Уже в четырнадцать лет Лизелотта твердо решила стать писательницей, и интерес к судьбе индейцев не оставляет ее. Совсем юной девушкой она делает первые наброски своей будущей книги об индейцах. «Но прошло много времени, прежде чем осуществилась моя мечта, — говорила Лизелотта Вельскопф-Генрих много лет спустя, обращаясь к советским читателям по радио. — Я и не подозревала, что на моем пути встанут две мировые войны, инфляция, безработица и фашизм. Наконец, когда я совсем перестала думать о своих стремлениях, они неожиданно осуществились. Я уже почти забыла, кем хотела стать. Мне пришлось жить в то время, когда фашизм душил народы, и я не могла спокойно смотреть на это. Я стала помогать военнопленным и узникам в концентрационных лагерях. Это приходилось делать тайно: за это приговаривали к смерти, но я не могла поступить иначе».
Лизелотта Вельскопф-Генрих родилась в 1901 году в Мюнхене в семье юриста-демократа. В 1907 году семья переехала в Штутгарт, а в 1913 году — в Берлин. Родители развивали способности девочки, поддерживали ее интересы. В двенадцать лет она читала философские работы Шиллера, а с четырнадцати — Фукидида, сначала на немецком, а потом, с поступлением в классическую гимназию, и на языке подлинника — на греческом.